Илья Тарасов: Добрый день! Меня зовут Илья Тарасов, и вы смотрите программу «ЗаДело!». Мы говорим о самых острых социальных проблемах и даем инструкции по их решению. В прошлом году совместно с Агентством социальной информации при поддержке Фонда президентских грантов мы подготовили 14 выпусков программы «ЗаДело!», в которых не только рассказали о самых интересных социальных проектах, но и показали реальные истории людей, чьи жизни эти проекты изменили в лучшую сторону. И в этом году мы продолжим наше сотрудничество. Сегодня в программе мы расскажем про самые интересные и важные социальные проекты, получившие поддержку Фонда президентских грантов. Поговорим с теми, кто меняет систему психоневрологических интернатов и борется за свободу находящихся там людей. Выясним, кто помогает людям с расстройствами аутистического спектра и почему эта проблема с каждым годом становится все актуальнее. А также узнаем, как волонтеры будут развивать малую авиацию в Арктике. Все это и многое другое смотрите прямо сейчас в программе «ЗаДело!» на Общественном телевидении России. ПЕСНЯ «Фраер, толстый фраер На рояле нам играет, Девочки танцуют, И пижоны поправляют свой «кис-кис». Сегодня Ланжерон гуляет, Сегодня Бэллочка справляет Свою помолвку. Просим спеть ее на бис». Илья Тарасов: Для тех, кто не знает, «кис-кис» – это бабочка. А у нас в гостях – Игорь Чапалов, самый известный путешественник Красноярского края и руководитель общественной организации «Природа Сибири». Игорь Чапалов – уроженец Красноярска, путешественник, эковолонтер, создатель и руководитель экологической организации «Природа Сибири», автор проекта «Экологический авиаотряд восточного сектора Арктики «Эклипс». Цель проекта – развитие малой авиации в Арктике, а также очистка территорий в районе заброшенных полярных станций от мусора, оставленного в советские годы. Илья Тарасов: Долгая дорога была? Игорь Чапалов: Сел на самолет – все, вылетел, прилетел. Илья Тарасов: Ну, собственно и все. Про самолеты мы, видимо, и поговорим, потому что я так понимаю, что в этом году посчастливилось выиграть президентский грант и будете реализовывать проект «Эклипс», который связан с Севером, с авиацией. Игорь Чапалов: Там сумма не такая большая для развития малой авиации в Арктике – всего 3,5 миллиона. Но задачи такие. У нас экологическая организация, и мы нашли партнеров проекта, которые готовы нам предоставить самолеты для того, чтобы мы могли работать в Арктике. Для экологических организаций, вообще для общественных организаций это очень сложное и большое дело. Вы знаете, наверное, что в Советском Союзе, в СССР летали самолеты Ан-2, была развита малая авиация. Сейчас этого, конечно, нет. Ну, сами понимаете, Российская Федерация – огромный фасад устремлен в Арктику. И чтобы там создавались рабочие места, чтобы там была общественная деятельность, волонтерство развивалось, осуществлялись экологические проекты. Илья Тарасов: Ну, вот так с гитаркой не посидишь, да? Игорь Чапалов: Почему? Илья Тарасов: Костер-то из чего? Игорь Чапалов: Конечно, в свободное от работы время. Там хорошо очень горит костер, потому что очень много дров, которые выносятся реками, могучими сибирскими реками в Карское море. Можно посидеть и за чашечкой чая пообщаться, попеть песни на гитаре. У нас в прошлом году получилось так, что когда мы были в экспедиции, мы попали в очень серьезный шторм, и мы две недели пережидали его. Как бы гитару брали с собой. И она является таким необходимым атрибутом для того, чтобы попеть. Как сказать? Это поднимает немножко настроение и мне, и товарищам. А так, конечно, условия суровые. Илья Тарасов: Арктика. Там не забалуешь. Игорь, в Арктику же вы хотите летать на самолетах не просто потому, что там классно летать, а все-таки есть какая-то экологическая цель? Игорь Чапалов: Конечно. То есть была сначала, честно скажу, цель – развитие малой авиации в Арктике, она же может быть там востребована. И мы придумали, что вот есть экологическая организация, нужно там осуществлять уборку территорий, осуществлять экологический мониторинг, осуществлять полеты, различная помощь заповедникам, Федеральной пограничной службе – ну, любым хозяйствующим субъектам, которые заинтересованы в малой авиации. И мы придумали такой проект «Экологический авиаотряд», который бы завозил туда волонтеров, различных участников проектов, экспедиций, которые могли бы там, с одной стороны, заниматься экспедициями, а с другой стороны, помогать в очистке и уборке этих территорий. Илья Тарасов: Потому что ого-го там чего осталось. Игорь Чапалов: Конечно. То есть это наследие полярных станций. И после полярных станций это все осталось: бочки, металлолом, мусор. Кто этим будет заниматься? Вопрос. А надо собирать все в одну кучу, резать этот металл. Вот это мы проходим на самолете Ан-2 Берег Петра Чичагова, Карское море. Это у нас Диксон, городское поселение Диксон. Раньше тут проживало 5 тысяч человек, сейчас осталось всего 400 прописанных, а фактически 250 человек живет на Диксоне. Илья Тарасов: Грустно там. Игорь Чапалов: Ну конечно. То есть работы в основном нет. А вот это у нас бухта Макарова. Мы приземляемся, вот так подбираем площадку, косу. С каждым годом наша организация будет ставить тут модульные такие блоки, где бы могло проживать до 20 человек. Илья Тарасов: Осваиваем снова? В Советском Союзе было все освоено… Игорь Чапалов: Пытаемся возвратиться, вернуться. Не надо ничего придумывать, надо просто достойно вернуться в Арктику. Видите? То есть получается, что на песчаную косу самолет спокойно сел. В этом месте мы хотим в этом году уже поставить шатер, где бы могли проживать, летчики проживать. Кстати, конструкция вот такая шатерная. Илья Тарасов: А вот бочки. Игорь Чапалов: Да, это так выглядит. Это находится на острове Диксон, в аэропорту, где в процессе этой хозяйственной деятельности Арктики осталось это топливо. Раньше же на самолетах все это ввозилось, осуществлялись полеты. Топливо завозилось в бочках, других емкостей не было. Все это побросали, никто не принимает никакие меры. Нужно все равно этим заниматься. И мы пытаемся своей деятельностью обратить внимание и государственных органов, и партнеров проекта, и всех заинтересованных лиц на то, что давайте вместе. Мы в этом году идем, мы в этом году забрасываем, в этом году будет работать группа. Давайте подсоединяйтесь своими ресурсами, своим финансированием, еще чем-то. Разные же есть… Илья Тарасов: Я готов поехать. Возьмете нас с собой? Игорь Чапалов: Конечно. Илья Тарасов: Когда? Игорь Чапалов: Так, значит, у меня будет экспедиция в этом году проходить еще и по Енисею, Нижняя Тунгуска и Подкаменная Тунгуска. 25 мая я выхожу из Енисейска и на двух плотах пошел вниз. Потом пошли на Карское море. Я вылетаю… Илья Тарасов: Сколько времени? Игорь Чапалов: Я-то ухожу на пять месяцев, экспедиция. Илья Тарасов: А я на сколько пойду? Игорь Чапалов: А вы пойдете на столько, на сколько вы захотите пойти. Илья Тарасов: Как может обычный зритель помочь вашему проекту? Где искать о нем информацию, присоединиться в качестве волонтера? Какая помощь? Игорь Чапалов: У меня есть свой канал на YouTube – раз. У меня есть страницы в социальных сетях: Facebook, «ВКонтакте», Instagram. Ну, электронная почта. Илья Тарасов: Какого формата нужны волонтеры в Арктику? Игорь Чапалов: Самое главное… Смотрите, у нас не предусмотрен проектами их трансфер до Диксона, например, или до Норильска, где он готов присоединиться к нашей экспедиции. Ну и все. Питание мы берем на себя, у нас это предусмотрено. Питание, проживание, безопасность его мы берем на себя. Илья Тарасов: Где оставлять заявки? Игорь Чапалов: Ну, мне отправляйте. Я руководитель проекта, мне все отправляйте. Илья Тарасов: Все, кто хочет попасть в Арктику и сделать это не просто так, посмотреть виды, а сделать что-то полезное своими руками, – все находите контакты Игоря. Некоторые вы видите прямо сейчас на ваших экранах. Пишите, оставляйте свои заявки. И отправляйтесь летом в Арктику! А прямо сейчас вы узнаете, почему необходимо менять систему психоневрологических интернатов и кто это делает. Илья Тарасов: Вы по-прежнему смотрите программу «ЗаДело!». И у нас на Skype город Санкт-Петербург, Катя Таранченко – исполнительный директор общественной организации «Перспективы». Катя, привет. Екатерина Таранченко (по Skype): Привет-привет! Екатерина Таранченко – исполнительный директор санкт-петербургской благотворительной организации «Перспективы». На протяжении нескольких лет оказывает юридическую и правовую поддержку подопечным фондам – выпускникам психоневрологических интернатов, детям и взрослым с ментальной инвалидностью. В этом году организация получила два президентских гранта. Первый пойдет на подготовку к школе детей с тяжелой формой инвалидности и работу гостевого дома для временного пребывания подопечных фонда. На второй грант будет реализован проект по обучению российских НКО работе с государственными учреждениями. Илья Тарасов: Слушай, в этом году у вас все хорошо, вы получили президентский грант. Екатерина Таранченко: Мы получили даже два гранта. Илья Тарасов: Ну, это же не первые ваши президентские гранты. Насколько я помню, в прошлом году президентские гранты, которые вы получили, касались юридического сопровождения, правовых каких-то аспектов. Екатерина Таранченко: В рамках него мы оказывали консультации людям, которые живут в интернатах Петербурга и, в принципе, не только Петербурга, но и со всей страны нам пишут письма люди, которых как-то ограничивают в правах. Мы прямо приезжали, два-три юриста, и проводили семинары, рассказывали людям про то, что такое дееспособность, что у них есть возможность восстановить дееспособность, что вообще у них есть разные права. Ну, например, у них не должны забирать вещи, и они могут с этим бороться. Они имеют право получить жилье и могут узнать про то, какие у них есть возможности это сделать. И интернат должен им в этом помогать и даже обеспечивать полностью поддержку. И так далее. Илья Тарасов: На мой взгляд, психоневрологический интернат – это тюрьма. Сколько человек благодаря вот этому юридическому проекту получили свободу? Екатерина Таранченко: Ну, наверное, немного. Может быть, человек пять, вот так. Есть тоже люди, которым удалось получить квартиры, выйти вовне. Есть люди, которые смогли начать учиться вне интерната – ну, такого плана свободу они получили. Но куча людей получила свою маленькую свободу внутри интерната. Например, удалось отвоевать… опять же им вернули вещи какие-то, которые у них забрали. Или они получили возможность хранить вещи у себя где-то, не знаю, в тумбочке или где-то, потому что часто даже в этом людям отказывают, не разрешают вообще иметь никаких вещей. Кто-то смог ходить в магазин и по своему желанию тратить небольшие деньги на то, что он хотел ходить. То есть это все такие маленькие степени свободы, которые для этих людей очень важны, потому что действительно у них очень и очень сильно ограничены все обычные человеческие возможности в рамках системы этой интернатной. Илья Тарасов: В психоневрологические интернаты люди попадают несколькими путями. И один из них – это такой стандартный путь, когда дети из детских домов-интернатов для детей с особенностями развития просто достигают восемнадцатилетия и просто автоматически переходят в психоневрологический интернат. Для обывателя нет ничего страшного. Казалось бы, стал взрослее – пошел в другое место. Здесь тоже была проблема, с которой вы боролись, а именно: возраст и перевод некоторых ребят в сами интернаты – нужен он, не нужен? Расскажи, пожалуйста, про это. Что на самом деле для многих этот переход? Чему он равносилен? Екатерина Таранченко: Да, это такая для меня лично тяжелая и важная история про этот самый переход, потому что я сама работала как педагог со многими ребятами, которые выросли, скажем, в моем сопровождении в детском доме, а потом как раз они должны были перейти эту ступеньку. И у них не было никакой другой возможности, кроме как перейти во взрослый интернат. И я просто на своем опыте поняла, что эти ребята, большинство из них просто не выдерживают этого перевода, поскольку они тоже… Ну, на интеллектуальном уровне им невозможно вот так, как нам, объяснить и сказать: «Знаешь, друг, ты будешь переезжать, нужно что-то подготовить как-то». А тут человек, которому даже этого не объяснить. Просто его берут и, как в конвейере, пересылают посылкой в другое учреждение. Там очень мало персонала, который может помочь в перемещении. Там другая еда, она часто гораздо хуже. Там вообще нет близких, никого из близких нет. И ребята гаснут, они худеют… Илья Тарасов: И умирают. Екатерина Таранченко: И умирают в течение первых полугода. Шесть месяцев – срок жизни при таких условиях, когда человека с тяжелыми особенностями вырывают просто из родной среды, и все. Илья Тарасов: Буквально за месяц практически до Нового года как раз была конкретная ситуация. Мальчика, по-моему, звали Илья. Правильно? Екатерина Таранченко: Ну, Илья. У него, видимо, хорошая медийная карма, потому что это тот ребенок, к которому когда-то приезжал Астахов, в то время уполномоченный по правам ребенка. И он приезжал именно в связи с тем, что Илью сфотографировали в больнице волонтеры, он был в очень истощенном состоянии. Он вернулся потом из больницы в детский дом-интернат, и туда приезжал Астахов, чтобы посмотреть, как у Ильи дела. Это все попало в прессу, за ним стали специально наблюдать и ухаживать. Мы тоже подключились. И Илья вырос в довольно такого неплохого и крепкого парня. Он на коляске, но он многим интересуется. У него, в общем, какая-то нормальная своя жизнь сложилась в этом интернате в итоге. А потом наступил момент, когда его должны переводить в 18 лет. И я просто зная по реакции Ильи, по тому, в каком состоянии истощенном он был раньше из-за того, что наступили какие-то жесткие перемены в его жизни, я просто поняла, что это невозможно – перевести его сейчас во взрослый интернат, он точно не выдержит там. И мы стали всем властям говорить о том, что нужно по закону оставить его. Есть постановление Правительства, по которому можно до 23 лет оставлять человека в детском доме. Нам все говорили: «Да, наверное, можно», – но в итоге собирали чемоданы потихонечку. Илья вот через два дня должен был переехать. И мы тогда с коллегой Светланой Мамоновой решили устроить такой флешмоб в интернете. Мы написали плакаты «НЕ ПЕРЕВОДИТЕ ИЛЬЮ #VPNI» и описали всю эту ситуацию с ребятами тяжелыми. И это так было удивительно, что очень-очень много людей среагировали. Я посчитала, что просмотров там было около 300–400 тысяч. Это больше, чем мой родной город. И это были люди, которые даже не знают, что такое ПНИ. Они услышали об этой проблеме и узнали об Илье. Илье сейчас присылают какие-то вещи, подарки. И он остался в детском доме, потому что петербургская власть поняла, что люди… Илья Тарасов: …что с вами лучше не связываться. Екатерина Таранченко: Ну, вроде того. Илья Тарасов: Слушай, мы рады за вас! Мы с вами дружим и будем следить за тем, как ваша работа будет развиваться. Я надеюсь, что президентские гранты, которые вы получили, помогут вам в этом. И для телезрителей хотелось бы сказать вот что: не смотрите на то, что они получили президентские гранты, все равно помощь нужна. Эти деньги – на конкретную программу. А их у фонда не одна и даже не две. Поэтому, Катя, как вообще обычный человек может помочь вам? Куда зайти, на какой сайт? Что необходимо? Екатерина Таранченко: Нам нужно очень много помощи. У нас много-много больших программ, и мы стараемся охватить всю жизнь людей с нарушениями, поэтому в разных областях работаем. Все направления нашей работы можно посмотреть на сайте www.perspektivy.ru. И там есть кнопочка отдельная «Как помочь», и там перечислены все виды помощи. Вы можете пожертвовать деньги через сайт прямо и всеми другими способами. Там есть короткие номера SMS, на которые можно жертвовать. И также у нас большие волонтерские программы. Нам нужна помощь для того, чтобы приходить в интернаты и каждый день быть рядом с теми людьми, которые нуждаются в поддержке. И не только в интернаты, семьям тоже это необходимо. Поэтому если вы хотите стать волонтером, тоже заходите на сайт, там есть отдельная ветка про поиск волонтеров. Пожалуйста, пишите. Мы очень и очень нуждаемся в людях, и даже не мы, а наши подопечные – им нужна помощь и любовь. Илья Тарасов: Катя, спасибо большое! Мне здесь добавить нечего. Просто еще раз напоминаю, что вот он – адрес сайта организации «Перспективы». Заходите и становитесь либо волонтером, либо делайте пожертвования. Катя, а вам я желаю продуктивного года. Если что, мы всегда готовы вам тоже помочь. Екатерина Таранченко: Спасибо большое, Илья. Илья Тарасов: Все, счастливо, пока! Екатерина Таранченко: Пока! Смотрите далее. Кто помогает людям с расстройствами аутистического спектра и почему эта проблема с каждым годом становится все актуальнее? Как журналист из Самары организовал самый масштабный в России фестиваль восстановления исторической среды? «Время жить»: зачем трудным подросткам играть в театре? Все это и многое другое смотрите прямо сейчас в программе «ЗаДело!» на Общественном телевидении России. Илья Тарасов: Вы по-прежнему смотрите программу «ЗаДело!». И к нам в гости приехала из города Санкт-Петербурга Юлия Ефремова, руководитель благотворительного драматерапевтического проекта «Время жить». Юлия Ефремова – руководитель благотворительного театрального проекта «Время жить». С 2011 года проводит благотворительный театральный фестиваль для детей-сирот и подростков, оказавшихся в трудной жизненной ситуации. Каждый год актеры театра организуют арт-терапевтические театральные студии детских домах и реабилитационных центрах Санкт-Петербурга, где совместно с психологами занимаются с детьми. Проект направлен на социальную адаптацию детей средствами театрального искусства с использованием паратеатральных техник: импровизации, драматерапии, социодрамы. Итогом годовых занятий для каждой из студий являются уникальные спектакли, которые в День защиты детей показывают зрителям фестиваля. Илья Тарасов: В этом году вы получили грант. На что грант? Юлия Ефремова: Для того, чтобы проект существовал (а предыдущие пять лет он существовал абсолютно на безвозмездной основе), необходима, конечно, поддержка. Поддержку получили те руководители, которые работают в детских учреждениях. То есть мы организовываем арт-студии. В студиях работает режиссер, ну, или руководитель арт-студии, психолог и художник. Вот такой тройкой мы выходим в учреждения. Илья Тарасов: Это выступление, да? Юлия Ефремова: Да, это уже финальный этап проекта – фестиваль. Вот на фестивале мы объединяем все эти пять или семь учреждений, которые у нас работают в проекте и показывают свои самосочиненные авторские спектакли. Илья Тарасов: Крутые спектакли? Юлия Ефремова: Бывают очень сложные, но крутые. То есть по темам, по содержанию, я думаю, что откровеннее спектакля не найдешь. ФРАГМЕНТ СПЕКТАКЛЯ Юлия Ефремова: Петродворцовый район, интернат «Красные зори». Тут дети не все лишены родительских прав, у кого-то есть родители, но у них особенности физического развития, травмированность. Но в то же время опять же это закрытые учреждения, где тоже образуются свои социальные статусы и проблемы. В этом спектакле звучит проблема достоинства личности, он так и назывался «Лицо неприкосновенное». Что это такое? Выяснить конфликт с человеком, применяя силу, или уметь договориться, уметь объяснить свою позицию, не потеряв своего достоинства. Здесь можно сказать о примере девочки, которая была настолько замкнута, что не сразу называла свое имя. И в конечном итоге три года существует уже эта студия, и в конечном итоге она может совершенно спокойно заявить руководителю о своих правах и желании или нежелании быть. Вот на финальном фестивале Вера могла сказать: «Вот это я хочу, а это я не хочу». Илья Тарасов: «И не буду». Юлия Ефремова: Это мальчишечий приют, частное лицо спонсировало его. Это один из мальчишек, который жил в этом приюте, хулиганские вот эти истории. Очень сложно было мотивировать на то, чтобы заниматься творчеством. И вот Артур – один из ребят, из тех, кто прошел два года в проекта. В какой-то момент этот приют был расформирован, закончилось финансирование. Ребята пошли собственно на улицу. Двоих из них взял под опеку директор этого приюта. И вот через несколько лет Артур приходит, в этом году приходит к нам и говорит: «Юлия Эльмаровна, надоело болтаться. Слушайте, хочу чем-то заняться нормальным. Можно участвовать в проекте?» И вот сейчас Артур уже выезжает с нами на «десанты». Илья Тарасов: А это идет процесс строительства декораций? Или что у нас на фотографии? Юлия Ефремова: Да, совершенно верно, да. Это один из наших любимейших и курируемый с самого начала проект, 7-й детский дом, где дети коррекционного типа… Илья Тарасов: С особенностями. Юлия Ефремова: Да, с особенностями. Это тот момент, когда они доросли до выпускного спектакля. Семь лет руководитель студии Александра Осадчая занималась с ними, выпускали они спектакли. Сначала это был такой короткий метр, на 10–12 минут. Потом они доросли до того, чтобы показать полноценный, почти часовой спектакль, очень красивый и очень серьезный – об основных ценностях жизни, для чего мы, кто мы, какие мы. Илья Тарасов: Все серьезно здесь. Юлия Ефремова: Очень! Илья Тарасов: Девчонки. Юлия Ефремова: Девчонки, да. Это «транзитовцы» – такой приют, где собираются «бегунцы», знаете, кого сняли с поезда, у кого нет свидетельства о рождении. И это тоже особая категория. Это 7-й, наш любимый – «Семерочка» мы его ласково называем – детский дом. Томаш вырос в проекте, семь лет назад он поступил в эту студию, мечтал быть актером. И на самом деле он выпустился из детского дома и сейчас участвует в проекте Социально-художественного театра. Выпускники нашего ГАТИ образовали такую студию, где привлекают наших выпускников в том числе. Вот он в марте будет уже профессионально участвовать на сцене вместе с актерами. Илья Тарасов: А Томаш сейчас уже выпустился, живет отдельно, самостоятельно? Юлия Ефремова: Да. Он сейчас уже получил жилье свое, живет отдельно и самостоятельно, получает специальность по кожевенному делу. Очень творческая натура, потрясающе пластичный. Илья Тарасов: Как они идут? Для пацана пойти в театр актером играть… Юлия Ефремова: Мы придумали такую систему «театральной прививки», которая называется «арт-десант». Вот мы выезжаем своей такой актерской бандой, играем импровизации, играем на территории Спонтанного театра, который разрушает эти границы. И постепенно мы переходим к тому, чтобы они включились в эту историю, чтобы они посмотрели, что это поле безопасное, никто не будет его оценивать. Здесь и сейчас можно быть свободным и не думать о том, что твоя ошибка будет как-то воспринята не так. То есть любая ошибка дает новый вектор для развития этого творческого поля. Мы начинаем с того, что показываем, чтобы мы можем сами. Потом постепенно этот мастер-класс переходит границу и разрушает четвертую стену. И они включаются к нам. Бывает так, что даже весь зал включается. И после этого «десанта» мы спрашиваем: «А кто хочет этим заниматься? Кто хочет обрести такой навык, свободу в жизни и на сцене?» Как правило, 6–8 рук поднимается точно. Илья Тарасов: Почему вы решили приходить, ну, не в школу № 243 к обычным детям, а вы решили приходить в детские дома, в сложные истории? Юлия Ефремова: Вначале выезжали просто в детские дома со спектаклями. И в какой-то один из моментов, когда была рождественская такая выездная кампания, к нам присоединялись спонсоры, которые собирали подарки, мы столкнулись с тем, что… Я как-то передвинула зрительный зал и поняла, что дети, которые просто получают подарки в этом детском доме, они не ценят это. И та помощь, которая идет как такая подарочная помощь, она действительно обнуляется как бы для них. И тут, наверное, что-то и у меня щелкнуло. Я поняла, что театр может и должен больше сделать, чем просто визуальное действо. Илья Тарасов: Сейчас президентский грант вы получили. Может быть, есть возможность, я не знаю, как-то отблагодарить преподавателей, потому что все-таки это работа, которая должна оплачиваться. А до этого ее не было. И сто процентов, не я такой первый, а были люди, которые просто спрашивали Юля, у тебя: «А зачем тебе это надо?» Юлия Ефремова: Слушайте, на самом деле каждый человек хочет получить удовольствие. Вы представляете, вот такое удовольствие мы получаем на фестивале, которое компенсирует все затраты, все трудности. Это какая-то высшая степень сопричастности к этому миру. И когда наша «Семерочка» начинает, например, 7-й детский дом… Дети не говорили, не разговаривали на сцене. А к финалу они не только могут говорить, а они могут импровизировать и юморить. То есть высшая степень деятельности, понимаете, у них уже проявляется на сцене. И ты понимаешь, что ты просто испытываешь гордость за это, за них, что они могут дать фору любому профессиональному актеру – по искренности, по честности, по той правде, которую они могут свободно говорить. И для этого удовольствия это и существует. Илья Тарасов: Просто кайф? Юлия Ефремова: Кайф, конечно. Илья Тарасов: Как вас найти в интернете, чтобы побольше, подробнее почитать о самом театре, о самом проекте? Может быть, нужная какая-то помощь? Юлия Ефремова: Во «ВКонтакте» у нас сейчас самая действующая группа. «Театральный проект «Время жить» во «ВКонтакте». Собственно там есть ссылки, там есть ссылки на сайт. Фестиваль состоится в конце мая, обычно мы под День защиты детей это делаем. В этом году опять Молодежный театр на Фонтанке открывает нам свои объятия, и мы будем на этой площадке. Поэтому думаю, что мы сделаем, может быть, какие-то золотые или серебряные места для тех, кто хочет помочь и вложиться в наше дело. Илья Тарасов: Для всех тех, кто хочет как-то помочь проекту, прямо сейчас на ваших экранах есть сайт проекта, можете зайти, почитать информацию. Если хотите помочь финансово либо как-то еще по-другому – связывайтесь, пишите, звоните. Все будет. Театр – это сила! Спасибо. Юлия Ефремова: Спасибо. А прямо сейчас вы узнаете, кто помогает людям с расстройствами аутистического спектра и почему эта проблема с каждым годом становится все актуальнее. Илья Тарасов: Вы по-прежнему смотрите программу «ЗаДело!». И у нас в гостях – Игорь Шпицберг, руководитель организации «Наш солнечный мир». Игорь Шпицберг – руководитель центра реабилитации инвалидов детства «Наш солнечный мир», единственной из российских организаций, представляющих интересы людей с аутизмом на уровне Евросоюза. Известен своей авторской программой реабилитации и абилитации детей с расстройствами аутистического спектра. В 2018 году получил грант на реализацию авторской серии групповых занятий для подростков и взрослых людей с расстройствами аутистического спектра различно степени тяжести. Основная цель проекта – социальная адаптация и подготовка к самостоятельной жизни. Илья Тарасов: Я знаю, что в этом году вы тоже получили президентский грант. Правильно? Игорь Шпицберг: В этом году грант мы получили на один из множества проектов центра «Наш солнечный мир», но как раз один из тех проектов, на который сложно денег достать обычно. Это проект: три дня в неделю в нашем центре собирается специальная группа ребят с тяжелой формой аутизма или других форм ментальной инвалидности старшего возраста. Это ребята, которым, как нынче говорят, 18+. Но многим из них не 18+, а 40+, 50+. Это, как правило, ребята не говорящие, с агрессией, с аутоагрессией, это те, которые могут сами себе вред причинять, те, которые могут быть агрессивные, но при этом они прекрасные и чудесные люди. И вот на них, к сожалению, очень редко деньги дают. Илья Тарасов: А что такое «сложная степень»? Это какая? Игорь Шпицберг: Тяжелая форма – это когда человек, имея при этом сохранный интеллект, например, то есть он все понимает, но он не говорит, он не может объясниться, у него бывают эмоциональные какие-то порывы, которые он не в состоянии контролировать, например, когда ему что-то не понятно или ему тяжело. Он не может сказать, например: «Выключите этот свет, он слишком яркий». А он начнет кусать до крови себе руку или биться об стенку, или будет кричать. Это человек, который не очень может сам себя обслужить и в социальном плане. Иногда бывает, что этот человек, например, даже в памперсе ходит, потому что он не может контролировать естественные какие-то отправления, но при этом он может обладать стопроцентно сохранным интеллектом и, например, на компьютере писать какие-то тексты. Это те люди, которые, будучи такими же прекрасными и чудесными людьми, нуждаются в постоянном сопровождении. И вот для этих детей три раза в неделю, по 5–6 часов у нас ведется определенная работа, очень разнообразная. Тех из них, которые полегче чуть-чуть, мы водим в магазин, и они учатся там покупать продукты. Это социально-бытовые навыки. Мы учим навыкам самоконтроля, много игровых занятий, фольклорных игр, спортивных занятий. И что тоже немаловажно – их родители три раза в неделю имеют возможность просто какое-то свободное время получить. Например, у нас есть такой юноша, которому… ну, почти мой ровесник, ему 43 года. У него, вообще-то, изначально диагноз – церебральный паралич, атонически-астатическая форма. Он ходит с большим трудом. При этом ему всю жизнь предполагали умственную отсталость, потому что он не говорит. Ну, он очень тяжело и очень долго говорит. Все считали, что он умственно отсталый. Когда ему было лет двенадцать, неожиданно обнаружили, что он пишет стихи какие-то потрясающие. Тогда стали подкладывать ему бумажки с ручками. Оказалось, что он вполне себе мыслит, только он это делает медленно, в своем темпе. Человек, у которого есть расстройство аутистического спектра, он приходит в наш центр и тоже живет вполне себе полноценной жизнью: друзья, он общается, у него много интересных дел. Ну, как сказать? Они не просто находятся в центре, а они активно заняты. Более того, в этих группах соблюден основной принцип, который в нашем центре всегда есть: один ребенок – один педагог. То есть с каждым из этих детей есть педагог. Либо это волонтер, который обучен, и он работает с таким ребенком. Либо это какой-то социальный педагог. Илья Тарасов: Есть семьи, в которых есть дети с расстройствами аутистического спектра, но они думают, что это бессмысленно – хождение на какие-то занятия. Игорь Шпицберг: Это огромное чудовищное заблуждение, потому что… Более того, оно очень высокую цену имеет, это заблуждение, потому что каждому ребенку с аутизмом надо объяснить, научить его тому, чему обычный ребенок научится сам. Наши дети с аутизмом, к сожалению, без специальной помощи, без каких-то действий, направленных именно на них, на каждого индивидуально, они могут бегать, как по кругу, они могут не развиваться. Илья Тарасов: В обществе понимание и вообще осведомленность об аутизме выросла за последнее время, за год? Игорь Шпицберг: Сейчас каждый месяц увеличивается информация об аутизме. Это прекрасно, с одной стороны. С другой стороны, надо понимать, почему это происходит. Дело в том, что число людей с аутизмом стремительно растет. По американским данным, каждый 59-й ребенок имеет расстройства аутистического спектра. Это уже самое часто встречающееся детское заболевание. Это, в общем, достаточно критическая ситуация для всего человечества. Поэтому про аутизм не просто так много говорят. Более того, лекарства от аутизма по-прежнему нет. Для того чтобы помочь, максимально помочь каждому человеку с аутизмом и его семье, надо делать буквально несколько вещей: надо рано выявлять, надо рано начинать коррекционную работу, рано начинать социализацию и систему поддержки семей. Илья Тарасов: Пожалуйста, повтори: что такое аутизм, признаки, куда и как обращаться родителям. Игорь Шпицберг: Родителям я бы посоветовал зайти на наш сайт «Наш солнечный мир», и у нас на самой заглавной странице такая строчечка «Брошюра по раннему выявлению». