НКО-профи

Гости
Ирина Меньшенина
генеральный директор благотворительного фонда «Синдром любви»
Елена Тополева-Солдунова
директор АНО «Агентство социальной информации»
Григорий Свердлин
руководитель благотворительной организации «Ночлежка»
Григорий Куксин
руководитель противопожарного отдела Гринпис в России

Герои этого выпуска - профессионалы в благотворительности, которые кардинально изменили подход к работе НКО в России и задали новые тренды.

Илья Тарасов: Добрый день! Меня зовут Илья Тарасов. И вы смотрите программу «ЗаДело!». Мы говорим о самых острых социальных проблемах и даем инструкции по их решению. Сегодня мы поговорим о коммерческой стороне некоммерческого сектора.

Сегодня в программе. Почему некоммерческий сектор все-таки должен быть немножко коммерческим? Кто спасает леса России и как правильно вести себя во время пожара? Помощь бездомным: как работает петербуржская «Ночлежка»? Профессионалы из некоммерческих организаций расскажут в нашей студии о своей работе. Все это и многое другое смотрите в программе «ЗаДело!» на Общественном телевидении России.

СЮЖЕТ

Голос за кадром: Зародилась благотворительность в Киевской Руси с принятием христианства. X век – князья подают милостыню, открывают приюты для коллег. XVI век – благотворительность становится частью государственной политики. XIX век – расцвет меценатства, покровительства искусству. В годы советской власти функции благотворительности целиком перешли государству, что исключало необходимость общественных организаций.

90-е годы XX века стали новым витком в развитии российской филантропии – зарубежные, частные фонды, инициативные гражданские общества. Счет альтруистских сообществ сегодня пошел на тысячи. Появляются социальные предприниматели. Благотворительность не просто что-то там про волонтеров, а профессиональная деятельность, где можно строить карьеру. Показать мир фондов изнутри призван проект «НКО-профи». В числе его организаторов – Агентство социальной информации и Фонд Владимира Потанина, знатоки и эксперты в добрых делах.

Агентство социальной информации – некоммерческая организация и средство массовой информации, создано в 1994 году, помогает найти фондам общий язык с органами власти и бизнесом. Фонду Владимира Потанина в этом году исполняется 20 лет; проводит стипендиальные и грантовые программы среди талантливых студентов, преподавателей вузов, музейных специалистов, спортсменов.

Оксана Орачева девять лет в фонде, пять из них – генеральный директор. Точно знает: построить успешную карьеру в некоммерческой организации можно.

Оксана Орачева: Я пришла в некоммерческий сектор из сферы образования. Образование – это в какой-то степени близкая по духу история. В годы учебы, столкнулась во время студенческой практики с детьми из детских домов, мы работали с ними на практике. И ты посмотрел на жизнь немножко под другим углом зрения. Герои «НКО-профи» становятся не какими-то непонятными людьми, занимающимися непонятной деятельностью, а вполне себе реальными, земными, со своими историями, проблемами, интересными фактами из биографии и много еще чем. Вот такое как бы приземление (в хорошем смысле этого слова) позволяет людям поверить в то, что и они могут сделать что-то похожее или предложить что-то похожее, или присоединиться к чему-то.

Голос за кадром: «НКО-профи» разрушает стереотипы, доказывает: благотворительность может стать отличным фундаментом для профессионального роста.

Голос за кадром: Григорий Куксин – с детства хотел связать свою жизнь с биологией или охраной природы. Когда учился в педагогическом университете, вступил в Дружину охраны природы биофака МГУ, добровольно занимался тушением лесных пожаров. В 1999-м работал государственным инспектором по охране природы Московской области, в 2000-х служил в военизированной пожарной охране МВД, затем – в МЧС. Одновременно руководил группой добровольных лесных пожарных. Принимал активное участие в проектах Гринпис России. Стал инициатором отдельного противопожарного направления организации и возглавил его.

Илья Тарасов: Вы смотрите программу «ЗаДело!». У нас в гостях – Григорий Куксин, руководитель противопожарного отделения Гринпис.

Обожаю Гринпис! Это, наверное, самая первая некоммерческая организация, о которой я узнал вообще в своей жизни. Люди, которые занимаются борьбой с пожарами на территории каких-то природных объектов – это не те люди, которые занимаются в городе?

Григорий Куксин: Нет, это две разные профессии, ну, совсем две разные системы обучения. Вы можете себе представить пожарного, который тушит лес. Это примерно так же, как лесник, который тушит многоэтажку. То есть это немножко разные вещи, хотя и там, и там огонь.

Илья Тарасов: Что сложнее?

Григорий Куксин: Скажем так, я пробовал и то, и другое, потому что я служил и в обычной пожарной охране, и работал на природных территориях. Сейчас занимаюсь именно природными пожарами, ну, теми пожарами, которые на природе. Это не значит, что они естественные. Они почти все по вине человека. Ну, принято их называть природными пожарами. Это действительно разный масштаб, разная интенсивность, разные особенности, разные особенности по тем средствам защиты, которые мы применяем. То есть это другая боевая одежда, другие средства защиты дыхания. Ну и другая масштабность.

Из недавних новостей – пожар в Лосином Острове. Журналисты хватаются за голову – тысячи гектаров… ой, тысячи квадратных метров горящего леса! Но, честно говоря, это ничтожная площадь для природного пожара, потому что обычно мы оперируем квадратными километрами. Конечно, совсем не тот масштаб, который у пожарных, которые в городе. Но в городе другие особенности.

Илья Тарасов: Что делать с этим пожаром? Его же нельзя ликвидировать.

Григорий Куксин: Безусловно, мы работаем в основном с периметром. Мы работаем не со всей площадью, а работаем именно с кромкой, то есть с той частью периметра, которая горит. Ее можно остановить. Это можно сделать напрямую воздействуя на огонь, если он не слишком интенсивный. Можно сделать косвенными методами, созданием каких-то барьеров, преград, иногда с использованием огня для выжигания горючих материалов на пути следования пожара, иногда без него.

Илья Тарасов: То есть бороться огнем с огнем?

