Юлия Берлетова: Москва, проспект Мира, 2017 год. Я снимаю на телефон активиста общественного движения Пашу Прошкина и пока еще не знакомого мне человека в инвалидной коляске. На том же месте 4 года спустя, 2021 год. Проспект Мира. Здесь главная мечеть Москвы. И по пятницам возле нее собираются попрошайки. В большинстве, если не все, просящие милостыню находятся в рабстве. Их заставляют собирать пожертвования. - Здравствуйте. - Здравствуйте. - Общественная организация «Офицеры России». Скажите, вам помощь нужна? Вы находитесь в рабстве или по собственному желанию попрошайничаете? То есть вы по собственному желанию? Такая жизнь вам нравится, устраивает все? - Не надо меня фотографировать. Тебе говорят – не фотографировать. - Что тут комментировать? Юлия Берлетова: Много, много их, слушай. - Такая реакция тоже бывает. Юлия Берлетова: Эти люди находятся, прям 99%, что они в рабстве. Просто запуганные и не верят в помощь, можно так сказать. Нищенская мафия – один из видов современного трудового рабства. Людей с особыми потребностями, пожилого возраста запугивают и эксплуатируют. Им пытается помочь Паша Прошкин. Именно с Пашей 4 года назад мы освободили невольника от оков принудительного сбора пожертвований. На вид ему не меньше 60. Инвалид на коляске. Зовут Саша. Несколько лет Александр был в трудовом рабстве у цыган. Первые его не кормили, держали в страхе. Вторые есть давали, но жил он в палатке. Александр: Вначале я попал к одним, но от них мне как-то удалось уйти. Потом по электричкам скитался. Те меня зацепили, другие. Уговаривали, конечно. Ну, конечно, когда уже несколько дней голодаешь, тогда уже, конечно, тяжеловато. Юлия Берлетова: Саша родом из Уфы. Учился в Московском институте стали и сплавов, работал рекламным агентом. Издавал журнал о торговом оборудовании. На момент спасения ему 54 года. А это первая ночь не на улице и не в холодной палатке. Стаж жизни без своего угла и документов у Саши почти 10 лет. Поселить только что спасенного человека из рабства нам удалось в приюте для бездомных «Ной». Меня удивило, что вы настолько молниеносно: «Можно вам привезти?» - «Да, привозите». Емельян Сосинский, руководитель Дома трудолюбия «Ной»: Когда я в 2003 году только стал верующим, только начал воцерковляться, только пришел в храм, первое, что в глаза бросилось – это то, что совершенно не решена проблема с теми, кто приходит просить помощи со всякими этими просителями бездомными. То есть надо было что-то кардинально менять. И вот когда начались наши эти приюты, первая задача называлась у нас «Программа минимум» - это создать такое количество в приютах наших мест, чтобы любой бездомный, находящийся в московском регионе, который хочет изменить образ жизни, уйти с улицы, неважно, в каком он состоянии здоровья, в каком возрасте, какого он пола, неважно – чтобы у него эта возможность была, чтобы он мог к нам прийти. Юлия Берлетова: «Ной» - это сеть приютов для людей без адреса. Здесь готовы любому дать кровь, трудоустроить. Есть работные и социальные дома, как этот. Емельян Сосинский: В этом доме у нас самое большое наше хозяйство. Уже года 3, наверное, дом вообще не покупает мяса. За счет того, что свои куры, утки, гуси, свиньи. Это женский дом. У нас в основном мамы с детьми. Вот для них площадка. - Там у нас мужской дом. Юлия Берлетова: В социальном приюте спасенный из трудового рабства Александр Лепеничев учился плести коврики. Тяги к рукоделию никогда не испытывал. Закончил технический вуз. Работал в лаборатории на заводе сельхозмашин. Александр Лепеничев: Я был соавтором некоторых статей, которые были опубликованы в журнале… Эта статья называлась «Использование окатышей старооскольского металлургического комбината в процессе выплавки высоколегированных сталей». Юлия Берлетова: А когда предприятие в