Татьяна Бондарева: Тысячи людей во всем мире сталкиваются с острым стрессом и психологическими травмами. Это может быть тяжелая болезнь, смерть близкого человека, развод, насилие, потеря работы, аварии, военные и стихийные бедствия. Во время стрессовой ситуации у человека снижается внимание, возникает состояние оглушенности и дезориентации. Наша редакция решила посвятить этот выпуск психологическому состоянию человека во время травмирующих событий. – Я замечаю, что как бы сложно плакать, да. Вот нужно плакать, когда не плачется? Илона Фомина: По возможности, как получается. Доверяйте этому, плачьте. Не получается плакать – не насилуйте себя, и так вокруг очень много напряжения. Александра Озерская: Когда человек чувствует опасность и беспомощность, то в нервной системе включается реакция «бей, беги или замри». Все равно эти все реакции, они потом просто размазываются во времени немножко. Но самая частая реакция у нас как у все-таки социальных существ – это замирание такое. Марьям Гамзаева: Вот вы оказались в третьей позиции, что «замри», и это не очень хорошо, потому что это замораживает и парализует все ваши переживания. Татьяна Бондарева: Сигналы тревоги запускают цепь химических реакций: выбрасываются гормоны стресса, которые настраивают организм на самозащиту, учащается сердцебиение, дыхание, напрягаются мышцы. Даже после того, как кризис миновал, уровень гормонов стресса может оставаться повышенным еще несколько дней, поддерживая состояние нервозности, вызывая ночные кошмары и другие симптомы. Как себя поддержать во время кризиса, мы узнали у профессионалов ментального здоровья. Илона Фомина, гештальт-терапевт, организатор центра психологической помощи: Вот я хочу сегодня найти внутри столько любви, чтобы на тебя с любовью смотреть, на других с любовью смотреть, и говорить языком, чтобы попасть внутрь сердца, чтобы найти это доброту, чтобы мы нашли силу внутри, не отдавали силу окружению, а нашли силу внутри, для того чтобы справиться с теми изменениями, которые сейчас происходят. Татьяна Бондарева: Илона Фомина – сертифицированный гештальт-терапевт, преподаватель Московского Гештальт Института,полноправныйчлен Европейской ассоциации гештальт-терапевтов, специалист в области семейных проблем и психосоматических расстройств. Илона, здравствуйте. Илона Фомина: Здравствуй, Таня! Татьяна Бондарева:А вот какие у нас еще стрессовые события происходили, которые прямо вот всех касались? Илона Фомина: Окружающая среда очень тревожная и непредсказуемая, много страха, ужаса, отвращения, неизвестности, смерти. И конечно, когда мы входим в контакт с этим, то нормальная реакция, как ты говоришь, замереть, когда нам говорят «расслабьтесь». Но это невозможно, потому что происходит ситуация, отличающаяся от каждодневной, мы говорим о травме, потому что травма – это как раз некоторое событие, которое происходит и очень сильно отличается от нормы. И здесь хочется сказать еще, что необязательно быть непосредственным участником. Даже если мы присутствуем, например, идем по улице и явились свидетелями авиакатастрофы, наше тело в норме будет реагировать сжатием, потому что страшно, потому что ужасно, неизвестно, растерянно. Татьяна Бондарева: Почему такой эффект происходит, когда кто-то пугает каким-то там будущим, что человеку начинает реально казаться, что это происходит прямо сейчас? Илона Фомина: Какой механизм? Если мне страшно, я буду пугать другого. Зачем? Чтобы таким образом создать совместность и пережить этот страх. Если меня унижали, я буду унижать другого, чтобы тоже пережить это унижение. Если ко мне относились с пренебрежением, я буду к другому относиться с пренебрежением и к себе, например, к своему телу относиться с пренебрежением. Это такой способ «излечения» собственной боли, собственных историй, когда нам