Григорий Куксин: Да. Главное – не пытайтесь повторить самостоятельно! То есть это сложная технология, которую при этом лесники профессионально применяют. И для борьбы с верховыми пожарами, например, ну не годятся никакие другие способы. То есть вот эти мифы, которые телевидением, кстати, в основном навеяны, про авиацию, которая чудесное средство спасения – на самом деле нет. Авиация – это вспомогательная, очень дорогая, в общем, вспомогательная мера, если говорить о сбросах воды. Это помощь тем людям, которые работают на земле. Ни один пожар с воздуха не был потушен. Ну, в некоторых случаях это бывает полезно, это снижает интенсивность огня где-то на кромке, чтобы наземные группы могли эффективно отработать. Если на земле нет людей или с ними нет связи у воздушного судна, то это действительно бессмысленное выкидывание денег – кстати, довольно больших денег. Сброс воды с самолета по стоимости примерно равен сбросу такого же объема шампанского.

Илья Тарасов: Сколько в Гринписе сейчас людей профессионально занимаются борьбой с пожарами?

Григорий Куксин: Ну, наша основная работа – все-таки быть экспертами, носителями знаний, в том числе технологий обучения и вовлечения людей в эту работу. В чем силен Гринпис? В вовлечении людей, неравнодушных людей, в решении каких-то проблем. Гринпис не может вместо людей, вместо жителей какой-то области взять и потушить все пожары.

Илья Тарасов: Если в районе каком-то, где я проживаю, есть пожар, и я звоню в Гринпис, они не приедут и за меня не потушат. Они приедут и расскажут мне, как мне в этом участвовать?

Григорий Куксин: В некоторых случаях мы поможем потушить. И всегда, когда мы приезжаем, мы приезжаем с оборудованием, со снаряжением. Мы помогаем поработать на пожарах тоже, но мы не возьмемся навсегда решить проблему в вашем районе. Потому что проблема пожаров – это полностью проблема, лежащая в головах людей. У нас больше 90% пожаров возникают потому, что люди их устроили, чаще всего специально. Специально поджигают траву, вот эта весенняя история.

Илья Тарасов: Да, сейчас начинается.

Григорий Куксин: Повсеместно, по всей стране наперегонки люди начинают поджигать траву. Вот с этим надо бороться. И если на местах конкретные люди… Вот если вы как житель своего района, неважно, своего дачного поселка, деревни перестанете поджигать, если поджигали, начнете останавливать соседей и менять сознание, менять мышление… Ну, потому что в XXI веке не надо поджигать траву! Это вместе с каннибализмом надо в далеком прошлом оставить.

Пока у нас поджигателей больше, чем пожарных. Мы можем приезжать, тушить, и мы обязательно это делаем. Мы пытаемся спасать наиболее ценные территории. Но мы не можем нарастить, ни мы, ни государство не может нарастить столько сил, чтобы справиться со всеми поджигателями. Наша главная задача – снизить количество поджогов, переманить людей на свою сторону, на сторону пожарных.

Илья Тарасов: Почему они жгут траву?

Григорий Куксин: Есть много странных объяснений. Из забавных ответов этого года… Вот только что мы вернулись с Дальнего Востока, где тушили Амурскую область. Огромные, бесконечные по площадям горящие территории. И попавшийся нам поджигатель, которого за руку поймали, объяснял: «Ну, во-первых, жгли всегда, всегда, и поэтому я тоже. А во-вторых, мне надо ротанов ловить». Я говорю: «Как ротанов ловить?» – «Ну, тут вода потом поднимется. Сейчас тут трава, а потом вода поднимется. А как я ротана в траве поймаю? Я сейчас траву выжигаю, чтобы потом мне ротана здесь поймать».

То есть иногда это какое-то такое, ну, околорациональное объяснение. Хотя, конечно, это даже из браконьерских причин не выгодно, потому что и нерест будет неэффективный, икра погибнет в этой воде с таким количеством золы.

Ну, есть идея вообще у многих людей в головах, что без этого зеленая трава не вырастет и весна не придет. Вот такие какие-то сакральные, мистические, вообще мифологические причины. Я вас уверяю: трава зеленая вырастет. И она как-то справляется сама, без помощи человека.

Илья Тарасов: Еще причины?

Григорий Куксин: Окурки, костры.

Илья Тарасов: Что у нас с точки зрения законодательства положено за поджог травы, за поджог пуха и так далее?

Григорий Куксин: С 2015 года, в том числе благодаря людям, которые писали письма, подписывались под петициями и так далее, у нас запретили полностью наконец-то вот эти выжигания на сельхозземлях. То есть на большинстве категорий земель выжигать нельзя вообще ничего. За это полагается штраф – не очень большой, от 2 до 4 тысяч, в зависимости от введения еще особого противопожарного режима, но вполне чувствительный штраф для человека, который в сельской местности что-то поджигает. Это в том случае штрафы, если это не привело к лесному пожару или к пожару в населенном пункте.

Илья Тарасов: Если ничего не произошло.

Григорий Куксин: Если огонь дошел до домов, и они начали гореть, или огонь дошел до леса, и лес начал гореть – ну, это уже уголовное дело.

Илья Тарасов: Мне как обычному гражданину что следует расценивать как пожар? И самое главное – в каком случае и куда мне звонить?

Григорий Куксин: Ну, тысячи людей ежедневно проезжают мимо горящей обочины и никуда не звонят. Вот горящая обочина – это уже пожар. Горящее поле – это уже пожар. Здорово, если он пока не причиняет большого вреда, еще огонь не дошел до леса или не дошел до домов. Но это та стадия, на которой его легко потушить, поэтому надо обязательно звонить пожарным. О любом пожаре звоним на телефон 112. И это не будет ложным вызовом, то есть не надо здесь ничего бояться. Если вы говорите то, что вы видите: «Вот я нахожусь на таком-то километре такой-то дороги. Я вижу – справа от дороги горит трава».

Если вы не выдумываете ничего другого, сверх того, что вы увидели, то это будет корректная информация, и пожарные вам будут благодарны за то, что они вовремя об этом узнали. Если есть угроза лесу, ну, если можно записать, то прямо лучше записать в мобильник: 8-800-100-94-00 – это прямой телефон Лесной охраны. Тогда приедут сразу квалифицированные лесники, которые именно с лесными пожарами умеют работать, лучше, чем городские пожарные. Ну, это будет их задача – их тушить.

Илья Тарасов: Ты работаешь, это официальное место работы – Гринпис. Сколько еще человек с тобой официально занимаются борьбой с огнем? И какой у вас волонтерский охват?