Люберцах закрыли, он обратил свой взор на рекламу. В начале 1990-х она набирала обороты. Стал Саша рекламным агентом и с головой ушел в работу. А дальше было свое агентство. Времени ни на что не хватало. Но были деньги. Александр Лепеничев: Иногда были месяцы, когда были $3000 в месяц. Я практически квартиру заработал за год. А купил ее за $20 000. Были вот эти деревянные. Их просто покрасили. Они были светлого цвета. А их просто покрасили. Или вот этой морилкой проморили. Юлия Берлетова: Даже рамы на балконе его квартиры такие же, как были при покупке им этой жилплощади. Только вот заветные квадраты в Ближнем Подмосковье давно уже не его. Александр Лепеничев: Попались люди нерусской национальности, которые подпоили меня и вывезли в Тверскую область. И в это время продали мою квартиру. Так получилось. Юлия Берлетова: В «Ное» рекламщик Саша так и не научился делать коврики. Ему нашли другую занятость. Емельян Сосинский: Ему уже придумали такую работу, которая на телефоне. То есть он должен совершать так называемые холодные звонки. Ему дают вот эту базу телефонов. Он должен звонить, что-то там предлагать. Через 3 дня его тот человек, который его нанял (там зарплата была нормальная и все), он его уволил, сказал: «Он за 3 дня не сделал ни одного звонка». Он говорит: «Я ознакамливаюсь с базой». То есть человек работать не хочет вообще никак. Поэтому по нему ничего, к сожалению, положительного сказать не могу. Александр Лепеничев: Если я не знаю темы, и просто звонить, что-то предлагать – это не по мне. Любую тему надо изучить, прежде чем ей заниматься. Юлия Берлетова: Ни с коврами, ни с холодными звонками не сложилось у Саши. Буквально через несколько месяцев он из приюта ушел. Таких, как дом трудолюбия «Ной», появилось масса. Но не угадаешь, где тебя условия труда устроят, а где попадешь в рабство. Емельян Сосинский: Когда появилось вот это огромное количество этих рабочих домов, сейчас никто не знает, сколько их – от нескольких сотен до, уже говорят, 1500. Это я говорю только про московский регион. Сколько их во всей России – я не знаю. Виктор Гуляев, клинический психолог, руководитель «Телефона доверия» для людей в трудной жизненной ситуации фонда «Каритас»: Есть такой правовой казус. Из-за того что большинство центров находятся как частные владения, то есть частные дома, правоохранительные органы туда без ордера попасть не имеют права. Да, получается закрытая территория. Пока человек оттуда сам не вырвется… Это все находится под замками, высокая ограда, видеонаблюдение. То есть с постоянным присмотром. То есть пока человек оттуда реально как-то не сбежит, об этом никто не знает. Сергей Сковорода: Я объявление увидел, что требуется. Юлия Берлетова: Сергей Сковорода из Пскова – сирота. Ему 32 года. Год назад парня заманили в Армению. Сергей Сковорода: Самое ужасное то, что ты в чужой стране, что если тебя выгоняют, а куда идти? Заработная плата – 120 000 драмов. Это перевести на наши русские деньги – 20 000. Это по строительству гостиницы мы там работали. А на самом деле, оказалось, ты на них работаешь. Заработную плату ты не видишь. Потому что они приезжают. Им прораб отдает. И все. Юлия Берлетова: Несколько месяцев Сергей верил обещаниям своего работодателя и ждал, что ему заплатят за ежедневный физически тяжелый труд. Сергей Сковорода: Если, например, ты устал после ночной смены, на собрании если ты уснул, с тобой тогда разговаривают или могут отобрать телефон за то, что ты спишь на собрании или не читаешь Библию. Юлия Берлетова: Год Сережа работал за еду. Пытался бежать – возвращали. Ему удалось найти телефон и позвонить знакомому, который обратился к волонтерам, и парня вызволили. Максим Плотников: Кто оттуда сбегает, тот попадает в соседнее… - В такое же рабство, да? Максим Плотников: Да. И там же