Илья Тарасов: Все с улиц постепенно, если их выгнали, ушли в интернет. Владимир Берхин: Ну, в Сети этот промысел требует немножко других качеств. В Сети надо уметь раздувать истерику. В Сети можно добывать деньги путем вложения денег, просто путем покупки платной рекламы. Это в Facebook бывает довольно часто: показывается реклама каких-то группы с какими-нибудь абстрактными названиями, типа «Лучик» или «Солнышко», где публикуется фотография какого-то ребенка или даже видео какого-нибудь ребенка, плачущего в больнице, рассказывается история, которая взята непонятно откуда, и номер карты. То есть такого стало довольно много. Сейчас этого особенно много в Instagram и в Facebook. Илья Тарасов: Какие признаки того, что, скорее всего, это… ну, мы не будем говорить со стопроцентной уверенностью, но, скорее всего, я бы задумался? Владимир Берхин: Чем меньше конкретики – тем больше шансов, что это обман. То есть если в просьбе история, не привязанная географически, если неизвестно, в какой больнице лежит тот человек, которому нужна помощь, если непонятно, на что вообще нужны деньги, если нет документов, если авторы сбора не идут на нормальный контакт, не отвечают на вопросы, то обман весьма вероятен. Достаточно простой признак, который, как ни странно, сколько лет уже работает, – это взять кусочек текста, который используется, и забить его в поисковике. Тексты эти люди довольно часто воруют. То же самое касается фотографий. Сделать поиск по изображению, это несложно. Просто может выясниться, что мальчик Вася из 2019 года – на самом деле мальчик Петя из 2007-го. Если сбор идет на карту и указана конкретная сумма, то можно попросить показать счет. Почему собираются именно такие деньги? Если человек собирает деньги просто себе на жизнь, то здесь обман тоже весьма вероятен – просто потому, что проще не отчитываться. Ну, на жизнь. Хлеба на ужин человек купил. В общем, в любом случае во всех ситуациях, когда невозможен нормальный контроль, когда невозможно нормальное обоснование происходящего, там весьма вероятен обман. Фонды все-таки хоть как-то отвечают за свои действия. Хотя если фонд собирает деньги на личную карту, то это тоже признак того, что фонд хочет что-то скрыть по тем или иным причинам. Есть фонд «Солнце в ладошках». У них этих карт штук тридцать одновременно на сайте висит, на которые можно жертвовать, все зарегистрированы на директора фонда. Зачем это сделано? Почему это сделано? И для чего это нужно, кроме как запудрить людям мозги? Я представить не могу. Деньги, попадающие на карту – юридически это дар, это не пожертвование. К этим деньгам не прилагается никакого условия. Человек может их пропить и никому ничего должен не будет никак. Что он там при этом писал в социальных сетях или на каких-нибудь сайтах – не имеет никакого значения. Фактически ему деньги просто подарили, и он может их тратить так, как захочет. Илья Тарасов: Часто вижу сборы: одинокая мама, больной ребенок, «пожалуйста, помогите», и номер карты. По факту, может быть, если даже это не фейк, если эту страницу не ведут какие-то левые люди, а это действительно эта история, человек собирает на себя. Но это же тоже не запрещено законом. Ну что это такое? Владимир Берхин: Это не запрещено законом. Илья Тарасов: Я же могу на себя сейчас сбор открыть? Владимир Берхин: Можешь. Любой человек может у любого человека посредством любых технических средств попросить денег. И когда бедная женщина просит на себя и своего больного ребенка деньги просто на жизнь, то это тоже не нарушает никаких законов. Единственное, что здесь смущает, кроме того, что деньги бесконтрольные, – это тот факт, что ребенок превращается в средство достижения какого-то ее благополучия. Иногда это может заходить очень далеко, когда люди собирают действительно очень подолгу миллионы денег и тратят их просто на улучшение своей жизни, своих жилищных условий, автомобили покупают, в общем, и так далее. Люди специально поддерживают ребенка в больном и страшном состоянии, с тем чтобы пожертвования не прекращались. Илья Тарасов: Реально? Владимир Берхин: Реально. Вот именно такие истории и были, когда ребенка специально не кормили, когда его не лечили, с тем чтобы можно было фотографировать его, какой он бедненький, как ему плохо, тяжело и сложно. * * * Илья Тарасов: Да, как бы страшно это ни звучало, но действительно бывают случаи, когда родители используют своего больного ребенка для достижения каких-либо целей или финансового благополучия. С экспертом по таким делам мы и связались. Это Светлана Машистова, и они специалист «Русфонда» по отслеживанию мошенничества в интернете. * * * Корреспондент: Что такое токсичная благотворительность? Светлана Машистова (по Skype): Это такие истории, когда впрямую сказать, что сбор мошеннический, нельзя, но есть основания подозревать, что рано или поздно он таковым станет. Это сбор, отличающийся крайне небрежным отношением к жертвователям и их чувствам. То есть организаторы сбора грубейшим образом манипулируют сознанием жертвователей потенциальных. Они вводят их в заблуждение. Они формируют при помощи определенных манипулятивных технологий глубокую привязанность к ребенку, для которого идет сбор. Ну а потом бывает по-разному. Чаще всего все это заканчивается диким скандалом. Корреспондент: А есть ли в вашей практике такие случаи, когда родители специально, допустим, не лечат ребенка, чтобы продолжать получать такие пожертвования? Светлана Машистова: Да, несколько лет назад были такие случаи. Как вы понимаете, эти истории случаются нечасто. В одной из историй девочку мама не водила на контрольные обследования, и в итоге девочка с вполне излечимой формой рака погибла. Во второй истории мама ради сбора нарушала предписания врачей, и ребенок тоже в конце концов погиб. Наверное, самый громкий пример – это история Влада Шестакова, история прошлого года. В прошлом году (возможно, вы видели это выступление), журналист из Владивостока обратился во время пресс-конференции к президенту Путину с просьбой помочь транспортировать мальчика из Иркутской области в клинику в Европе, где мальчика должны спасти. Мальчик на тот момент уже находился в крайне тяжелом состоянии, его нельзя было транспортировать, он умирал. Но это не мешало организаторам сбора собирать деньги, привлекать СМИ, клеветать на врачей, рассказывать совершенно фантастические истории. В конце концов, ребенок, к сожалению, погиб. За несколько лет до этого была такая же история с курганской девочкой Юлией Макаровой. Там тоже начался большой сбор, когда состояние ребенка не позволяло его вылечить ни в одной стране мира. Жертвователям до последнего дня рассказывали фантастические истории о самолете неизвестного мецената, стоящего на полосе в Москве, чтобы забрать девочку и везти ее прямо из Кургана в Штаты, где ее обязательно спасут. Мама снимала видео в реанимации, выкладывала их, чтобы показать жертвователям, что ребенок на самом деле хорошо себя чувствует, что он в реанимации находится не потому, что умирает, а потому, что так решили врачи. Ребенок, естественно, погиб. Как и у Влада Шестакова, дальнейшая судьба денег, собранных на лечение, абсолютно неизвестна. * * * Илья Тарасов: Сборы на улицах, обман в Instagram и Facebook. Но недавно неблагонадежные сборщики добрались и до телевидения. В прошлом году благотворительный фонд «Золотые сердца» разместил на нескольких федеральных телеканалах ролик о сборе средств на лечение шестилетней девочки. По итогу сбора матери перевели лишь незначительную сумму. И после того как семья попросила фонд прекратить показ этого ролика, сбор все равно продолжился. По итогу этой ситуации была проведена прокурорская проверка, которая никаких нарушений в работе фонда «Золотые сердца» так и не выявила. Хотя куда делись собранные деньги – непонятно. Сейчас, на данный момент сайт фонда не работает. Для того чтобы оградить телезрителей от такой неблагонадежной ранее рекламы, Агентство социальной информации и центральные телеканалы решили подписать меморандум. * * * Елена Тополева-Солдунова: Мы стали разбираться с каналами, а проверяли ли они эту информацию. И они схватились сами за голову, честно говоря. И они признали, что действительно они просто поверили. Им не пришло в голову проверить эту информацию. Таким образом, они попали тоже сами в такую неприятную ситуацию. Илья Тарасов: По итогу этой ситуации и благотворительное сообщество, точнее, некоммерческий сектор, и представители средств массовой информации придумали: «Давайте как-нибудь договоримся, как это будет». Елена Тополева-Солдунова: Заказчики социальной рекламы, производители и распространители решили выработать такой документ, такую некую декларацию о намерениях предпринимать некие общие действия для того, чтобы минимизировать риски сбора частных пожертвований на недобросовестные цели недобросовестным образом. Илья Тарасов: Что будет за несоблюдение, если в эфир попадет все-таки неблагонадежная реклама и так далее? Елена Тополева-Солдунова: Ну, во-первых, меморандум предполагает, что эти все три стороны, если они каким-то образом оказываются вовлечены в процесс создания или распространения такой информации, содержащей призыв к сбору частных пожертвований, то они должны сказать себе: «О, это надо проверить!» Каждая сторона должна задать себе вопрос: нуждается ли эта информация в проверке? И приложить все усилия, чтобы убедиться в том, что это добросовестный сбор средств. А для этого там даются некие критерии, параметры, набор документы, которые можно запросить (одна сторона может запросить, а другая сторона и третья сторона могут предоставить), для того чтобы убедиться, что это действительно добросовестный сбор пожертвований, а не мошеннический. Илья Тарасов: Я думаю, что это, во-первых, на совести людей – раз. А во-вторых, конечно, было бы классно это закрепить какими-то санкционными штуками, то есть… Елена Тополева-Солдунова: А невозможно. Мы прорабатывали с юристами. Опять наказать никого нельзя, то же самое, как и поймать никого нельзя за руку. * * * Илья Тарасов: Мы выяснили, что сборщиков на улице к уголовной ответственности привлечь нельзя. Но это только пока. В октябре этого года в первом чтении в Государственной Думе прошел законопроект, который теперь будет регламентировать сборы пожертвований в так называемые боксы. Так что, ребята в электричках, будьте аккуратнее! * * * Илья Тарасов: Как надо выстроить всю систему, чтобы она: а) хорошо работала; б) в ней не было столько пробелов; и чтобы, когда Минюст или прокуратура искали у кого-то нарушения, не говорили бы: «Ну, ребята, все супер», – а находили их? Владимир Берхин: На мой личный взгляд (не все коллеги его разделяют), у нас сейчас самый бесправный человек во всей этой системе – это жертвователь. Он дает деньги, но при этом он не имеет ни на что права фактически. Фонд имеет право не рассказывать жертвователю, как эти деньги были использованы; имеет право не рассказывать о том, кто их в конце концов получил. Массовый жертвователь не заключает с фондом никакого четкого, известного, прописанного в законе договора. Есть оферта на сайтах, но эту оферту пишет опять же сам фонд, а жертвователь ее, как правило, не читает. Мне кажется, что нам необходима законодательно принятая Декларация прав жертвователя. Вот есть права потребителя, права покупателя. Он за свои деньги получает продукт на определенных условиях. Эти условия должны быть зафиксированы в законе. Жертвователь имеет право подробно знать о том, как используются его деньги. Жертвователь имеет право на возврат денег в течение какого-то известного времени, независимо от того, что фонд думает. Жертвователь не является такой бессловесной скотиной: просто деньги дал – и свободен! Если жертвователь жертвует средства на деятельность фонда, то он имеет право подробно знать всю деятельность фонда, которая осуществляется на его деньги, хотя бы в какой-то степени. Илья Тарасов: Будьте внимательны. А если вы не знаете, куда жертвовать, то вот номер моей карты… Я шучу!