Григорий Куксин: До недавнего времени у меня была очень многочисленная, по меркам Гринпис, команда – у нас этим проектом занималось два человека. Это много. Но на самом деле сейчас мы ее еще увеличили, и сейчас у нас просто самый большой и самый обеспеченный, наверное, людьми проект вообще в российском отделении Гринпис – у нас больше десяти человек работают только над этой темой. Собственно, масштабы стоят в масштабах страны – за ближайшие годы вместе с Рослесхозом, вместе с МЧС… Это тот проект, где мы объединяем вообще все здоровые силы в стране, в обществе. Естественно, основная роль все равно на добровольцах, на добровольческих группах, которые мы поддерживаем и развиваем. И это уже многие тысячи людей.

Илья Тарасов: Вы проводите обучение?

Григорий Куксин: Да, мы проводим обучение, мы поддерживаем, мы обучаем и технике, тактике тушения, и обязательно работе с людьми. С детьми мы разрабатываем новые игры, новые способы профилактики, новые методики работы с учителями, с детьми, настольные игры, подвижные игры – то есть на самом деле весь комплекс. Ну, конечно, включая и тушение, потому что, пока мы не справились с этой проблемой, тушить тоже приходится. И среди добровольцев действительно огромное количество самых разных, просто неравнодушных людей.

То есть здесь нельзя сказать, что это бедные или богатые, молодые или пожилые. На самом деле просто нормальные, то есть те, кто хотят изменить ситуацию вокруг себя. И профессии самые разные. У нас один из инструкторов очень опытных уже в тушении пожаров – преподаватель оперного вокала. Есть психологи, есть врачи, есть инженеры, есть строители, есть профессиональные пожарные. То есть микс самых разных профессий. Здесь объединяет только то, что человеку просто надоело смотреть, как все горит, и он понимает, что что-то надо делать.

И практика большинства стран, которые справились с пожарами, она как раз в том, чтобы не сидеть и не ждать, когда государство за нас эту проблему решит. Надо объединяться, потому что, действительно, только вместе с этой общей бедой можно справиться. Одни пожарные, одни государственные пожарные ни в одной стране не справились с этой проблемой сами.

Илья Тарасов: Надо представить ситуацию просто. Вот горит лес – это примерно так же, как у тебя горят штаны.

Григорий Куксин: Абсолютно точно.

Илья Тарасов: Когда у тебя загорелись штаны, ты же не будешь вызывать никого, ты сам начнешь это делать. То же самое…

Григорий Куксин: Вызвать тоже хорошо бы.

Илья Тарасов: да.

Григорий Куксин: Но первые действия как-то надо делать самому.

Илья Тарасов: Самостоятельно надо делать.

Григорий Куксин: Вообще совет всем. Если не знаете, как точно поступать в контексте природных пожаров – просто будьте как дома. Мы дома не кидаем окурок в ковер, да? И на природе не надо кидать окурок в траву. Мы не выжигаем весь хлам на чердаке, чтобы избавиться от мусора. И на природе тоже не надо этого делать.

Илья Тарасов: У меня накопилась собачья шерсть дома, и я – раз! – поджег.

Григорий Куксин: Да, «дай-ка я подожгу». Ведь мы же этого не делаем. Надо эти привычки просто… Ну, понятие дома немножко расширить. Будьте как дома – и на самом деле у нас не будет пожаров.

Илья Тарасов: Как стать вашим волонтером?

Григорий Куксин: Некоторый путь придется пройти. При этом сразу скажу, что нет ограничений ни по полу, ни по возрасту, ни по здоровью, потому что каждому найдется посильное дело. Это не значит, что каждый обязательно пойдет в огонь и будет тушить, но посильная задача для каждого найдется. Это космический мониторинг, это работа с детьми, это аналитика, это написание текстов, это привлечение средств, фанрайзинг. То есть на самом деле самые разные направления, помимо тушения. Но тушение тоже, конечно, есть. Для тушения – 18+, то есть до 18 не возьмем. Можем начать обучение, можем начать втягивать в эту деятельность, но на пожары только с 18.

И самое простое – найти группу добровольных лесных пожарных в своем регионе или рядом с вами. Потому что Гринпис есть не везде, Гринпис есть в Москве и в Питере. Но в регионах есть очень сильные, очень мощные региональные группы, и на самом деле именно они лидеры изменений, которые происходят. Ищите группы добровольных лесных пожарных, можно в них вступать. У нас более или менее универсальная система подготовки на всех. Нет никакой вертикали, нет никакой централизации. Но при этом мы договариваемся между группами, что наш уровень подготовки не ниже, чем у лучших профессионалов в госструктурах. Наши пожары одинаково опасны для добровольца и для профессионала.

Илья Тарасов: А по масштабам в мире? Я так понимаю, что так как мы самые большие в мире – значит, и проблема у нас самая большая в мире по пожарам?

Григорий Куксин: Россия и географически так расположена, и по климатическим особенностям, ну и по особенностям менталитета и этим привычкам – конечно, довольно проблемная территория. Мало того, наши пожары влияют на самом деле на весь мир, потому что это выбросы парниковых газов, это черный углерод, сажа, которая оседает в Арктике, ускоряет таяние. И чем больше пожаров, тем быстрее изменения климата. Чем быстрее изменения климата, тем больше условий для пожаров. Кстати, климатических скептиков среди пожарных не осталось. Все пожарные во всех странах готовятся, что будет только хуже.

Илья Тарасов: Виды пожаров какие есть? Чего бояться, как себя вести при каждом из них? И как их определить?

Григорий Куксин: Ну, наверное, для нашей аудитории три основных категории по природным зонам можно выделить. Это горение травы на открытых пространствах – это камышовые, тростниковые заросли, трава. Очень быстрые пожары могут восприниматься как безобидные, но, к сожалению, больше всего людей погибает именно от них. И скорость продвижения огня очень высокая. В этом году уже есть погибшие от таких пожаров, уже сгорели целые поселки. Именно от таких пожаров. То есть они гораздо скоротечнее и непредсказуемее лесных.

Что важно помнить? Это пожар, про него надо сразу сообщить, вызывать помощь. Огромная зависимость от скорости ветра, от направления ветра и от рельефа. Ну, это на самом деле касается всех пожаров с открытым горением. Вверх по склону – всегда быстрее. В распадках, в канавах, в оврагах, где есть сухая растительность, пожары намного опаснее, там не надо прятаться. Избегайте попадания в такие места.

