Илья Тарасов: Десятки тысяч сел и деревень исчезли с лица России за последние 30 лет. Основные причины, из-за которых люди уезжают: безработица, отсутствие больниц и школ. – А здесь вот совсем заросшие турники, где мы с ребятами после школы постоянно играли, здесь бесились, висели на них. Илья Тарасов: Герои нашей программы не польстились на городские удобства, остались верны своей малой, пусть и неуютной Родине. Юрий Шашников: Мы здесь живем, и мы не собираемся сбегать никуда. Илья Тарасов: Они просто живут, любят, растят детей, занимаются хозяйством. Василий Смирнов: Несмотря ни на что, в общем-то, жизнь цепляется. Цепляется за жизнь. Илья Тарасов: Село Учма Ярославской области в прошлом монастырская слобода, которая в советское время была уничтожена богоборцами. В период строительства Рыбинского водохранилища попала в зону затопления, но фундамент разрушенных храмов образовал каменную косу, она стала непреодолимой преградой для поднявшейся воды, и село выжило. В 1990-е годы Учма вновь оказалась на грани вымирания. Режиссеры-документалисты Марина Труш и Владимир Самородов сняли фильм о людях, которые не ушли из Учмы. Почему они там остались и есть ли у них будущее? Голос девочки за кадром: Преподобный Кассиан давал всем добрые советы и наставления, благодаря чему приобрел к себе такое расположение и любовь, что все стали умолять его не уходить отсюда. «Не уходи отсюда» – почему такое название у фильма? Марина Труш: Вообще вот эта фраза «Не уходи отсюда» – это фраза из жития Кассиана Учемского. Там ему было видение, ему было сказано, когда он путешествовал с другими монахами по Волге, когда ехал к своему другу как раз, князю Андрею, в Углич. Он уснул, и ему вот было видение, ему сказано было: «Не уходи отсюда, оставайся здесь, ты должен основать здесь монастырь. И служи здесь». Он остался. Был построен прекрасный храм, фотографии его только остались, потому что в 1930-х годах он благополучно, во времена богоборчества нашего, как говорится, разрушен. Сначала его разбирали просто так, потом залезли местные разбирать колокольню на колокольню, колокольня обвалилась, и они там погибли под этой колокольней. Вот и было принято решение вообще все разрушить, взорвать. Василий Смирнов: В 1937 году взорвали церковь Рождества Иоанна Предтечи, ГУЛ ГУЛАГ купил у Иоанна кирпич, когда там жили заключенные, там же был лагерь ГУЛ ГУЛАГа. А здесь решетка от взорванной церкви Иоанна Предтечи. Одни пытались что-то сохранить, другие вот так вот, идя мимо, стреляли по главкам. Вот эта расстреляна главка. Марина Труш: От монастыря, вот если вы приедете в Учму, там ничего не осталось. Единственное, что осталось, вот благодаря местному жителю, нашему герою Василию Егоровичу Смирнову, он построил на месте монастыря, именно на месте, где упокоились мощи святого Кассиана Учемского, он построил часовню. И когда мы сначала с ним познакомились, начали спрашивать: «А почему, а зачем?», он говорит: «Я это сделал, чтобы люди не забыли». Это было процветающее село рыболовецкое, там же это Волга, там у них музей. Это нужно, на самом деле, побывать в этом музее обязательно, если кто будет там на Волге, заехать в Учму. Музей замечательный, который, кстати, Василий Егорович сам и организовал, основал. Так там, вот как раз в музее, показано, какие уловы были, какие-то тонны этих осетров вылавливали, там такая была, в основном, рыболовецкая артель. Потом она, кстати, преобразовалась в советские времена в колхоз рыболовецкий, тоже процветающий, в общем-то, был. В общем-то, люди, вспоминая даже советские времена тамошние с большой ностальгией, с удовольствием, с сожалением, что все это закончилось, потому что была работа, была жизнь активная, были клубы, были школы. – А в этом здании учились старшие классы, в той стороне была площадке, которую выкашивали. Мы там занимались физкультурой, ездили зимой на лыжах. А здесь вот совсем заросшие турники, где мы с ребятами после школы постоянно играли, здесь бесились, висели на них. Очень грустно, что сейчас это стоит все ржавое совсем, никто этим не пользуется. Школу закрыли в 2014 году, и с этим уже ничего не поделать. Марина Труш: Сейчас 15 человек зимуют, о чем