по полям они и гуляют. У нас называется «черная дыра». То есть если попал, то не каждый оттуда выберется. Юлия Берлетова: Максим из Ставрополя. Ему 37. Это его любимое место в родном городе – Комсомольский пруд. Здесь он работал водолазом-спасателем. Максим Плотников: Страшно и опасно. Одновременно интересно. Приходилось и спасать людей. Но в основном мы работали с мертвыми людьми, доставали жмуриков как бы, по-нашему это называется. Юлия Берлетова: 4 года назад у Максима случился инсульт. Восстанавливаться полностью не получилось: правая рука и нога еще не до конца слушаются. Речь подводит. Это все стало причиной отказа на многих работах. Потому Максим купился на заманчивое предложение. Максим Плотников: Сказали: то, что есть такой вариант, поскольку я болею, что можно, выражаясь по-молодежному, нахаляву денег срубить. - Много обещали? Максим Плотников: Сказали – «заработаешь нормально». А по факту получилось, что не заработал, больше потерял. Юлия Берлетова: Работный дом был в Ставропольском крае. Там убирали поля, собирали урожай, но по 15 часов в день и бесплатно. Выйти за территорию было нельзя. Обижать решится не каждый. Максим Плотников: При мне железной трубой наказывали людей. Юлия Берлетова: За что? Максим Плотников: За то, что пытались бежать. Юлия Берлетова: Максим пробыл в неблагополучном доме трудолюбия больше 8 месяцев. Удалось позвонить и объяснить ситуацию сестре. Она уже связалась с благотворительной организацией «Движение Альтернатива». Юлия Берлетова: Алексей Никитин занимается помощью тем, кого силой удерживают в рабстве. Он сотрудник единственной в России некоммерческой организации против рабства «Альтернатива». Этому волонтерскому движению 10 лет. В их базе данных более 3000 освобожденных из разных видов неволи – сексуального рабства, трудового, нищенской мафии. Алексей Никитин, активист движения против рабства «Альтернатива»: Расходы на освобождение могут быть очень разными. Потому что сейчас раз – и… Владивосток. Это 30 000 на одного человека. Сейчас раз – мне позвонят проститутки в Бахрейне. Это опять $1000 только за то, чтобы их оттуда вывезти, за визы. Поэтому очень сложно заранее рассчитывать бюджеты. И в этом всегда проблема. Юлия Берлетова: Основатель движения «Альтернатива» - Олег Мельников. Как-то он случайным образом участвовал в освобождении людей с кирпичного завода в Дагестане. Такая активность ему понравилась. Увидел важность и нужность такой работы. Волонтеры часто ловят за руку нечестных работодателей. Но привлечь к уголовной ответственности пойманных не так-то просто. Доказать, что кто-то кого-то удерживал в неволе и заставлял заниматься тем, чем невольник не хотел, крайне сложно. А вот помочь несвободному выбраться из замкнутого круга неприятностей можно. Олег Мельников, руководитель движения против рабства «Альтернатива»: Что касается полиции и власти, полиция, как правило, не заинтересована на участках поднимать эту тему, потому что это испортит статистику. А что касается власти – ну просто не дошло до каких-то высоких, видимо, слоев власти, уровней власти. Юлия Берлетова: Вернемся к Саше. Где же он? Куда уехал из социального приюта? Где Саша? - Саша встретил свою любовь. Юлия Берлетова: Вот так дела! Александр – жених! Без бороды, в пиджаке, в брюках и модном кроссовке. И не узнать в этом мужчине того Сашу, который простил милостыню. Александр Лепеничев: Главное – мы вместе. У нас возникло взаимное чувство. Алена, иди сюда. Иди. А то рассказ получится это самое… Присаживайся. Юлия Берлетова: Алена работала в «Ное» сиделкой. Алена Янкович: Чисто внешне мы, как говорится, друг в друга не влюбились, не встретились – ничего. Такого не случилось. Потом, когда мы в одной комнате… Я приходила в рабочее время в кабинет, где работали мужчины. Они вязали коврики, у