Уходим поперек ветра, если есть возможность. И на травяных пожарах помним, что зоны безопасности – это выгоревшая территория. Если что, спастись можно на выгоревшем. В отличие от леса, где не надо заходить на выгоревшую площадь – там, наоборот, падают деревья.

Противоположность этому – лес, лесная зона. И здесь опасность в первую очередь – это сильное задымление и падающие деревья. Опять же обязательно вызываем помощь. Ну, помним, что лиственный лес безопаснее, чем хвойный. Опять же вверх по склону всегда быстрее, поэтому стараемся наперегонки с огнем не бегать. И, в общем-то, думаем головой, уходим за какие-то надежные преграды.

И беда, с которой Россия сталкивается во многих регионах, – это торфяники, торфяные пожары. Начинаются они ни в коем случае не от каких-то самовозгораний. Торф не самовозгорается сам в природе, пока его не добывают. Это то же самое – поджоги травы, брошенные окурки, оставленные костры. Если видим яму в земле… Сначала это маленькая ямка, из которой идет дым. Может быть, подгоревшие корни деревьев. Вот про это обязательно сообщать. И желательно проводить пожарных прямо до места, показать, где именно горит, потому что это все прекрасно тушится на ранних стадиях. Это надо тщательно перемешать с водой, проверить температуру. Ну, желательно специальные термометры применять, тепловизоры, щупы-термометры. Но главное, что с этим можно справиться, если тщательно тушить.

Но когда эти пожары становятся большими… А обычно их замечают, когда дым уже в город приходит, во второй половине лета. Не возникают они во второй половине лета, а разгораются к этому времени. Это уже огромные ямы, в которых огромный объем горящей, тлеющей земли. И просто воды может не хватит для тушения. Вот тогда это становится бедой с опасным задымлением, с многочисленными смертями, спровоцированными этим задымлением.

Илья Тарасов: Как вам помочь? Какая помощь нужна?

Григорий Куксин: Первое, что можно сделать, – это перестать жечь траву, если вы этим все еще занимались, и убеждать людей перестать жечь траву, перестать выкидывать окурки, вообще доносить понимание, что эта проблема полностью рукотворная, она полностью в головах. Поэтому любые репосты в соцсетях, размещение информации везде где можно, вплоть до личных бесед с соседями. Можно идти в группы добровольных лесных пожарных.

И конечно, деньгами. Многие группы добровольных лесных пожарных в регионах нуждаются в поддержке, деньги нужны на оборудование, на средства защиты, на одежду из несгораемых тканей, на каски, на респираторы, на современное оборудование, которое позволяет вовремя эти пожары обнаруживать, а это и беспилотники, и тепловизоры, и всякие газоанализаторы. То есть на самом деле это довольно дорогое удовольствие – бороться с пожаром, когда он уже возник.

Гринпис тоже нуждается в поддержке. Собственно говоря, Гринпис живет вообще только на частные пожертвования, у нас нет денег от государства, нет денег от бизнеса. Это залог независимости во всем мире. Обучение людей, то есть на наши командировки, на возможность поехать в регионы, привезти с собой какое-то оборудование, выдать его начинающим группам. Вот на все это мы собираем деньги. Идеальны, конечно, регулярные пожертвования, как у всех благотворительных и общественных организаций.

Илья Тарасов: Я напоминаю еще раз, что на ваших экранах адрес сайта Гринпис, на который вы можете зайти и сделать пожертвование для тех ребят, которые занимаются охраной нашей с вами жизни. Самое главное, вот что лично я для себя уяснил из этой беседы – траву не жгите и тушите за собой костры. Спасибо.

Григорий Куксин: Спасибо и вам.

Мы продолжаем рассказывать о том, зачем нужны профессионалы в некоммерческом секторе. Помощь бездомным: как работает петербуржская «Ночлежка»? Как работает Фонд помощи людям с синдромом Дауна «Синдром любви»? Все это смотрите прямо сейчас в программе «ЗаДело!» на Общественном телевидении России.

Голос за кадром: Григорий Свердлин – закончил экономический факультет, много лет работал главным маркетологом и бренд-менеджером в разных компаниях. Но однажды решил изменить жизнь. Мечтал заниматься делом, приносящим пользу обществу. Когда знакомые предложили помогать бездомным, Григорий, не раздумывая, бросил престижную работу и пошел волонтером в организацию помощи людям, оставшимся на улице, «Ночлежка». Работал координатором пункта волонтеров. В июне 2011 года сотрудники выбрали его руководителем проекта.

Илья Тарасов: Вы смотрите программу «ЗаДело!». И у нас на связи Григорий Свердлин, руководитель благотворительной организации «Ночлежка». Григорий, добрый день.

Григорий Свердлин (по Skype): Добрый день.

Илья Тарасов: Гриша, как вообще ты начал этим заниматься?

Григорий Свердлин: Это было уже давным-давно, в 2003 или 2004 году. Начал ездить «Ночной автобус», проект благотворительной организации «Ночлежка». Я довольно случайно туда попал в качестве волонтера. «Ночной автобус» «Ночлежки» – это проект, который доставляет людям еду и вообще человеческое участие. Последние несколько лет у нас вместе с этим «Ночным автобусом» ездят медики-волонтеры, оказывают два раза в неделю медицинскую помощь. На каждой стоянке этого автобуса мы кормим где-то от 20 до 40 человек.

Для обогрева мы стали в 2009 году ставить пункты обогрева – такие большие, двухслойные, отапливаемые палатки, каждая на 50 человек. Вот последние несколько сезонов у нас хватало как-то сил и денег на то, чтобы три такие палатки ставить, соответственно, чтобы 150 человек в Петербурге могли в тепле переночевать.

Илья Тарасов: Чем занимается организация? Вот прямо по пунктам можно пройтись.

Григорий Свердлин: По большому счету, это все один большой проект, который направлен на то, чтобы помогать людям выбраться с улицы. Весь комплекс наших проектов работал на то, чтобы человек сначала пришел в гуманитарные наши проекты, а это пункты обогрева, о которых я уже говорил, это «Ночной автобус», это «Культурная прачечная», в которой можно постирать и высушить свои вещи, это душевая, в которой можно помыться, и это пункт выдачи, в котором волонтеры раздают пожертвованную одежду и также всякие предметы гигиены (шампуни, прокладки и так далее).