печется, о чем печалится наш герой, Василий Егорович, что земля-то опустела. Земля, если он и такие же энтузиасты не будут оставаться там, то она просто зарастет бурьяном, и все усилия наших предков, которые отвоевывали эту землю, облагораживали ее, обустраивали, все эти усилия пойдут прахом. И я уже не говорю про то, что люди потеряли работу, люди уехали в города, и многие не приспособились там, а многие просто остались, стали спиваться, и как раз в фильме об этом идет речь. У нас девочка-героиня, приемная дочь наших героев, у нее родители погибли, умерли от алкоголизма там, в этой деревне, потому что они не уехали. Василий Смирнов: Когда начались вот эти Горбачевские реформы и Ельцинские, колхозы разогнали, люди растерялись, потому что не знали, что делать. Многие спиваться стали. Ну, я несколько раз слышал от горожан, наверное, от тех же бывших деревенских людей, которые говорили, что «вообще в деревне остались одни дураки и пьяницы». Но получается так, что часто в деревне пили, когда не было работы, люди не знали, что будет завтра. Илья Тарасов: Вот про Василия, про него пару слов расскажите. Владимир Самородов: Василий – это местная знаменитость, он, конечно, играет ключевую роль и в самой Учме, и в нашем фильме то же самое. Он был родоначальник и зачинатель этого музея, который он создал. И получилось, что в самой деревне на месте этого музея, оно получилось как место такой силы, все там почему-то собираются, периодически там какие-то происходят то спектакли, то какие-то праздники деревенские, то еще что-то. И вот он, вот этот музей как бы всех объединяет. Марина Труш: Василий обрел не только дело жизни, благодаря этому, но и свою семью замечательную, и свою супругу, свою половину. Супруга Владимира Самородова: Я, получилось так, что москвичка, неполноценная москвичка в третьем поколении. И, конечно, я не предполагала, что я все брошу, удачную для меня удобную работу, вполне себе оплачиваемую, и возьму все там оставлю в городе и перееду в деревню. Мы были на экскурсии, и еще тогда он нас поразил своей целостностью натуры и тем, что фактически в одиночку он пытается сохранить целый мир. Вот так получилось, что у нас теперь двое приемных детей, и при этом мы не то, чтобы их искали, они на нас сами свалились. И вот у нас теперь внучка родилась, как-то все это движется дальше. Владимир Самородов: Несмотря ни на что, в общем-то, жизнь цепляется. Цепляется за жизнь. И здесь не пустое место остается. Илья Тарасов: Как вы думаете, через 5-6 лет что с этой деревней будет? Марина Труш: Вы спрашиваете, что будет через пять лет. Мы не знаем. А вот то, что случилось через три года, вот буквально сейчас. Вот мы сделали как бы продолжение этого фильма, вторую часть. Фильм называется «Будем жить здесь». Из него зритель как раз увидит, кто там еще живет, кроме Василия, чем они живут, эти люди, зачем они приехали в эту деревню, что они хотят для себя в этой жизни ощутить, узнать, почерпнуть. В общем, почему они живут в этой деревне. Что будет дальше, конечно же, мы надеемся, что там все будет хорошо. Потому что люди настроены там жить. – Люди до сих пор не забывают о Кассиане. В память о преподобном поставлены часовня и крест. И жизнь в Учме продолжается. Илья Тарасов: В 1930-х годах прошлого века в СССР стала интенсивна развиваться промышленность, которая нуждалась в энергоснабжении. Было принято решение о строительстве новой гидроэлектростанции на Волге и ее притоках. Для этого создали искусственное водохранилище, из-за которого множество старинных городов и деревень оказались под водой. Среди них было и село Крохино. Сейчас на его месте стоит единственная уцелевшая после затопления постройка – храм Рождества Христова. У нас в гостях Анор Тукаева, инициатор и руководитель проекта по сохранению и возрождению Крохино. Сколько лет ты занимаешься Крохино? Анор Тукаева: Двенадцать. Илья Тарасов: Двенадцать. Изначально шла речь о восстановлении, да? Но потом уже это все переросло в конкретно консервацию и образ такой памятника. Анор Тукаева: Есть какие-то шаблонные штуки, что если здание разрушено, значит надо его восстановить. Когда я говорила о восстановлении, мне там было 24 года, и это такой максимализм. Но когда ты осознаешь пространство, когда ты думаешь о перспективах, понятно, что если нет жизни, если нет потенциально большого или хотя бы какого-то прихода, не будет жить. Там полностью восстановленный храм, но он там не нужен. Илья Тарасов: Да. Анор Тукаева: А вот памятник, он очень важен. И, учитывая, что это все-таки такой последний сохранившийся затопленный храм, он нужен не только для конкретно той территории. Он ту территорию, безусловно, будет преображать. Преображать-то будет преображать, но он важен, наверное, для всей страны. Илья Тарасов: Вы сняли фильм. Сама идея когда, как появилась? Анор Тукаева: Сначала это был такой интерес прагматичный, нам интересно было найти фотографии до затопления. Может быть, из домашних архивов. И первая реакция, с которой мы столкнулись, это длилось достаточно длительный период, все говорили: «Мы ничего не помним, мы ничего не знаем, и вообще не надо об этом говорить». Было очевидно, что это неправда, потому что невозможно ничего не помнить о... Илья Тарасов: Том месте, где ты жил. Анор Тукаева: О том месте, где ты жил, об объекте, который в десять раз был выше любой избы. То есть, он настолько отличался на этой достаточно равнинной местности, он выделялся, и он не мог быть незамеченным, даже если ты там был вне религии. Это не имеет значения, это просто была некая выдающаяся точка ландшафта, и не замечать ее было невозможно. Спустя получается пять лет у нас появилась Елена Александровна, она одна из героинь этого фильма, и она сказала: «Давайте я буду собирать воспоминания переселенцев». А поскольку она была и местным жителем, и в возрасте в другом, ей с гораздо большей охотой люди открывались. Голоса за кадром: Раньше покойников в церкви отпевали. Папа хоть не очень верующий был, возили его в... 1937 год она еще была действующая. Перед войной там, где клуб был... Танцы в церкви были. А потом уже в церкви сделали колхозный не знаю чего: лен мяли, овес молотили. Мы бывали в церкви, вот когда я училась в школе, мы собирали колоски, ученики. По полям ходили, собирали колоски, и эти колоски вот молотили в церкви. Там разваливали, сушили, а потом обмолачивали и куда там зерно... Телята стояли там в церкви, в алтаре бык стоял. Я только помню, как мимо ее все время ездили на лодке, да и так ходили. Там в этой церкви была конюшня. Илья Тарасов: Сейчас больше, наверное, вы даже как еще и образовательный проект работаете. Анор Тукаева: Ну, многозадачность и вот это вот мультисмысловое значение этого объекта, оно мне как-то интуитивно было понятно с самого начала. Так я и сама к нему пришла именно потому что я, во-первых, ничего не знала о затоплении. Тут я случайно смотрю документальное кино, «Русская Атлантида» называется, небольшой такой документальный фильм, и для меня это такой шок. Для меня это просто был огромный вопрос: «Как так получилось, что мы ничего не проходили об этом в школе?» Это же просто такая масштабная тема, и да, если уйдут все эти объекты, большинство тех, которые располагались в Рыбинском водохранилище, уже ушли. То есть в 1970-1980-е руины, которые стояли в воде, а это очень агрессивная среда, волны постоянные, а по весне это еще и ледоход, который врезается в стены, подтачивает их, и они через какое-то время рушатся. Что, собственно, с Крохинским храмом происходило много десятилетий, пока не начались работы противоаварийные. – Надо законсервировать объект, то что вокруг соорудили дамбу – это для того, чтобы волны не разрушали стены, потому что вода – главный разрушитель церкви. – А потом здесь красота, это невозможно передать, это какая-то внутренняя энергия, которая завораживает. – Здесь все как бы соединяется: здесь и архитектура гибнущая, здесь и затопленная церковь на острове, здесь и люди удивительные, которым не все равно, здесь инженерный проект, который поражает, на самом деле. Илья Тарасов: И сейчас что из себя представляет вообще проект? Анор Тукаева: Мы приступаем сейчас к этапу возведения конструкционного каркаса, по крайней мере, проектирование идет в эту сторону. И решение с укреплением фундаментов. Это такая отдельная большая тема, но, помимо этого, мы хотим