было плохо, мы оказались одинокими. Поэтому нужно понимать, что за этим пуганием стоит фраза «Мне страшно, я не справляюсь». Всем страшно, это правда. Даже если человек в очень сильной диссоциации, в отрицании, не реагировать на происходящее невозможно, в этом мы не одиноки. Но мы как люди можем найти более человеческие способы быть сердечными и создавать эту совместность и невидимые связи. Вот я с тобой расстанусь, буду вспоминать твои глаза, буду улыбку твою вспоминать. Татьяна Бондарева: Я, кстати, вот заметила, что, когда я слышу слова «Ну мы же все вместе» или «Мы же есть друг у друга», реально как-то становится легче. Илона Фомина: Во-первых, рядом тоже есть такие же люди, которым там же страшно, может быть, одиноко, растерянно, отчаянно, кому-то возбужденно. Но вот эта совместность, она удваивает энергию, уже по закону физики. Поле, оно же образуется вокруг элемента; если больше людей, то больше поддержки и легче пережить. Татьяна Бондарева: Очень часто, когда человек переживает, что-то произошло серьезное, у него нарушается сон: например, уснуть не может или в 4–5 утра просыпается. Иногда человек даже просыпается ночью, у него какая-то паническая атака возникает. Это вообще что такое? Илона Фомина: Ну, паническая атака, определение – это острый приступ ужаса, там фон рушится, острый приступ ужаса, одиночества. Бессонница когда возникает? – если много незавершенных дел. Тревоги очень много, человек не может расслабиться. Но опять же, может быть, человек вообще имел низкую способность к расслаблению. Например, человек, который много работает и мало отдыхает, который вообще, например, из семейной системы из децентричной и склонный на себя брать тревогу родителей, не обращаться к старшим за помощью, а наоборот, набрать тревоги и с этим сидеть. Вот от типа личностной структуры тоже многое зависит. А кто-то, у кого-то есть опыт беззаботности, кто-то внутри имеет опоры и понимание того, что ему помогут справиться. Татьяна Бондарева: Но все равно, есть сейчас у какого-то травмирующего события какие-то стадии, что вначале очень больно, а потом надежда, что, может, как-то полегче станет? Илона Фомина: Вот знаешь, Таня, есть такая особенность. До этого 2 года мы говорили о том, что попали в коллективную травму, связанную с COVID. Уже наш организм был истощен, мы уже, уже находились в травме. То есть не так, что мы жили-жили-жили и мир рухнул: нас заперли дома, мы не знали, с кем мы воюем, потому что COVID – энергия непонятная. Тоже мы все попадали в свои привычные старые травмы. Например, одна моя клиентка говорит: «Боже мой! Так сейчас обострились воспоминания, как мои родители дрались, как папа выбрасывал маму с балкона, как я кричала, мне 3 года. Мне кажется, я все это уже пережила – нет, все это обострилось». Из чего наша коллективная травма? Они еще нас возвращают в нашу боль. Если человек вообще жил, не знает, что такое поддержка родителей, что значит поддержка друзей, что значит, его мама и папа любят, ему эту ситуацию пережить сложнее, опору найти в травме тяжелее. Если человек имел способствовать выстраивать отношения, не оставаться в одиночестве, трястись, кричать, если это хочется, обращаться за помощью, если вокруг есть питательная среда, которая протянет руки и скажет «Я с тобой», «Давай вместе бояться», тогда, естественно, любой стресс переживается легче. Если этого нет, травма закрепляется. Ведь вот мы когда работаем с детишками, например, ребенок на улице упал или явился свидетелем той же авиакатастрофы, он приходит домой. И вот один ребенок имеет внутри возможность рассказать родителям, сказать: «Вы знаете, что со мной сейчас случилось!» И родители не отмахнутся от него, скажут: «Ой, бедненький, испугался! Я с тобой!» Это совершенно разные истории. А какие-то родители скажут: «Ой, ерунда! Что ты тут принес? Замолчи! Иди, не надумывай». А есть варианты, когда вообще не к кому прийти, и тогда маленький ребеночек засыпает с этим и это остается в теле. Так вот сейчас все наши маленькие травмированные «детишки», они тоже ожили, и они внутри кричат: «Что делать? Мы не знаем, куда бежать!» И конечно, если есть опыт обращения и опыт поддержки, эта травма и эта боль лечится быстрее. Поэтому набирайтесь сил, не оставайтесь одни, смотрите, вокруг очень много теплых людей. Татьяна Бондарева:А как же помогать реальным детям, которые столкнулись с большими переменами, например потерей родителей и обретением новых? Разобрали на примере приемной семьи Фалиных с помощью психолога. Белла: Мне бывает страшно, когда я во снах, там кошмары. И бывают про мою маму кошмары. Потом я резко просыпаюсь и плакаю. Амид: Да, мне бывает страшно. Я боюсь за близких. Стресс – это когда ты забился в угол и ты ни есть, ни пить, ничего не хочешь, вот просто сидишь как бы и в один угол пялишься, все. Татьяна Фалина, приемная мама: Большая семья – это достаточно много болевых точек, т. е. всегда за кого-нибудь есть повод тревожиться, вот. Ну и плюс, просто учитывая особенность нашей жизни, деятельности семьи, у нас очень часто случаются какие-то форс-мажоры, поэтому, в общем-то, мы живем в режиме, когда в любой момент надо быть готовым ко всему, поэтому тревога –достаточно частое состояние. – Мама, убери ложку, дай мне другую, а то она... Татьяна Фалина: Хорошо. Миш, тебе класть кушать? – Да. – Вас саму что беспокоит? Татьяна Фалина: Меня беспокоит просмотреть какой-то момент с детьми, не увидеть что-то важное, т. е. не заметить вовремя, когда ребенку нужна помощь или что-то. Потому что когда сам, например, замотан, или в стрессе, или еще как-то, то можно просмотреть важный момент. Татьяна Бондарева: Татьяна и Артем – приемные родители. Кровных у них двое: Света, ей 24, и Леша, ему 23. Когда они были маленькими, Фалины уже помогали детям, которые оказались в сложной жизненной ситуации. Амиду 12 лет, из них 5 он живет у Фалиных. В родной семье проблемы, поэтому мальчику искали приемных родителей. Амид: Здесь мальчишечья комната. Здесь все время бардак. Здесь я сплю, здесь мой брат, здесь кролик. Татьяна Бондарева: Таня и Артем вместе больше 25 лет. Артем – фотокорреспондент и педагог по работе с ментальными инвалидами. Таня – журналист. Белла: Пластиковые бусы, мне их бабушка дала, но они приехали из посылки. Татьяна Бондарева: Белле 7, у Фалиных она с 3 лет. Ее мама отбывала наказание в тюрьме, недавно освободилась, но, пока налаживает жизнь, Белла ждет ее в приемной семье. Алена: Ну, это недавно были соревнования, я выиграла. Татьяна Бондарева: Алена с 7 лет жила в детском доме, ей долго не могли найти приемных родителей. Она испытывала сложности в общении. В 11 лет ее забрали к себе Фалины. Все уже давно хорошо и у Алены, и в целом у многодетной семьи, но за повседневным «все хорошо» неминуемо скрывается тревога. Татьяна Фалина: Дети приемные, но в семью они попадали разными способами и из разных ситуаций. Это стрессовый момент, это называется адаптация, и это период, когда ребенку особенно нужно присутствие взрослого, четко выстроенные и понятные границы. Татьяна Бондарева: Важный момент в том, что не всегда сам взрослый в тонусе и ресурсе, а ребенок между тем подобные состояния понимает без слов. Татьяна Фалина: Если он видит, что я встревожена, я говорю: «Да, я встревожена, да, я расстроена, да, я напугана», – то, в общем, ребенок понимает, что все нормально, его ощущения совпадают с действительностью, и ему легче это проработать. Татьяна Бондарева: Мы пригласили в гости к Фалиным психолога Светлану Яшину. Специалист покажет на практике, как быть, когда в семье поселилась тревога, чем можно помочь. Татьяна Фалина: Здравствуйте. Ну, давайте я вас со всеми познакомлю. Ребят, поздоровайтесь. Татьяна Бондарева: Светлана – гештальт-терапевт с многолетним опытом работы в одном из психологических центров поддержки семьи в Нижнем Новгороде. Светлана Яшина: Что это такое? Кто это? – Это палочники. Светлана Яшина: Ух ты. Их так можно прямо брать в руки? – Да. Светлана Яшина: Попробую? – Да. Светлана Яшина, психолог: Он не хочет ко мне. Мы сейчас разделим с вами детей по возрастам, наверное, начнем с тех, кто помладше, я их заберу в какую-нибудь комнату, мы с ними порисуем, сделаем их такой арт-терапевтический портрет, какое у них сейчас состояние, как они себя чувствуют, может быть, чего им не хватает или что им еще хочется. Представьте, что вы не дети, а что вы – растения. Вам нужно сесть, подумать, можно даже закрыть глазки, подумать минутку: если бы вы были растением, то каким растением? Светлана Яшина: Да, с детьми, с подростками в основном используются проективные методики, чтобы им так легче, проецируя на какой-то объект, или на рисунок, или слепить можно из пластилина фигурку, об этом говорить, не сразу о себе. Для них это правда более безопасный способ: он и игровой, таким образом можно больше раскрыть переживания. – Это клубничная полянка. Светлана Яшина: О, целая полянка клубничная, да? Клубничная... – А эта самая большая, главная клубничка. Светлана Яшина: Самая большая, главная. Это ты? – Да. Светлана Яшина: Я видела, что сначала ты нарисовал только клубнику, а потом решил добавить, полянку сделать клубничную, да? Для чего ты так решил сделать? – Чтобы мне не было одиноко стоять одному. Татьяна Фалина: У моих детей, у них схожие реакции – их всех «разносит» в тревоге. То есть, если они тревожатся, они становятся неуправляемые, т. е. они становятся бешеные, непослушные очень... То есть они громче разговаривают, больше двигаются, совершенно какие-то... Ну вообще амплитуда поступков такая... Светлана Яшина: Чем меньше ребенок, тем больше акцент идет на телесный аспект, у него это быстрее видно. Чем ребенок более старший, тем более он это начинает делать в каком-то таком социологическом, социальном плане: он больше будет дистанцироваться, или у него будет нарушаться общение, он будет хуже спать, это будет наращиваться с возрастом. Татьяна Бондарева: У старших, Алены, Амида и Миши, задание иного плана, но суть та же – доверительная беседа. Светлана Яшина: Я вас попрошу, чтобы вы сейчас вместе попробовали вот здесь вот положить, сделать из камней, ракушек, кристаллов и остальных штук всю вашу семью. Амид: Это я. Это наша машина. Это Соня. Вот это Ева. Вот это Белла. Это мама. Это папа. Светлана Яшина: Ух ты. Как вам то место в семье, которое вы занимаете? Амид: Мне хорошо, это расстояние мне комфортно. Светлана Яшина:Простой разговор заинтересованный с включением в эмоциональном плане взрослого – это лучшее вообще лекарство от любой ситуации, которая происходит в жизни ребенка. Татьяна Бондарева: Детям рядом нужен опорный взрослый, особенно в непростое время. Но очень часто из-за стрессовых событий, в попытках расслабиться родители начинают употреблять алкоголь. Александр Гаврилов: То есть мозг обычного человека и так всегда ищет повод сделать так, чтобы употребить, а это замечательный повод, поэтому многие себе разрешат. Татьяна Бондарева: Александр Гаврилов – священник, профессиональный психолог и руководитель реабилитационного центра «Ручей». Программа реабилитации основана на системе 12 шагов и духовном развитии. С подопечными работают профессиональные психологи. Александр, здравствуйте. Александр Гаврилов: Добрый день, здравствуйте! Татьяна Бондарева: Вы работаете с зависимыми людьми. Скажите, есть ли риск у людей, которые в завязке, сорваться, если вдруг происходит что-то такое стрессовое в их семье, в жизни, в мире? Александр