Есть еще консультационная служба «Ночлежки», куда можно прийти и где соцработники и юристы помогут вам и с восстановлением документов, и с устройством на работу, и с оспариванием мошеннической сделки в суде, из-за которой примерно 20% людей оказываются на улице, из-за таких сделок. В год в консультационную службу у нас обращаются примерно 3,5 тысячи человек.

А часть людей мы берем на так называемое длительное уже юридическое и социальное сопровождение, когда начинается процесс написания запросов, жалоб, походов в суд, если это необходимо. И в том же здании, где находится консультационная служба, у нас находится реабилитационный приют на 52 места. Туда уже часть людей, как раз взятых на сопровождение, мы селим. И это, в отличие от пунктов обогрева, не заселение на одну ночь, а это заселение на несколько месяцев, с тем чтобы, съезжая из приюта, человек уже не возвращался на улицу, а начинал жить обычной жизнью.

Ну, большинство таких «историй успеха» заканчиваются тем, что люди начинают работать, снимают себе жилье и съезжают в среднем спустя четыре месяца.

Илья Тарасов: Примеры какие-то конкретные таких ветеранов, которые давным-давно уже прошли реабилитацию в «Ночлежке», сейчас работают и приходят к вам, может быть, сами помогают, есть?

Григорий Свердлин: У нас жила такая Ольга, которая из-за конфликта с мачехой оказалась на улице. Жила у нас в приюте. Мы помогли как-то ей оклематься, у нас тут психологи-волонтеры есть, помогли ей устроиться на работу. Она стала работать парикмахером, сняла себе жилье и съехала. Мы ее примерно год, наверное, не видели. А потом встречаю я эту Ольгу. Она ходит в приют, она несет коробочку конфет своему соцработнику, который ее сопровождал, пока она в приюте жила. Поскольку таких историй много, я бы не запомнил, но она мне еще говорит, что она теперь работает парикмахером, хочет приходить и стричь бесплатно жильцов приюта.

У нас среди волонтеров «Ночного автобуса» много людей, которые жили в приюте. У нас даже сотрудники есть, которые когда-то ночевали или в пункте обогрева, или приходили к «Ночному автобусу».

Илья Тарасов: Расскажи, пожалуйста, сколько сейчас вообще людей трудится в «Ночлежке»? И можно ли вообще назвать вашу организацию самой крупной в России относительно помощи бездомным?

Григорий Свердлин: Относительно помощи бездомным – да, конечно. Здорово, что есть всякие другие организации, но «Ночлежка» все-таки с 90-го года работает, и да, мы постепенно развиваемся. Сейчас у нас около 45 сотрудников. А если говорить о волонтерах, то это порядка 200 человек. Раздачей еды занимаются волонтеры, раздачей одежды занимаются волонтеры. У нас есть волонтеры-юристы, которые занимаются сопровождением конкретных людей.

Илья Тарасов: Какой, если не секрет, годовой бюджет организации? И хватает ли этих денег?

Григорий Свердлин: Это совершенно не секрет, это все открытая информация, у нас все можно почитать прямо на сайте homeless.ru. По прошлому году порядка 42 миллионов рублей у нас были расходы. Делаем то, на что у нас хватает денег. Бюджет профицитный, если говорить экономически.

Илья Тарасов: Короче, было бы денег больше, вы бы с ними справились в любом случае?

Григорий Свердлин: Безусловно. Ну, на самом деле огромное спасибо людям, которые нас поддерживают. У нас нет какого-то одного большого спонсора или каких-то больших денег от государства. У нас деньги от государства – это примерно 10% нашего бюджета. А все остальное, ну, главный источник нашего финансирования – это пожертвования обычных людей. Кто-то 100 рублей…

Илья Тарасов: Среднее пожертвование какое?

Григорий Свердлин: Среднее пожертвование – порядка 400 рублей.

Илья Тарасов: Нас смотрит большое количество людей. Кто-то услышал о «Ночлежке» в первый раз. Кто-то живет в Петербурге. Вдруг, если он увидел бездомного человека, которому требуется помощь, расскажи, пожалуйста, куда и за какой помощью он может обратиться? То есть где у вас находится прачечная, как она работает? Где можно переночевать? Где можно поесть? Где можно подобрать себе одежду? Вот такая информация.

Григорий Свердлин: Самый простой способ – это зайти к нам на сайт, там есть раздел для бездомных, и вы оттуда скачиваете маленькую листовочку двухстороннюю, на которой все это написано. И эту листовку можно распечатать и носить с собой. В какой-то момент просто вы ее дадите какому-то человеку, которому, как вам покажется, нужна помощь. Может быть, эта листовка ему действительно спасет жизнь.

Илья Тарасов: Как каждый из телезрителей может вам помочь?

Григорий Свердлин: Адрес сайта нашего: homeless.ru. И там на странице «Помочь» наряду с возможностью пожертвовать… А мы действительно благодарны очень за любые 100 рублей. Не думайте, что 100 рублей не помогут. Из этих сотен рублей на самом деле и складывается наш бюджет. Вот эти миллионы рублей так и собираются. Но еще там есть список медикаментов, которые нам всегда нужны, можно просить, и еды, которая всегда нужно, можно приносить, и вот тех самых предметов, которые опять-таки всегда нужны, и одежды б/у, но при этом чистой и как-то зашитой, если она порвана. Это мы все принимаем. Там, соответственно, есть все адреса и все пароли и явки, куда это можно нести.

Илья Тарасов: Вам спасибо! Прямо сейчас на ваших экранах вы видите адрес сайта благотворительной организации «Ночлежка». Всем гостям и жителям Северной столицы, а также любым людям неравнодушным в нашей стране совет, просьба: заходите на этот сайт и помогайте. Гриша, спасибо!

Мы продолжаем рассказывать о профессионалах в некоммерческом секторе. И дальше вы узнаете. Что такое фандрайзинг и как он работает? Профессионалы из некоммерческих организаций расскажут в нашей студии о своей работе. Все это смотрите прямо сейчас в программе «ЗаДело»! на Общественном телевидении России.

Голос за кадром: Ирина Меньшенина – работала школьным учителем в Челябинске, в середине 90-х в рамках программы по обмену опытом поехала в американский штат Нью-Джерси, там стала участником социального проекта помощи детям. Училась управлять некоммерческими организациями в Стэндфордской бизнес-школе. Тогда загорелась идеей заниматься благотворительностью в России. Вернувшись на Родину, устроилась на работу в русско-британский фонд помощи детям с синдромом Дауна «Даунсайд Ап». В 2016-м фонд создал российскую организацию «Синдром любви», где Ирина стала генеральным директором.

Илья Тарасов: Вы смотрите программу «ЗаДело!». И у нас в гостях генеральный директор благотворительного фонда «Синдром любви» Ирина Меньшенина.

Вам три года. А почему вы уже настолько крутые, что все о вас знают?

Ирина Меньшенина: Какая роль у «Синдрома любви», у этого фонда? Она как раз таки связана с публичным представлением интересов людей с синдромом Дауна в нашей стране. Людей таких несколько десятков тысяч. Есть разные некоммерческие организации, которые помогают им на месте. Семье нужна психологическая поддержка. «Даунсайд Ап» помогает в регионах, НКО помогают. Нужны группы подготовки к школе, и также есть группы. Но в публичном пространстве рассказывать людям о том, что такое синдром Дауна, обычными словами не то чтобы никто не берется, но это труд, который кто-то на себя должен взять. Это не просто…

Илья Тарасов: У нас обычно родители об этом говорят.

Ирина Меньшенина: Родители говорят. И слышат их сами же родители. Потому что сразу человек уходит в очень глубокие материи. Если тебя это не коснулось, то кажется, что тебя это не коснется вообще. А это не так. Это коснется, потому что завтра к вам на предприятие может прийти сотрудник с синдромом Дауна. В поликлинике ты можешь сесть на стульчик, ожидая приема, и рядом с тобой сидит такой человек. В школе в одном классе с твоими детьми может оказаться ребенок с синдромом Дауна.

Это большая иллюзия или хотелка, чтобы мы не имели ничего общего с этим трудным миром. Оно не получается. Так вот, этот трудный мир нужно людям рассказывать, нужно раскрывать, нужно уметь объяснять.

Илья Тарасов: А вы знаете, что у нас парень работал с синдромом Дауна и периодически работает?

Ирина Меньшенина: На вашем телеканале?

Илья Тарасов: Прямо в этой программе.

Ирина Меньшенина: Я даже, наверное, знаю, как его зовут.

Илья Тарасов: Как?

Ирина Меньшенина: Никита Паничев?

Илья Тарасов: Вот именно.

Ирина Меньшенина: Никита – один из немногих, кто очень здорово интегрирован. Я не очень люблю это слово. Ну, кто участвует в жизни.

Илья Тарасов: А мне еще нравится история Лейсан Зариповой.

Ирина Меньшенина: Лейсан танцует, она молодец. Они же с мамой живут в небольшом поселке или в городке.

Илья Тарасов: Да-да-да, в поселке.

Ирина Меньшенина: И это всегда, знаете, такая проверка для семьи, как они вот там, где они есть, где они живут, как они умеют продвигаться вперед. Но вот тут я сразу сделаю остановку. Вы Никиту упомянули и Лейсан Зарипову. Есть еще великолепные ребята, спортсмены, художники, но, если мы зададимся целью сделать их список, мы его с вами сделаем.

Илья Тарасов: И он закончится.

Ирина Меньшенина: И остановимся. Столько людей, подростков, детей, из старшего поколения, людей с этим диагнозом, с этой особенностью нигде.

Илья Тарасов: Вообще нигде, да.

Ирина Меньшенина: Они дома, и по разным причинам: не нашли в себе чего-то, не обладают какими-то хотя бы минимальными способностями, чтобы пойти и в театр записаться. В какой-то момент в обществе произошел некий крен, когда стали говорить: «Да, прекрасные солнечные дети. Они такие же, как мы. Они обычные. С одной стороны, даже им и помогать не надо, им просто нужно улыбаться и их принимать. А с другой стороны, что им помогать? Чуть-чуть им помоги, они все могут». Нет, они не все всё могут. Кто-то никогда не научится внятно говорить. Кто-то никогда не научится ездить в транспорте. И вот таких ограничений у людей гораздо больше, чем мы знаем.

Илья Тарасов: Просто эта история «они такие же, как и мы» – она, на мой взгляд, неправильная. Они не такие, как мы, но у них такие же права. Вот в чем суть.

Ирина Меньшенина: Совершенно согласна. И вот когда мы создаем этот общественный фон, то уже и менять законодательство, и привлекать внимание проще.

Илья Тарасов: А насколько это важно? Ведь у нас в обществе то, что нельзя, условно, пощупать, оно кажется не таким уж и важным. То есть оплатили реабилитацию – круто! Помогли маме чем-нибудь материально – все понятно, все ясно. А здесь создание информационного фона.

Ирина Меньшенина: Сейчас благотворительность российская проходит свои эволюционные этапы. Сначала поголовно благотворительность воспринималась как спасение чьей-то жизни и изменение…

Илья Тарасов: «Помоги мальчику Сереже».

Ирина Меньшенина: До и после. Все. Это было понятно. Понимаете, некоммерческий сектор – он про людей, настоящий, он про человека. Он не про систему. Он вот там, где болит. И когда болит, ты смотришь, а что нужно, чтобы сделать этому человеку, и понимаешь, как это долго, как это дорого, как это непонятно со стороны. Но есть два выхода. Один – сказать: «Нет, ребята, ну не получится у нас быстро денег собрать и вашу жизнь изменить». Ну а другой путь – встать на эту дорогу и шаг за шагом прорабатывать.

Илья Тарасов: А откуда вы это знаете?

Ирина Меньшенина: Я на самом деле 18 лет работаю в некоммерческом секторе в нашей стране. До этого у меня был прекрасный зарубежный опыт, где я познакомилась вообще с тем, что такое благотворительность и фандрайзинг. И я вовлечена очень много и в помощь людям с синдромом Дауна. У меня всегда есть возможность сравнить это с другими фондами, которые занимаются другими проблемами, в том числе прямыми услугами, экологическими и так далее.

Илья Тарасов: Почему люди с синдромом Дауна?

Ирина Меньшенина: Я когда-то, вернувшись из США, хотела очень быть фандрайзером. Это был 2000 год, 2001 год.

Илья Тарасов: А что вы там делали?