нас начали такую дурацкую работу, чтобы шить эти коврики из помпонов. И у них это не получалось. Юлия Берлетова: Алене 38. Она из Беларуси. По образованию – учитель биологии. В Москву приехала на заработки. Но устроилась не в школу, а стала ухаживать за пожилыми людьми. Емельян Сосинский: Для меня это было, скажем так, неприятной неожиданностью, то, что они вместе решили уйти. Потому что, на мой взгляд, это явная эксплуатация ее им. То есть она-то трудяга, а он… не знаю, чем он берет, чем он ее там взял. Ну, видимо, говорить он хорошо умеет, наверное. И плюс, так как мы от православного храма, у нас запрещено блудное сожительство. Юлия Берлетова: Они ушли в никуда. Мы отчаянно пытались им помочь. Но то и дело встречали нас трудности. У нас было всего два дня на поиски нового жилья. Поселить в любой другой социальный приют не получилось. Одна из причин отказа – они не в браке. Когда было совсем отчаялись, небольшой реабилитационный центр дал согласие. Алена была рада новой крыше над головой, а вот Саша засомневался в правильности решения. Видимо, что-то пришлось не по нраву. То и дело Саша спрашивал, далеко ли они от Москвы. Да и правила здесь строгие: курить нельзя. Александр Лепеничев: Я не могу. Я, извини меня, после ампутации если курил, то я не смогу бросить. Извини, я уже больше 30 лет курю. Юлия Берлетова: В какой-то момент мы подумали, что наши усилия напрасны. Саша готов уйти куда глаза глядят. И Алену с собой забрать в никуда. Им бы пожениться, но не складывался брачный паззл. Мы свидетели. Возили молодоженов в отделение загса. Им в заявлении отказали. Алена Янкович: Вопрос денег-то был. Паспорт, нотариальный перевод паспорта. Это все страницы на русский язык. Одна ошибка – и все. То есть тогда у нас вопрос ребром стоял. Несколько тысяч – это уже много. А плюс еще справка о том, что я не замужем. Это тоже запросить, получить эту справку. Она какое-то время актуальна, потом через полгода неактуальна. Получится ли с переводом? Там должно было сложиться. Юлия Берлетова: Но зато получилось помочь оформить Александру новый паспорт, инвалидность и пенсию. Ему хочется детально рассмотреть каждую страницу нового документа. Алена Янкович: Ну да, не похож, Саш, видишь. Как-то в жизни на самом деле получше, чем здесь. Юлия Берлетова: После ухода из «Ноя» они сменили еще два приюта. Главное – что не на улице. Потому как окажись без крыши над головой, это снова угроза попасть в рабство, как это уже было у Саши. Александр Лепеничев: Ночевал в электричках. А потом в конце концов цыгане ходили по электричкам, меня увидели, говорят: «Ну что ж, пойдем, хоть накормим. Ты давно ел?» - «Давно. Дня три, наверное, точно не ел». Виктор Гуляев: Представить, насколько это ужасно, когда человек первый раз в эту ситуацию попадает, насколько это страшно. То есть у тебя было что-то такое, да, там, ну, хостел какой-то даже, может быть, еще что-то, а здесь вообще ничего нет. Ни денег нету, ни жилья нету. То есть человек понимает, что ему вечером ни покушать, ни привлечь негде. Он, конечно, соглашается. Юлия Берлетова: Павел Киселев 4 года был добровольцем службы помощи бездомным «Каритас». С 2018-го он сотрудник их дневного центра. Здесь любой человек с улицы может постирать вещи, согреться, перекусить, решить вопросы с документами, пообщаться с психологом. Паша помогает с трудоустройством. Павел Киселев: Под Москвой средний портрет бездомного – это приезжий из какой-то другой области, возможно, из какой-то деревни или села, где нет работы, он приезжает в Москву и теряется, вообще не понимает, что здесь, как здесь что устроено, и, может быть, так немножко наивен. Юлия Берлетова: Если поесть, помыться, переодеться можно (бывалые бездомные знают, куда с этими потребностями обратиться), главная проблема в другом: Саша был