Гаврилов, настоятель храма иконы Божией Матери «Неупиваемая Чаша» в г. Санкт-Петербурге: Конечно есть, конечно есть. То есть получается, что если человек, допустим, держится от зависимостей любой (алкоголь, наркотики, пищевая зависимость, игромания) на некой силе воли, то, грубо говоря, на зубах, как говорят в народе, то обстоятельства жизни, которые он не сможет вытянуть, обстоятельства, которые его центральная нервная система не способна каким-то образом переварить, перекрутить, как-то вот спокойно из этого всего выйти, то, конечно же, они будут брать «анестезию» где-то на стороне. И естественно, они будут брать анестезию именно привычным для себя способом: тот, кто употреблял алкоголь, будет иметь такие срывы, с наркотиками такие срывы, ну и т. д., и т. д. Татьяна Бондарева: Я замечаю, что многие мои друзья, когда у них какое-то стрессовое событие происходит и они очень переживают, они могут позволить себе вечерком бокальчик-два. И эти друзья не считают себя зависимыми. То есть им стоит как-то бить тревогу? Вообще эффективно ли это? Александр Гаврилов: Ну, есть некий стереотип, хотя чисто механически это получается не совсем оправданно. Потому что алкоголь, допустим, если мы берем, он именно плохо влияет на мозги, т. е. он отупляет человека. И в период стресса, казалось бы, нужно, наоборот, иметь светлый мозг, чтобы принять какое-то правильное решение и через это поступать как-то. Наркотики – они вообще одурманивают, т. е. они делают некую иллюзию. Человек, который понимал, что у него есть какие-то накопления, какие-то сбережения, какие-то стратегии, какие-то инвестиции, какая-то работа, вдруг видит, что жизнь поменялась кардинальным образом, ну мы это называем в миру кризисом, то, наоборот, нужно собраться, посмотреть, как я могу в этой ситуации поступить так, чтобы было минимально потерь и были какие-то все равно выигрыши. Татьяна Бондарева:А вот можете рассказать про эту «серотониновую яму»? Почему, например, допустим, когда употребляют люди, им так хорошо, а потом так плохо? Александр Гаврилов: Вот эндорфины – это как раз-таки тот гормон, который нам нужен, чтобы закрыться от боли, т. е. боль перестает чувствоваться. И получается, что вот в природе он нужен для того, чтобы, допустим, имея какую-то сложную ситуацию, испытывая боль, все равно куда-то убежать, набравшись сил, и потом там уже боль почувствовать. И получается, что человек, значит, берет эти некие опиаты со стороны, употребляя, а потом все исчезает. Стресс же остается, остается же сложная ситуация, остается все-все-все, и человек оказывается в некой такой прострации. Ему нужно что-то делать, а оказывается, ничего не ушло, а время порой упущено, упущены возможности порой, которые надо было пользовать сразу, порой упущены еще какие-то моменты, и человек падает в еще более глубокую депрессию. Татьяна Бондарева: Как сейчас работа вашего центра? Она как-то... ? Вы чувствуете тоже какие-то изменения, может, финансовые? Как вообще, сможете ли вы брать на реабилитацию? Вас затронуло? Александр Гаврилов: Сложность заключается в том, что помимо фонда зарплаты, который существует в центре «Ручей» нашем, есть еще и моменты, связанные с бытом. Допустим, самый простой – это вот еда. То есть если на этом рынке еда будет дорожать, а она дорожает... И плюс ко всему получается, что заработная плата, она тоже, получается, обесценивается, т. е. наши сотрудники, которые кормят свои семьи, они будут получать по факту социальному все меньше и меньше заработной платы. Плюс ко всему, те ребята, которые находятся у нас, они не понимают, что им сейчас делать. Вот я приезжал в последний раз когда, обычно я задаю такой вопрос: «Ребят, спрашивайте, что интересно», – и все там спрашивают что-то по церковной тематике, по психологии, вот. А первый вопрос – «Что