Ирина Меньшенина: В США я тоже волею судеб работала менеджером в некоммерческой организации, это был балетный театр. Это там, где обычные провинциальные дети танцевали. У них были русские учителя, делали прекрасные постановки. И там я узнала, что такое фандрайзинг.

Илья Тарасов: А что это?

Ирина Меньшенина: Фандрайзинг – это привлечение благотворительных средств на решение какой-то социальной проблемы или задачи, привлечение средств от небюджетных источников. Это не попросить у государства, в частности, а это попросить у обычных частных лиц.

Илья Тарасов: У них.

Ирина Меньшенина: У соседей, у друзей. Попросить у компаний.

Илья Тарасов: У бизнеса.

Ирина Меньшенина: У бизнеса. Попросить у тех состоятельных лиц, которые даже свои фонды открывают. То есть найти возможность привлечь вот эти ресурсы с доброй энергией, с добрыми намерениями, собрать их как можно больше и правильно распределить по тем задачам, которые нужно делать. Вы знаете, это очень серьезная работа и очень она такая ответственная, потому что ты обещаешь людям помочь.

Илья Тарасов: Раньше было понимание у большинства, что благотворительность – это «в свободное от работы время я пойду и что-то сделаю». Сейчас мы начинаем говорить о том, что благотворительность – это работа и в какой-то степени даже бизнес. Почему?

Ирина Меньшенина: Мне сложно сказать авторитетно и однозначно, поскольку мы все выходцы из Советского Союза, из пионерского детства, когда нам все было сказано: «Вот так живи и действуй – и все тебе будет». Вот эта генетика поколений очень сильна, и поэтому для людей, если ты не чиновник или не бизнесмен, когда твоя мотивация очевидна, все остальное воспринималось с трудом. «Почему ты волонтеришь? Что-то тут не то. А ты фандрайзишь? А ты собираешь эти средства? Где-то подвох точно есть». Конечно, это воспринимается странно.

Но я думаю, что фандрайзинг и благотворительность – это индустрия, даже по количеству тех огромных средств, которые сейчас уже проходят через счета благотворительных организаций. Давайте возьмем хрестоматийный пример в нашей стране – фонд «Подари жизнь», там 2 миллиарда рублей за 2017 год собрано. Это огромные деньги. Если к ним присоединить еще деньги, собранные другими фондами, то это уже огромные деньги. То есть мы – сектор экономики, пока слабо развитый, пока плохо различаемый, не имеющий, знаете, своего голоса лоббирующего. Но скоро все будет.

Если говорить о людях с синдромом Дауна, то в государстве нет систем и механизмов вот таких, чтобы было слаженно. Родился особый ребенок – его взяли, по маршруту провели и сказали: «Мы сделали все, что человеку нужно, или все, что мы могли». За это берутся благотворительные фонды. Так вот, чтобы родитель, семья, в которой родился такой ребенок, поверил, что фонд ему поможет, там же должны быть нормальные люди. Нельзя сказать: «Мы берем логопедов-волонтеров».

Илья Тарасов: Они так наволонтерят и налогопедят.

Ирина Меньшенина: Завтра отпуск, и он скажет: «Ребята, ну извините, я должен уехать». А ты семье сказал: «Мы тебе поможем». А потом говоришь: «А логопед-то уехал, волонтер. Мы копейки ему не платили. Он хороший человек, но ему надо отпуск съездить». Как так? Если заниматься серьезными проблемами людей в нашей стране, заниматься-то ими должны профессионалы.

Поэтому это эволюция, общество проходит вот это. И им важно видеть, как действительно помогают фонды, что меняется. И мне кажется, что мы дожили до такой жизни, когда люди, жертвующими мелкими купюрами (это так называется), понимают, что все дело в количестве. Они понимают, что если много людей по 100 рублей, то соберется сумма, нужная для помощи. То есть у людей произошло, происходит вот это понимание. И исследования показывают, что 50% населения все-таки уже замечены в том, что хоть раз в год они пожертвовали кому-то.

Илья Тарасов: «Был замечен в благотворительности».

Ирина Меньшенина: «Был замечен».

Илья Тарасов: Правда, что гонорар фандрайзера – 10% от нафандрайзенной суммы?

Ирина Меньшенина: Это неправда, потому что нет таких нигде канонов и законов. Мы приняли Этический кодекс фандрайзера, в нем написано, что фандрайзер за комиссию, потому что это не та индустрия.

Вот есть две вещи в фандрайзинге – их можно называть фандрайзинг транзакций и фандрайзинг отношений. Транзакции – это когда есть огромная и классная площадка для объявления о том, что фонд вот здесь, нужны срочно деньги. Ну, прекрасный пример – эсэмэски на канале. И там фонд должен быть готов к приему этих транзакций. Главное – фонду правильно распределить деньги и отчитаться. Ну, детей вылечат врачи, и отчитаться.

Илья Тарасов: На «Синдром любви» как найти спонсоров? Это же нужно быть настолько продуманным жертвователем, чтобы понимать, что вот это нематериальное нужно и полезно.

Ирина Меньшенина: Да. Ну, во-первых, очень много доноров из числа тех, у кого рождаются такие дети, или их родственники, или близкие. Знаете, это доноры, мотивированные миссией организации – я их так называю. Они по умолчанию быстро понимают, что им нужно, чтобы был такой фонд. И они первые, кто делают пожертвования. Есть доноры, которые миссией не особенно замотивированы, но они готовы прийти на какое-то интересное для себя событие. Люди, приходя туда, что-то берут себе очень ценное и важное. Например, пробеги благотворительные, которые «Синдром любви» тоже делает, велозаезды.

Илья Тарасов: Мастер-классы.

Ирина Меньшенина: Мастер-классы, чтение известными актерами со сцены книг. Какие-то вещи, когда человек, по большому счету, пойдет не помогать, а брать. Но он понимает, что он придет туда, он получит что-то – и это поможет кому-то. И дальше снова начинается фандрайзинг отношений.

Илья Тарасов: Для вас на ваших экранах сайт благотворительного фонда «Синдром любви»: sindromlubvi.ru. Заходите и жертвуйте.

Ирина Меньшенина: Сделать пожертвование любое, комфортное для вас, зная, что каждая копейка попадет в программу для людей с синдромом Дауна. А мы будем вас держать в курсе, как они живут, как меняется их жизнь, и будем вам очень благодарны.

Илья Тарасов: Спасибо.