сделать такие вещи, которые немножко изменят облик, визуальный облик, восприятие. В этом году мы хотим сделать большие такие буквы на берегу, на пляже, позади получается храма «Крохино», чтобы видели проплывающие суда, чтобы у этого места появилось имя. Просто вот вернуть это имя, потому что затопленная церковь, эта куча каких-то... Илья Тарасов: Да-да-да, это сложно, в Крохино проплывал, да, знаю. Анор Тукаева: Да, вот прямо чтобы это отпечаталось, вот Крохино. Мне кажется, эта штука имеет какой-то сакральный смысл. То есть, когда вернется имя, мне кажется, что это повлечет какую-то вот новую волну интереса и место, я думаю, тоже какую-то отдачу даст. Там мы уже построили небольшой городок для волонтеров, там есть такие бытовки, в этом году мы хотим делать там летнюю кухню. В общем, место оживает, это чувствуется. Раньше на призывы приехать волонтерами откликались люди, которые прямо точно шли затем, зачем шли. Их не пугали вот эти вот совершенно некомфортные бытовые условия, потому что мы практически там со стихией получается... Илья Тарасов: Боролись. Анор Тукаева: Ну, мы просто вынуждены были с ней сожительствовать, с этой стихией, потому что под открытым небом там негде укрыться. Значит, если что, значит ты в шторм попадаешь, если ливень, ну и т.д. А сейчас приезжает больше людей за впечатлениями. И это здорово, и это хорошо, потому что, в конечном итоге, волонтерские работы когда-нибудь будут завершены, а важно, чтобы место жило, и чтобы люди приезжали за этой энергетикой, которая там есть, за этими знаниями, за этими эмоциями, впечатлениями. Илья Тарасов: Тебя как то место изменило? Анор Тукаева: Очень серьезно изменило, безусловно. То есть, для меня это вообще какая-то поворотная точка была в жизни. Ну вот, я туда приехала, 24 года мне исполнилось. И все, я поменяла профессию. У меня появились совершенно другие ценности, я поняла вообще, зачем жить. Илья Тарасов: И зачем же? Анор Тукаева: Затем, чтобы созидать. Затем, чтобы сохранять, восстанавливать. – Кстати говоря, на фотографиях церковь вообще не производит абсолютно никакого впечатления, то есть, когда здесь оказываешься, очень хочется еще приехать... – Когда совсем вот отчаяние какое-то наступает или какой-то тупик, я вот все время... Вот этот образ светлого храма, вот он у меня всплывает, и когда я сама себе задаю вопрос: «Ну что, можешь ли ты опустить руки и все бросить?», и я вспоминаю вот это вот видение, светлый храм, я понимаю, что это невозможно бросить, потому что невозможно никогда. Просто так надо, и все. – Мне кажется, он просто корабль, причем он плывет ровно на восток. – Главное – это, пожалуй, действительно, любовь к Русскому Северу и желание сохранить память. Я точно еще раз сюда приеду. Корреспондент: Юрий Шашников – коренной москвич, в село Аксиньино Тульской области переехал 15 лет назад вместе с женой Татьяной. Супруги решили: «Столица слишком беспокойная для жизни пенсионеров». Юрий Шашников: Ну, мы сразу решили – никаких дачных поселков, деревня, в какую-нибудь деревню. Деревня – это всегда намоленное место, все. И мы объехали наполовину Калужскую область, юг Московской области, север Тульской области. И вот только по карте увидели, что тут какая-то лужа, написано: «Аксиньино». «Давай съездим?» «Давай!» И вот мы переезжаем через плотину, видим вот это все. Корреспондент: Заворожила Шашниковых фигура архангела Михаила на куполе местного заброшенного храма. Он как будто парит над селом. Юрий Шашников: Сразу мы узнали, что дом продается. И мы ничего больше не искали. Корреспондент: Купили небольшой бревенчатый дом, отделали его в современном стиле, провели все удобства. Юрий Шашников: Вот котел, а это этот... Корреспондент: Уголь? Юрий Шашников: Торф. Мой друг, одноклассник, он говорит: «Ты, – говорит, – здесь не выживешь. Ты на второй год сбежишь». Вот я уже пятнадцатый год, мы здесь живем, и мы не собираемся сбегать никуда. Корреспондент: Оказалось, в селе ничего нет: ни медицинского пункта, ни уличного света. Клуб в аварийном состоянии, дорога в колдобинах. Юрий Шашников: Здесь была ужасная дорога, просто ужасная. К нам отказывались ехать даже машины с продовольствием. Корреспондент: Юрий стал активно участвовать в жизни села, сделал творческий кружок для местной детворы, с ними готовил концерты к праздникам. Односельчане оценили инициативу пенсионера, назначили зав. клубом, а через полгода избрали старостой Аксиньино. Юрий Шашников: По центру освещение сделано, сейчас освещение идет по улицам уже. Построили новый фельдшерско-акушерский пункт. В этом году у нас будет интернет, уже вот подвели столбы, вот здесь интернет. И газ – это мечта, это все спят и видят, когда же у нас, наконец, будет газ. Надежда Полукарова: Есть, к кому обратиться людям. Сначала староста, а староста уже дальше все это передает. И как бы люди считают себя хоть чуть-чуть защищенными. Корреспондент: Сейчас жители села вместе с волонтерами восстанавливают тот самый разрушенный храм, с архангелом на куполе. Этот храмовый комплекс – уникальное произведение зодчества в стиле классицизм. Двухъярусная колокольня и церковь Спаса Нерукотворного образа были построены в XIX веке. Отец Дмитрий: Там – летний храм, здесь был зимний храм. Вот он в самом таком плачевном состоянии, сейчас устанавливаем леса, потому что свод, кирпичи падают просто на голову. Корреспондент: Отец Дмитрий первым забил тревогу, увидел храм, когда был проездом в Аксиньино. И, как говорит сам, «прилип к нему душой». Отец Дмитрий: Раз приехал – кто-то полы вот тут, железная плиточка была, кто-то ее унес наполовину. В следующий раз еще половину. Белый камень унесли. Новые двери поставили, решетку вынесли. То есть, здесь, в общем, храм потихонечку приходил в упадок. Очень возникло большое желание спасти вот этот древний храм, тем более, он связан с семейством Давыдовых, героев войны 1812 года. Он был закрыт и разрушен, разграблен во время Хрущевских гонений. Корреспондент: С помощью отца Дмитрия храм присоединили к Тульской епархии. На ремонтные работы денег не было. Дела сдвинулись с места в 2016 году, когда исторический объект взял под опеку фонд «Белый ирис» и открыл сбор средств на его сохранение. Наталья Внукова: Выяснили, что всего два таких храма в нашей стране. Один наш – Коленопреклоненного Архангела Михаила, и второй в Санкт-Петербурге, где тоже храм венчает архангел. Приезжали сюда более 30 раз волонтеры из разных регионов, проводили субботники, убирали территорию, в том числе, на крыше здания выпиливали профессиональные волонтеры деревья, потому что растущие в кладке деревья, они разрушают ее. Корреспондент: Ольга, какие сейчас работы проходят по строительству, по восстановлению? Ольга Рыжко: Мы приступили, как раз, к монтажу деревянных конструкций. Над западной и восточной частями будет сделана временная скатная кровля для того, чтобы не допустить как раз разрушения конструкции сводчатой, которая сейчас находится в оголенном состоянии, а также в некоторых местах она просто проломана. То есть, тем самым мы защитим от попадания осадков, от какого-то дальнейшего разрушения. Сам Архангел Михаил – уникальный такой у нас располагается на куполе, он также будет помещен в такой деревянный короб, то есть, он не будет демонтироваться, он просто будет защищен деревянным коробом из досок, для того, чтобы также его сохранить, и впоследствии уже осуществлять реставрационные работы. Корреспондент: Снаружи и внутри храма установили леса, в дальнейшем исторический объект ждут научно-исследовательские работы, и только после них начнется реставрация. Ольга Рыжко: Очень хорошо, что сохранились элементы деревянной резьбы. Когда будут производиться исследования и обмеры подробные, каждый элемент будет зафиксирован, и, на основании вот этой подробной фиксации будут сделаны декомпоновки резчиками. Потом это будет производиться золочение и т.д. Корреспондент: В конце прошлого лета в храме случилось чудо. Юрий Шашников: Зашли, не было... Крылья! Кто-то принес. Значит, кто-то из селян принес, нашел осколки этих крыльев и принес. – Крылья от того архангела, который на крыше. Корреспондент: Да вы что! Юрий Шашников: Да-да-да, они сейчас в сельсовете. – То есть, крыльев у него нет, они там по разным версиям: то немцы отстрелили, то нехорошие наши богоборцы. Но, тем не менее, осколки крыльев мы нашли, мы теперь знаем, как они выглядят. Корреспондент: Вот те самые обломки крыльев, сейчас они бережно хранятся в сельсовете и ждут своего часа. Помочь храму можно на сайте фонда «Белый ирис», там же вы найдете информацию и о других проектах фонда. Илья Тарасов: Режиссер-документалист Татьяна Соболева три года снимала историю русской женщины, которая после многих лет жизни в Канаде вернулась в родное село в Рязанской области, чтобы обустроить его на заграничный лад. Чего смогла добиться героиня, главная интрига фильма «Русский путь». Левина Наталья: Мой папа, он родом из этой деревни и очень любил это место. И приезжал сюда при первой возможности всегда, и мама тоже. У меня какое-то было чувство, что в память о них нужно что-то сделать для этого места, которое они так любили и мне любовь тоже оставили. Я вот одна ничего сделать не могу. Поэтому, если вы хотите, чтобы была новая дорога, то распишитесь, пожалуйста. Отлично, спасибо, вдруг что-нибудь получится. И на субботник обязательно, ой, то есть, не на субботник, а на собрание приходите, но на субботник тоже, хорошо? До свидания. – Потом, я сейчас уезжаю. Левина Наталья: Нет, не уходите, сейчас расписаться. А потом не будет, я письмо должна отослать. Проработала 13 лет заграницей, у меня была уже постоянная ставка в университете, но я просто поняла, что я хочу уехать. Вот я не понимала, зачем мне оставаться просто в Канаде. И я, ну да, вернулась в Россию. Здесь какой-то вот простор, и ты вот просто ощущаешь, что ты как будто бы принадлежишь этой земле. Здравствуйте, здравствуйте. Людмила: Здравствуйте. Опрос чего? Левина Наталья: Меня зовут Наталья, а вас? Людмила: Людмила. Левина Наталья: Очень приятно. А это мы просто всем оставляем бумагу, что в мае будет собрание. Людмила: Седьмого числа что будем рассматривать? Левина Наталья: В основном, это мусор. Во-вторых, дорога. В-третьих, субботники хотя бы раз в месяц какие-то регулярные чтобы устраивать... Илья Тарасов: 99 людей из 100, когда будут смотреть фильм и услышат, как и я услышал, что она приехала из Канады, думают, что она совершила большую ошибку в своей жизни. Я не говорю за всех, но большинство подумают так. А вы как думаете? Татьяна Соболева: Ну, нет, не соглашусь. Вообще, для меня это тоже было такой, знаете, неожиданностью... Илья Тарасов: Что?! Татьяна Соболева: Да, когда я увидела – человек вернулся, что, почему, как, зачем. Для меня это был такой эксперимент. Я решила следовать за Наташей, посмотреть, чем закончится эксперимент по внедрению такой модели, канадского опыта, другого подхода. Вот она ученый, я думаю: «Как интересно, возможно, это такой эксперимент у Наташи, надо вот мне тоже понять, чем это кончится. Вот для себя лично ответить на этот вопрос, вот возможно-невозможно». Деятельность Наташи так широка и обширна, у нее там четыре направления деятельности: дорога, медпункт, мусор, лес. И все эти четыре направления едут на протяжении трех лет. То есть, это оказалась такая сложная структура – следить за всей историей во всех четырех направлениях и не потеряться. Зрителю не потерять внимание, не запутаться в деталях, и чтобы это было легко, просто, понятно и интересно. Илья Тарасов: Русская деревня, это Рязанская область, насколько я понимаю. Татьяна Соболева: Да. Илья Тарасов: Все, как обычно: лес пилится, вывозится, дороги нет, везде лужи, свалки на каждом углу, и, естественно, с медициной. Вот все проблемы России сошлись в этой деревне. Она приехала и решила, захотела решить все проблемы. Как жители-то к этому отнеслись? Вот, судя по мужчине, который закрыл калитку и ушел, не все восприняли эту идею... Татьяна Соболева: Положительно. Илья Тарасов: Да, положительно. Татьяна Соболева: Наташа, она другая, а вот местные жители – это мы, это я, ну вот, мы все, живущие в этой реальности. Ну, конечно, люди хотят и дорогу, и медпункт, и т.