происходит?», «Что с этим делать?». Помимо, скажем так, финансовой истории существует еще некая социальная история, потому что у всех родственники везде: папа там, мама там, брат вот здесь, тесть, теща. А сейчас родственники все ссорятся между собой, родственники прямо... И получается, у кого-то там мама, и она говорит: «Все, сынок, больше мне не звони, ты плохой». Но его может «выстегивать» именно вот тема друзей, родителей, близких людей, которые будут сейчас неадекватно к нему относиться. Татьяна Бондарева: Так нужна поддержка, да, зависимым людям, а тут, получается, опоры какие-то последние уходят? Александр Гаврилов: Да. И по большому счету, здесь опять и опять возникает идеальная опора – это Господь. То есть если у человека нет Бога внутри, то очень сложно в любой ситуации как-то выжить. Вот мы сейчас говорим о сложности вообще политической ситуации, но в жизни всегда бывают разные вещи: ушла жена с лучшим другом, ноги как опора потерялись, уволили с прекрасной работы, где человек, допустим, вложился, это был его проект, он днями и ночами в него вкладывался. Или человек заболел какой-то тяжелой болезнью, допустим, раком, и ему сообщили, что ему осталось жить полгода. То есть жизнь всегда дает какие-то сложные схемы. Татьяна Бондарева: Сильным стрессом для человека является столкновение с серьезной болезнью. В этот момент пациенту и его близким кроме медицинской помощи важна и психологическая поддержка. Жизнь Ирины резко перестала походить на мирную, когда родился третий ребенок, сын Миша. Ирина Луценко: То есть я и так не сплю, т. е. это вот засыпаешь и нет глубокого сна, он просто поверхностный, ты подскакиваешь. Где-то ребенку больно... Татьяна Бондарева: Еще 3 года назад Ирина покупала сыну много развивающих игр, особенно Миша любил собирать конструкторы. Сейчас же Миша все больше спит: нет сил. – У вас Миша вообще где спит? Ирина Луценко: Спит где спит. – Где упал? Ирина Луценко: К сожалению, приходится его контролировать, потому что спит он неспокойно. Татьяна Бондарева: Мальчик с рождения очень часто болел, быстро уставал. Врачи думали, что это реакция организма на прививки, и предлагали еще подождать. Драгоценное время было упущено. Только когда Мише было 4 года, мама получила заключение от врача, в тот момент они отдыхали на море. Ирина Луценко: Я решила сделать МРТ. Сделали мы в больнице. Там обнаружили опухоль. Мы столкнулись с этим, понимаете, первый раз. Что с этим делать? Куда идти? – Эмоции, да? Ирина Луценко: То есть я не знала просто. У нас никто этим не болел, никто из знакомых – тоже такого нет. Татьяна Бондарева: За это время Миша перенес несколько операций на головном мозге. Помогает семье благотворительный центр «Радуга». Сегодня навестить своих подопечных пришел директор центра Валерий Евстигнеев. Мишу помнит еще маленьким. Валерий Евстигнеев, руководитель Центра помощи детям «Радуга»: Привет, наш герой! Ты подрос. У нас на сегодняшний день около 800 семей. Но Мишу мы помним, он был маленький, я помню, у нас несколько планерок подряд начиналось с ситуации именно этого ребенка. – Скажите, семья однозначно испытывает стресс, да, когда узнает, что такой диагноз? Валерий Евстигнеев: Вы знаете, это даже не стресс, это можно сравнить, наверное, с концом света, потому что многие мамы, ну Ирина тоже прошла этот путь тернистый... Понимаете, здесь не только психологическая нужна помощь, здесь нужна всесторонняя, системная помощь. Если срывается мама, ребенок эту помощь качественно не получает, часто теряется во времени. И вот этот период пандемии, в частности, застал Ирину с Мишей, они тоже потеряли очень бесценное время. Татьяна Бондарева:В «Радуге» есть свой хоспис и медицинский центр для тяжелобольных детей. Миша с Ириной тоже проходили там лечение. Сейчас же им нужны средства на