Мы продолжаем рассказывать о профессионалах в некоммерческом секторе. Все это смотрите прямо сейчас в программе «ЗаДело!» на Общественном телевидении России.

Голос за кадром: Елена Тополева – профессиональный журналист, в 2000-х стала редактором журнала «Третий сектор», посвященного деятельности некоммерческих организаций. Поняла, что за годы работы в журналистике ни разу не сталкивалась с этой темой, и решила посвятить свои материалы тем, кто помогает другим. Стояла у истоков создания медийного фонда «Участие», призванного помогать детским домам в России и популяризировать в СМИ само слово «благотворительность». Сегодня Елена возглавляет Агентство социальной информации – ведущую экспертную организацию российского некоммерческого сектора и уникальное информационное агентство, освещающее деятельность НКО и гражданских инициатив.

Илья Тарасов: Добрый день.

Елена Тополева-Солдунова: Добрый.

Илья Тарасов: «НКО-профи».

Елена Тополева-Солдунова: Что это такое? Это достаточно большое количество самых разных некоммерческих организаций, которые работают по всей стране и во всех возможных сферах. Это и реабилитация детей-инвалидов, и помощь инвалидам в трудоустройстве, и устройство бездомных животных, помощь приютам для бездомных животных. Долгое время люди, которые что-то слышали про такие организации, считали, что там работают в основном волонтеры, которые…

Илья Тарасов: Бесплатно – вот самое главное.

Елена Тополева-Солдунова: Бесплатно. Ключевое слово – «работают бесплатно».

Илья Тарасов: Главный стереотип, что они и не должны получать. «Вы же благотворители. Какие деньги? О чем речь?

Елена Тополева-Солдунова: Именно, конечно, да, никаких денег. Но на самом деле это не совсем так. Такие организации тоже есть – они называются, условно говоря, волонтерские. Но при этом все больше людей работают в некоммерческих организациях профессионально – точно так же, как они работают на государственной службе или в бизнесе. В этом смысле некоммерческие организации ничем не отличаются от организаций коммерческих или от государственных.

Илья Тарасов: Почему некоммерческий сектор все-таки должен быть немножко коммерческим?

Елена Тополева-Солдунова: Многие организации некоммерческие занимаются деятельностью, которая требует очень высоких профессиональных компетенций. Условно говоря, если организация помогает в реабилитации детей с аутизмом, в этой организации должны быть специалисты, которые разбираются, что такое аутизм, как с такими детьми работать, какие к ним должны быть подходы. Эти специалисты могут быть социального, медицинского профиля и иметь соответствующую профессиональную подготовку.

Если таких кадров не будет, то организация просто не сможет выполнить свою миссию и принести ту пользу людям, ради которой она создалась. И чтобы специалисты в такой организации работали не от случая к случаю, не «сегодня у меня есть часок вечером, я приду и поработаю», а регулярно, на постоянной основе, желательно каждый день – эти люди должны получать за эту работу зарплату.

Мы, например, знаем много примеров того, когда люди, поработав в бизнесе, внезапно принимают для себя решение, что дальше они хотят связать свою профессиональную карьеру именно с некоммерческими организациями. В основном это случается тогда, когда люди начинают искать для себя какие-то смыслы в жизни и в своей работе. И тогда люди за смыслами идут работать именно в некоммерческие организации.

Илья Тарасов: Можно ли благотворительность назвать бизнесом?

Елена Тополева-Солдунова: Знак равенства я бы ставила только в том, что и там, и там нужны профессионалы.

Илья Тарасов: А вообще некоммерческий сектор в стране какую позицию занимает по отношению к экономике? Как у них там, на Западе? И какой у нас срост?

Елена Тополева-Солдунова: В России зарегистрировано около 220 тысяч некоммерческих организаций. И некоторые говорят: «О, зачем нам так много?» Но если сравнить с другими странами европейскими, то мы увидим, что это отнюдь не так много. Например, в той же Франции организаций почти 1,5 миллиона. И 1,8 миллиона рабочих мест в НКО создается – и это 5% от всех рабочих мест вообще в стране. У нас, к сожалению, пока это меньше 1% – рабочих мест в НКО. Но я абсолютно уверена, что сектор будет расти и развиваться.

Илья Тарасов: Недостаток именно в какой информации, связанной с НКО, есть у нашего населения? Что они не знают?

Елена Тополева-Солдунова: Некоммерческие организации – это организации граждан и для граждан. Это организации, где любой человек, который хочет как-то поучаствовать в жизни своей территории, своего города, своего поселка, может себя реализовать в такой организации.

Илья Тарасов: Пять любимых профессиональных НКО?

Елена Тополева-Солдунова: Люблю, например, организацию, благотворительный фонд «Старость в радость», который не просто помогает одиноким пожилым людям, которые находятся в домах престарелых, но и выстраивает новую систему долговременного ухода для людей, которые не могут сами себя обеспечивать.

Я очень люблю организацию «Волонтеры в помощь детям-сиротам» за то, что они решают очень важные проблемы в сфере поддержки семей, профилактики сиротства и очень умело, просто искусно подбирают и работают с волонтерами.

Благотворительный фонд «Линия жизни», не могу его не назвать, я там в попечительском совете, помогают тоже детям справиться с какими-то серьезными заболеваниями.

Работа с людьми с инвалидностью, две даже организации – «Перспективы» в Санкт-Петербурге и «Перспектива» в Москве. Обе профессиональные тоже абсолютно. И там, и там прекрасные и великолепные сотрудники, опытные.

Илья Тарасов: Если у вас много денег – поддерживайте некоммерческие организации. Если у вас мало денег, вы тоже можете поддерживать некоммерческие организации, подписавшись на какие-то платежи. А если у вас вообще нет денег, вы можете стать волонтером или открыть свою собственную некоммерческую организацию и начать зарабатывать. Правильно?

Елена Тополева-Солдунова: Правильно.

Илья Тарасов: Спасибо.

Прямо сейчас на ваших экранах адреса сайтов всех общественных организаций и благотворительных фондов, о работе которых мы вам сегодня рассказали: www.greenpeace.ru; www.sindromlubvi.ru; www.asi.org.ru; www.homeless.ru.

И помните: чтобы хорошо делать свою работу, нужно быть профессионалом. А это была программа «ЗаДело!». Увидимся ровно через неделю. Пока!

О профессионалах в благотворительности, которые кардинально изменили подход к работе НКО в России