прописан на свежем воздухе 10 лет. А что было самым сложным в этот период? Александр Лепеничев: Поспать нормально нельзя было. Платье не зашьешь. И народ ходит, и молодежь, которая может избить. Юлия Берлетова: Саша долго скитался по улицам. Ночевал то в электричках, то на вокзалах. Но когда их стали закрывать на ночь, случилась беда: ранней холодной весной он намочил ногу. Итог – гангрена. Александр Лепеничев: Меня привезли в реанимацию. Вначале хотели меня в морг везти. То есть у меня пульса не было. Но потом я как-то зашевелился. В 2013 году, когда у меня ампутация была. Юлия Берлетова: Саша не знал, что есть сеть приютов «Ной». Не знал и о службе помощи «Каритас», у которых работает круглосуточный телефон психологической помощи для бездомных и запущена программа индивидуального сопровождения. Они своим подопечным снимают отдельные квартиры. Сергей Серобабов, специалист Дневного центра помощи людям в трудной жизненной ситуации фонда «Каритас»: Это не общинное какое-то коммунное проживание, а именно проживание там, где ты живешь один и никто тебе не мешает, и ты никому не мешаешь, и ты можешь немножко абстрагироваться от всего этого мира, что как раз позволяет тебе скорее как-то выйти на путь реабилитации, социализации. Юлия Берлетова: Сейчас благотворители арендуют две квартиры. В планах еще три. А в ближайшие годы – все 40. Такая программа есть не только в Москве. В скором будущем ее запустят в Челябинске, Перми, Самаре. Это важно, потому что именно с крыши над головой и теплого угла начинается восстановление бездомного, который был или может попасть в нехороший работный дом. Виктор Гуляев: Для нас всегда было огромным большим показателем выхода на следующий этап, то есть такой хороший, качественный next level – это свой угол. То есть это не хостел какой-нибудь, не чего-то такое. То есть это место, куда я могу прийти, и это будет мое. Это пускай будет съемная комната, квартира, отчий дом – неважно, где это находится. Но это мое. То есть я не делю эту комнату с еще 10 человеками. Юлия Берлетова: Своего угла так и нет у наших героев. Из того приюта, где мы их оставили в последний раз, пришлось уйти. И тогда Алена увезла Сашу к себе на родину. Алена Янкович: 80 рублей. Это машина. Полпенсии почти. Ну, чуть меньше пенсии. В этом месяце ушло на дрова. Береза и осина. Юлия Берлетова: Это малая родина Алены – деревня Грудиново Витебской области (Белоруссия). Здесь она выросла в сельской школе, преподавала биологию. Алена Янкович: Надоело по чужим домам жить. Захотелось вернуться в свой дом, быть ни от кого не зависимыми. Юлия Берлетова: Правда, независимость дорогого стоит. Из доходов у них только пенсия Саши. Треть суммы на дрова, остальное – на еду. Алена Янкович: В райцентре нет работы по моей специальности биолог-химик. Юлия Берлетова: Работу в Беларуси Алена найти не смогла. А тут новые проблемы с документами у Саши. Нужно было продлевать группу инвалидности. И обнаружилось, что на его старый паспорт, который остался у цыган, оформлены кредиты. Теперь из его пенсии высчитывают проценты за мифические для него ссуды. Вернулись они обратно в Россию. Алена Янкович: Мы проживаем в Тверской области в небольшой деревне. И приехали сюда. И, слава богу, люди приняли нас временно. Поэтому проживаем, трудимся здесь, сажаем огород, косим, занимаемся еще какими-то вопросами. Александру еще нужно решать суды. Третий год все еще какие-то судебные разбирательства по поводу кредитов, которые чужие люди на него набрали по его утраченному паспорту. Юлия Берлетова: Третий год живут в доме батюшки. С ним познакомились в храме на службе. Алена Янкович: Александр, ну все, я отойду на 10 минут. - За водичкой? Алена Янкович: Да, за водой схожу. Из колодца набираем. Юлия Берлетова: А, ты даже не в ведре? Ты в этом. Алена Янкович: В этом, потому что ведер мало. Воды нагрели. Александр Лепеничев: Сейчас живем пока что, занимаемся огородом, потихонечку там копошимся, что-то выращиваем, у батюшки живем. Алена Янкович: Санюша, может, огурчик порежешь? Александр Лепеничев: На чем? Алена Янкович: На доске. На конфету. Все, пойду к Лене тогда, поблагодарю. Юлия Берлетова: За продуктами раз в месяц выезжают в соседний поселок. Алена Янкович: Я бы хотела консервы взять да масла сливочного пачку. И сыра вот плавленого кусочек. Ну и чуть-чуть что-нибудь к чаю. Юлия Берлетова: Получается, на сколько вы живете? Сейчас пока 11000? Алена Янкович: 11 000. 11 700. Мы 700 перечисляем в Беларусь квартплату и 500 рублей интернет платим. То есть остается 10 500. И как-то на месяц. Ну на двоих плюс что-то батюшка привозит. Юлия Берлетова: Устроиться на работу Алена не может. Надо хозяйством заниматься и ухаживать за Сашей. Алена Янкович: Раз уж так судьба свела, то просто чисто по-христиански это все воспринимаю. И только так могу жить. По-другому никак. По-другому иначе просто не получится. Есть какое-то человеческое тепло, взаимоотношения и так далее. С ним интересно. Он человек умный, он стихи сочиняет до сих пор. С ним общаться интересно. Он воцерковленный, он начитанный и так далее. Много чего узнаю. И как-то речь у него хорошо поставлена. Он редактором работал. И я как-то много чего, с одной стороны, у него учусь, но, с другой стороны, тяжело, бывает просто невыносимо. Но как-то Господь дает сначала тяжело, потом – полегче. И как-то так потихоньку и тянем. Юлия Берлетова: Родственников ни у него, ни у нее не осталось. Единственные друг у друга и у каждого вера: у нее католическая, у него – православная. Алена Янкович: Я крещенная в католицизме. У меня все родственники католики со стороны отца и матери. Юлия Берлетова: Саш, когда в последний раз в храме были? Александр Лепеничев: Ну как когда? С Аленой когда были. В прошлом году. Юлия Берлетова: Едем в Тверь. Там ближайший от дома Саши с Аленой католический костел. Правда, снимать в нем нам не разрешили – строгие правила. Алена Янкович: Все, он сдал мне два святых образа. Это такие католические. Это Иисус. Это по-польски называется… и Богородица тоже с сердцем, открытым для людей. Все строго, как и должно быть. Юлия Берлетова: Строго, да? Алена Янкович: У нас очень строго. Я действительно живу во грехе. И об этом знают. То есть я не имею права ни исповедаться, ни причащаться. Мне нужно с Александром расписываться и венчаться. Сначала разобраться с частным жильем, потом нужно разобраться с этими судами, завершить, чтобы это все было уже… Запросить справку из Беларуси, что я не замужем, перевести мой паспорт на русский язык, только тогда мы сможем расписаться на территории России. Юлия Берлетова: А вот в православной церкви свечница Светлана интуитивно угадала, за что болит душа у этих гостей храма. Смогут ли Саша и Алена вырваться из круга неустроенности? Помочь разобраться и в свете и в своих возможностях мы пригласили психолога. Удалось ли Александру пережить опыт потерь и рабства? Возможны ли перемены? И останутся ли они вместе? Ведь ему 58, а ей 38. Родион Барабанов, дефектолог, клинический психолог, специалист в области психосоматики, руководитель научно-консультативно-психологического центра. Занимается частной практикой больше 10 лет. Родион Барабанов: Саш, можете сейчас на настоящую минуту каким-то одним словом обозначить свое состояние? Александр: Ожидание положительных перемен в жизни. Родион Барабанов: Я разложу перед вами несколько серий карточек. Вот у меня просьба. Внимательно рассмотрев каждую из этих карточек и рядов, выбрать в каждом по одной – то, которое в большей степени откликается для вас в прошлом, в настоящем и в будущем. Александр: Сложно здесь вообще. Юлия Берлетова: 