обследования и дорогостоящие процедуры в Москве. Валерий Евстигнеев: Ну вот пандемия и сейчас вот эти политические все ситуации в нашей стране, пожертвования катастрофически падают. И кто в ответе за судьбы этих детей? Крайнего не найти. Татьяна Бондарева: Сейчас благотворительные фонды испытывают очень большие сложности с финансированием. Помочь Мише можно на сайте «Радуги». Марьям Гамзаева, старший специалист-психолог службы «Ясное утро»: Наша горячая линия «Ясное утро» – это помощь онкологическим пациентам и их близким. Мы в основном принимаем обращения именно от онкологических пациентов, от их родственников, от друзей. Но на данный момент очень идет большая волна тревоги у людей, у людей различные эмоции по поводу нынешней ситуации. И поэтому мы приняли решение принимать звонки в т. ч. и в кризисе, которые связаны с нынешней обстановкой. В день мы принимаем около 100 звонков, причем в месяц это около 3 тысяч звонков. Есть такой момент, что важно тоже принимать и не отрицать эту действительность. Насколько бы ни было больно, но это действительность, это реальность. И поэтому здесь важно именно попытаться полностью принять ситуацию и на уровне эмоций, и на уровне тела, и на уровне мозга, каких-то мыслей, полностью принять со всей этой болью. Но почему отрицание реальности – это не очень хорошо? Потому что все же отрицание реальности не означает ее изменение. То есть, когда мы отрицаем реальность, мы просто сопротивляемся и скорее барахтаемся, чем что-либо можем продуктивно сделать. Потому что, когда вы это делаете, вы принимаете то, что есть, и дальше уже наступает спокойствие. – Как себе объяснить страшные вещи, которые тебя обязательно коснутся, например смерть, болезнь? Марьям Гамзаева: Здесь действительно все перевернется и нет еще новых способов реагировать на эту ситуацию. Именно поэтому в принципе мы и переживаем эти эмоции, страх, тревога. И здесь важно позволять себе переживать это все, потому что в процессе того, как вы будете это переживать, эти чувства, у вас сойдутся, создастся новая нейронная сеть какая-то, новые нейронные пути, и тогда вам станет легче решать дальше что делать. – Какой себе настрой нужно дать? И вообще, нужно ли давать себе какой-то настрой? Марьям Гамзаева: Я думаю, что настрой, вот очень часто это такая сложность бывает, когда говорят про позитивный настрой, когда только узнают о диагнозе, бывает стресс, и родственники говорят о том, что «крепись, все будет хорошо, все будет отлично», но это не воспринимается как правда. И поэтому я думаю, что если вы будете настраивать себя на какой-то позитивный лад, что «мне нужно быть счастливым, мне нужно улыбаться», то, скорее всего, это не сработает, потому что вы сами себе не верите. И я думаю, что здесь лучшая стратегия – это прислушиваться к себе, понимать, что с вами происходит. Татьяна Бондарева: Держать тело в тонусе важно, оно – наш помощник и защитник, говорит телесный психотерапевт Александра Озерская. Александра Озерская: Наша тело – это такой сосуд. Вообще, наше тело – это единственная реальность, которая у нас есть, у нас больше нет другой реальности. Татьяна Бондарева: Саша помогает людям справиться со стрессом с помощью дыхания и голоса. Александра Озерская, психолог: Вдох – он активизирует все механизмы, активизирует психику, мы так подсобираемся как-то. А выдох – он тормоз, выдох успокаивает психику. Выдыхать с каким-то звуком, пускай это будет неконтролируемый звук, т. е. в этом смысле как звери, как кошки любят это делать. Я сейчас покажу на себе, а потом вместе попробуем. То есть я вдыхаю… Фух! – и я так «ха», и я выдыхаю, и мое тело выдыхает, и мое тело немножко так расслабляется. Татьяна Бондарева: Мы пригласили добровольцев принять участие в практикуме по работе с голосом при стрессе: Ангелина – наш продюсер, Елена