д. Но, при этом, постепенно начинаешь понимать, сначала думаешь, в процессе фильма, что проблемы, они какие-то... Что-то мешает состояться этому всему, вот надо поднапрячься, все будет. Потом смотришь, думаешь, может, и в нас проблема. То есть, вот хочется, чтобы это делалось, но лучше, чтобы кто-то другой это делал. Потому что Наталья – это... Я выяснила, что это большая работа, это ежедневные письма, звонки, то есть, это чудовищное количество времени, которое человек готов посвящать на общее благо. А у нас как водится, нет, так прекрасные жители, но как водится, это наше такое, мы готовы даже собраться и что-то такое сказать, но чтобы каждый день да письма, да вот методично. Илья Тарасов: Есть как раз моменты, которые отлично эту историю иллюстрируют. Давайте вот глянем. Татьяна Соболева: Давайте. Марина: Значит, вопрос: будет ли летом контейнер. Ну что все молчите? Вы что, пришли молчать? – Конечно, будет. Марина: Будет. Сразу второй вопрос: кто собирает деньги? – Кто собирал, тот и пусть собирает. Марина: Нет, все отказались. – Очень хорошо собирали. Марина: Или мы сейчас решаем кто, или все расходимся, вы тут остаетесь и решаете все сами. Мы вас уговаривать как в прошлом году, не будем. – Значит, вы, мы, вы такие же как и мы. Марина: Ну вот и решайте, раз вы такие же как и мы. А что нам больше всех надо что ли? – Конечно. Марина: Почему? Вы оплатите? Мы у вас на зарплате? – Ну, вы главные у нас. Марина: Ха-ха. – Мы доверяем, да вы что. – Выслушайте. Я против, чтобы моя жена занималась. Против. Она вообще курит. Может и я, да, но не важно. Важно то, что на полгода сдал и забыл. Да нет, с других вот трясти надо. – Поднимайте руку, кто готов собирать деньги. – Должны быть старшие. – Давайте все отдадим, чтобы... – Ну-ка, быстро, кто будет собирать? Татьяна Соболева: Да, сложно. Но хорошо, Наташа нашла единомышленников. Там же вот сейчас выступала прекрасная Марина, такая великолепный просто человек, который во всем ее поддерживала, и Оксана, медсестра, собственно, местная. У них такой кружок активистов. Вот Николай тоже, муж Марины. Это собственно, тот костяк, конечно, Наталья одна бы совсем ничего не могла, потому что важно всегда находить единомышленников. Ну вот да, и вот смотришь, эта деревня такой микрокосм, собственно, нашего общества, не важно, в этой деревне ты живешь, в другой, в большой деревне. Илья Тарасов: России. Татьяна Соболева: Да. Вот как мы мыслим, как мы думаем, готовы ли мы там что-то поработать. Илья Тарасов: А, в итоге, мы хотим, чтобы за нас все решали, кто-то все сделал. Татьяна Соболева: Да. Увы и ах! Илья Тарасов: Так это и есть русский путь? Татьяна Соболева: Это вопрос! Я думаю, для каждого зрителя. Почему русский путь еще, потому что Наташа приносит канадский метод, ну так я его назвала, конечно, для себя, она цитирует канадскую пословицу, что «смазывают только скрипящую дверь», что если скрипеть, о проблемах говорить, то вот они разрешатся. Я думаю, как вот, у нас все-таки свой особый путь, как вот он трансформируется, канадский принцип на русском пути, и во что он упрется, например. Илья Тарасов: Мне всегда казалось, что особый путь – это отговорка. Татьяна Соболева: Ну вот, и интересно, думаю: «Ну какой у нас? Ну почему, есть вот принцип, вот люди приносят. Но у нас что, особый какой-то путь, вот где он, давайте посмотрим. Давайте пройдем вместе с героиней, посмотрим, какой наш путь, где он». Это интересное исследование и очень даже позитивное, причем людям не нравится и Марина с большим чувством юмора, с иронией, как, собственно, и героиня. Поэтому это делает увлекательным это путешествие. Илья Тарасов: А жители поменялись за три года? Татьяна Соболева: Я думаю, да, конечно, наверное, не каждый, но вообще такая работа, наверное, не проходит бесследно, потому что три года вода камень точит. Что-то, конечно, в людях сдвинулось. При этом, я не утверждают, что изначально люди в какой-то неправильной позиции. Люди живут в своих условиях, люди, я говорю, и мы, да, там я, любой человек, живет в своих условиях, в среде, которая ему как-то диктует или определяет и показывает ему: «Вот так сделаешь – будет хуже». И человек уже как-то вынужден принимать условия игры. Но, конечно, Наташа своими действиями, она как-то подвинула, как-то немножко изменила понимание, отношение. Потом, мне кажется, важно, когда человек сделал в деревне это, то, и медпункт. Надо сказать, что Наталья, я сейчас понимаю, она все-таки и меценат, потому что, в силу некоторых причин, медпункт ей пришлось построить на свои собственные сбережения, а это вообще очень большие вложения. Просто человек принял решение, что если он не может реализовать другими путями, а уже взялся за это дело, то он должен его довести... Она все время говорит: «Ну как же, я уже это сказала людям, обещала». – Частное лицо, физлицо, Левина Наталья Николаевна, передает по договору пожертвования ... , то есть акушерский пункт, построенный ей лично в деревне Норино. А одаряемый принимает его в оперативное управление. Право оперативного управления одаряемого, право госсобственности на передаваемый объект подлежит государственной регистрации. То есть, смотрите, тогда мы берем три договора, выписку подкладываем, на основании чего. Все, больше ничего не нужно? Левина Наталья: Я им послала просто «рыбу» этого договора, они туда вставили несколько слов, но, в принципе, они ничего не изменили по сути. То есть, сейчас я понимаю, что они туда должны были вставить совершенно другие слова, из-за чего сейчас идет вся эта разборка. Да, не так-то легко подарить что-либо Российской Федерации. И хочешь, а вот практически невозможно. Еще хотели налог у меня 23 тысячи взять. У меня осталось только на карточке моя сэкономленная пенсия 21 тысяча. – Начало-то хорошее, лишь бы это все дальше развивалось. Левина Наталья: Может, и будет развиваться дальше. – Понимаете, когда уходит в другие руки, передается объект... Левина Наталья: Неизвестно, что они с ним сделают. – Удаленность. И сюда меньше всего информации доходит, и денежных средств, и лекарств может меньше быть. Кто его знает, что. Левина Наталья: Нет, ну сейчас-то вот все-таки Оксане зарплату платят, слава Богу, электричество оплачивают, а больше и ничего не надо. Илья Тарасов: А отношение к ней какое? Как к иностранному гражданину или, все-таки, как к русскому? Татьяна Соболева: Для меня она человек другого менталитета, и поэтому, я думаю, смешанное такое отношение, как Марина в фильме говорит, что «Наташе нужно, вот я ей сказала, года три ты поживешь, не выезжая, вот тогда ты поймешь, что здесь и как работает». То есть, конечно, люди к ней... Конечно, она русская, но, я думаю, так, да. Илья Тарасов: Она вот пожила три года, она поняла, как все работает? Татьяна Соболева: Да, стала понимать, как все работает здесь по-другому. Да. С ней произошли определенные открытия по тому, как устроено, что вот не все так происходит. У людей произошли открытия, что невзирая на можно, можно что-то делать. То есть, все поменялись. К концу фильма поменялись все: и да, конечно, и жители, и Наталья. Левина Наталья: Вовочка, привет, мой дорогой. Жилетка? Да ты что, то есть, они сохранили его? Oh, did you just keep it for all those years? – Yes, they kept it all these years. Левина Наталья: Oh, It`s amazing... Привет. Выглядит как один прямо какой-то из толстяков. Да, он не понимает, почему меня нет, да, Лев. Ok, yes, I wish you all the best. Ок, пока, мой любимый, пока-пока-пока! Можно было бы, конечно, подлиннее повесить, но ведь украдут прямо в эту же ночь, небось. Также как вот два года назад. Михаил Михайлович повесил и вывел прямо специально шнур, чтобы розеточку можно было втыкать снаружи, вот и всю сняли. А больше ни у кого огоньков даже в деревне нет. Может быть, посмотрят и у себя тоже зажгут. Татьяна Соболева: Это не такое кино, знаете, фестивально-европейское, ах, в Европе показали. Мне кажется, это прямо российское кино. Илья Тарасов: Друзья, это не кино про унылую российскую деревню и про то, как все у нас плохо. Это кино, наоборот, светлое, доброе, с проблемами определенными, на которые это кино указывает, но, посмотрев его, у вас не возникнет ощущение того, что: «Тьфу!» и взять бутылку. Здесь все наоборот, все про другое. У вас возникнет, скорее всего, желание: «Тьфу!» и вот эту бутылку поднять, засунуть ее в мусорный мешок и выбросить. В современном мире мало снять хорошее кино, нужно еще очень сильно постараться, чтобы это кино увидели люди. Вот, собственно, мы здесь этим и занимаемся, стараемся, чтобы хорошее кино долетело до зрителя. Поэтому пишите нам, мы вам будем скидывать, связывать с режиссером, смотрите и распространяйте. Спасибо. Татьяна Соболева: Спасибо.