1.5 часа плотной работы с Александром: беседа, тесты, практики. Теперь очередь Алены. Родион Барабанов: Можно ли было назвать себя свободным человеком? Алена Янкович: Тогда – нет. Родион Барабанов: Сейчас? Алена Янкович: Сейчас – да. Родион Барабанов: Степень этой свободы какая? Алена Янкович: Степень моей свободы – она такая… Хотелось бы взлететь, да что-то мешает. Все равно какой-то груз чувствую, как-то подкашивают меня проблемы вот эти бытовой неустроенности. Юлия Берлетова: Родион общался с нашими героями по отдельности, а потом пригласил к совместной работе. Родион Барабанов: У меня будет просьба. Напишите друг другу письмо в будущем. Когда они писали письма в будущее, и у Алены, и у Саши есть одинаковые, схожие черты в почерке. У Алены в почерке выражена склонность к компромиссности, склонность к поиску решений и к тому, чтобы в кратчайшие сроки найти варианты совместных действий, которые помогут прийти к завершению некой задачи. Саша в этом плане имеет ту же особенность: он тоже компромиссный человек. Но и Алена, и Саша, несмотря на свою компромиссность, несмотря на свою сентиментальность, которая тоже есть и у того, и у другого, они могут быть в определенных ситуациях такими упертыми баранами. Я просто попрошу вас обняться друг с другом и на этом закончить. Спасибо. Алена Янкович: И вам спасибо. Родион Барабанов: Саша, конечно, производит впечатление человека, который, безусловно, оказался таким заложником, если можно сказать, существующей жизненной ситуации, причем вогнав себя в нее самостоятельно. Вот эта сильнейшая вера в Бога дает ему возможность продолжать существовать. И то, что он встретил Алену – это, конечно, не воля случая. Подобное в каких-то моментах притягивает подобное. Юлия Берлетова: 4 года, которые прошли с момента освобождения Саши из рабства, мы Наблюдателю: наблюдаем за тем, как он меняется. Но меняется ли – узнаем далее у психолога. А вот те, кто ему тогда активно помогал, на месте не стоят. Главный доброволец в борьбе с попрошайками Павел Прошкин стал музыкальным продюсером – исполнил мечту детства. Павел Прошкин: Мечты же сбываются. Потому что в детстве где-то в подростковом возрасте я загадал это желание, да? Оно хоп – и сбылось. Потому что ты к этому идешь. Юлия Берлетова: Сеть приютов «Ной», где Саша встретил Алену, расширяется. Емельян Сосинский: Сейчас у нас уже следующий шаг. Сейчас мы уже задумываемся о создании дома для семейных. Потому что так-то у нас семейных пар много. Я перестал считать уже несколько лет назад, когда их стало 100. Я понял, что я больше в голове уже не удержу. Виктор Гуляев: Самое эффективное, что я встречал в своей практике, когда человек действительно хочет вернуться в свое и социальное, и человеческое состояние – это любовь. Родион Барабанов: Не просто так эти люди оказались вдвоем. Потому что та форма взаимоотношений, которую мы наблюдаем, она раскладывается на материнство и такое ребячество. То есть Алена в этих отношениях выступает неким локомотивом. И ее ролевая функция в этой истории – это такая мать-наседка. Поведенческая модель Александра в этой истории – это такой вот ребенок предподросткового возраста. «Я склонен к мечтательству, я склонен к рассуждательству», такая генерация и философских идей. Юлия Берлетова: Мы задались целью разыскать тех, кто хоть что-то может рассказать о жизни Саши до его периода жизни на улице и рабства. Вот Александр Холин. Не то чтобы он дружил с Лепеничевым в институте. И после они не особо общались. Но когда узнал о беде, в которой оказался приятель – решил помочь. Александр Холин: Он был членом очень интересной группы. Там были сильные, интересные ребята: на гитарах играли. Но он все равно не был как бы членом вот этого дружеского сообщества. С кем-то в походы ходили, постоянно общались, где-то там между парами курили вместе, диалоги какие-то. С ним этого не было. Он был так особняком. Юлия Берлетова: Мы привезли Саше видеопривет от его товарища с института – тоже Александра. Узнает ли его? Александр Холин: Саша, желаю тебе изо всех сил реализовать свой потенциал, включить как-то свои мозги. Ну не то что включить. Александр Лепеничев: Не узнаю. Юлия Берлетова: Это Саша Холин. Александр Лепеничев: Холин, да? Юлия Берлетова: Да. Одногруппник передал подарок – компьютер. Александр Лепеничев: О чем даже не мечтали, можно сказать. Саш, спасибо. Это очень здорово. Это просто суперподарок. Мы очень рады. Юлия Берлетова: Только бы теперь было, куда компьютер поставить. Максим Чебыкин, глава с.п. Ильинское Кимрского района Тверской области: Это муниципальное жилье, которое находится в деревне Кучино Кимрского района Тверской области. Эта квартира находится в собственности администрации. И в принципе при желании ее можно приобрести. В прошлом году продавали 2-комнатную квартиру в том доме. Оценили ее в 154 000. Я думаю, что здесь однокомнатная будет дешевле, ну то есть в пределах 100-120, я так думаю, где-то будет стоить квартира. Юлия Берлетова: Глава населенного пункта по соседству с тем, где сейчас живут наши герои, предложил присмотреться к жилью в их деревне. Максим Чебыкин: Вот такая квартира. Небольшая кухня, газ есть. Здесь небольшая комната. Вот батареи. Конечно, вот это все мы уберем. Бабушка жила. Просто бабушка умерла. Имущество наше. Как бы мы их попросили вывезти максимальное количество вещей. Они вывезли, что смогли. В таком, конечно, состоянии они ее оставили. Юлия Берлетова: Ален, ну как? Алена Янкович: Ну да. Юлия Берлетова: По-хозяйски зашла уже такая. У нее картина сейчас уже, что как. Алена Янкович: Да, да. Где, что, как прибраться смотрю. Вон кастрюлька, тазик есть, здорово. Юлия Берлетова: Все уже. Алена Янкович: Уже думаю – с чего начинать? Ну, здорово. Юлия Берлетова: Ну как, тебя не напугал вариант? Алена Янкович: Нет, не напугал абсолютно. Я уже много видела. Так что меня не пугает. Нужно убраться – и это все постепенно наведется. Я этого не боюсь абсолютно. Юлия Берлетова: Обещаю – помогу приехать… Алена Янкович: Да? Хорошо. Юлия Берлетова: Всей бригадой. Александр Лепеничев: Я не один. У меня есть Алена. Я несу за нее ответственность. Я прошу всех людей, в ком есть доброе желание, в ком есть доброта, кто верит либо считает себя нравственным человеком, просто помочь нам социализироваться, стать полноценными членами общества, чтобы мы как-то не возвращались в какие-то… Не откатывались назад, а чтобы мы все-таки шли вперед, чтобы какой-то позитив был. Если у кого-то есть возможность – с благодарностью примем любую помощь. Алена Янкович: Хотелось бы, чтобы уже был какой-то свой угол, чтобы я знала, что я оставила Александра – никто не приедет, никто не дергает – я пошла на работу: или я в Кимры поехала, или я в колхоз ушла на работу, и все. То есть чтобы у меня была определенность, потому что здесь время уходит на работу такую часто непосильную для меня как для женщины. Потому что косьба вручную – я никогда этим не занималась. Юлия Берлетова: Если вы заходите поддержать Сашу и Алену, свяжитесь с нашей редакцией. Мы знакомы 4 года. И только сейчас в один из визитов к ним я узнала, что Саша Лепеничев, оказывается, Метанезис. Александр Лепеничев: Это сложное сочетание от метаноя и генезисса. Юлия Берлетова: Это его псевдоним. Он всю свою жизнь пишет стихи. И даже серьезно думал о поступлении в Литинститут. Но пока не случилось. Важнее сейчас – обрести свой угол. Александр Лепеничев: Мы попали в одно купе. Жизни поезд куда-то мчит. Нас разлучит с тобой смерть. Что нас не разлучит? Будут счастьем колеса стучать, Прославляя безумства пик, Им, кто не желает… Этот поезд идет в тупик.