Николаевна – бывший музыкальный работник, Борис – юрист, Диана – актриса, Надя – дизайнер. Делимся и с вами полезными упражнениями. АлександраОзерская: Следующая история называется «Слон», ну я так называю ее «Слон». Она пришла к нам из Азии. Очень многие у меня клиенты жалуются на то, что невозможно расслабиться совсем, невозможно заснуть вообще, т. е. вот мысли, которые тревожные, все эти в голове они есть. И эта методика позволяет в течение двух минут просто вот выключиться. Я беру очень крепко себя за мочку уха одну и за мочку уха вторую и начинаю раздвигать прямо буквально свою голову. Вот попробуйте это делать. – Ощущение, не просто как будто бы спали, а вот для меня, например, было, как будто бы спала в неудобной позе. – У меня вот такая реакция: по спирали в голову пошло. Спираль, как будто вот вихрь какой-то. Александра Озерская: Следующая очень простая такая штука, которая помогает при стрессе. Я сейчас вас попрошу так немножко прислушаться к себе, к своему телу и позвучать тем состоянием, которое у вас прямо сейчас есть. Я начну, а вы так ну как-то можете присоединяться. А-а-а... – А-а-а... – А-а-а... Александра Озерская: Обращайте внимание, как работает потом тело, если мы звучим с расслабленной челюстью. Я даже всем своим клиентам советую, очень часто люди жалуются, сейчас же вот эта история, реакция агрессии, когда очень много напряжения, люди буквально... Вот жить со сжатыми челюстями. И звук, когда мы звучим, он помогает расслаблять. Можно попрыгать попробовать, вот будете прыгать и немножко прислушиваться к себе как-то, что протряхивается, что вытряхивается. Попрыгать и еще немножко вот запустить вот такую историю про протрясывание своего тела. Когда человек в такой ну очень серьезной какой-то истории, может быть, какое-то случилось горе или какой-то стресс, с которым как будто вообще невозможно справиться словами, есть такая очень простая методика, ее придумали люди, которые связаны с чрезвычайными всякими ситуациями. Мы пробуем полностью его сзади, со стороны спины обхватить. И через какое-то... И мало того, что мы обхватываем, это важно делать таким мягким телом, т. е. мое тело должно быть таким расслабленным, теплым. Это называется «прикрыть человеку спину». – Это очень интересно по ощущениям. Чаще ведь обычно женщину, девушку обнимают сзади, девушку можно обнять сзади, а нас, мужчин, крайне редко кто обнимает сзади. И вот это вот тепло, оно успокаивает, это интересно. – Сейчас могу сказать, что вообще не думала о том, что творится за пределами той территории, на которой мы были, и это прекрасно. – Да, отвлечься на самом деле – это прямо очень надо. – Как будто я вот сейчас на спорт сходила. Во-первых, я набралась вот этих вот умных упражнений, которые я буду сейчас вспоминать дома. Илона Фомина: Мне хочется вот какое послание сказать, чтобы мои советы не были какой-то последней инстанцией, – слушайте свое сердце, слушайте свое тело. Если вам хочется плакать, по возможности, как получается, доверяйте этому, плачьте. Не получается плакать – не насилуйте себя, и так вокруг очень много напряжения. Хочется телесно пообниматься – давайте этому жизнь. Мне кажется, вот эта ситуация для многих обострила вообще вкус жизни. Всегда ведь мы говорим: ой, надо о себе заботиться, никто не знает, когда умрем, бог в отпуск не ушел. Но сейчас эта энергия очень-очень накалена, и люди... Я обращаюсь, чтобы люди не переставали быть людьми. Обращайтесь внутрь себя, что мы люди, у нас есть сердце, мы можем любить, мы не звери, у нас есть социальные навыки. Помогайте друг другу, потому что можно прийти в магазин и из-за ерунды поругаться, а можно чуть-чуть так себя, ну понять другого, набраться силы. И вот эти слова здесь и сейчас, вот мы с тобой общаемся вот здесь и сейчас – вот хорошо, в этом есть жизнь.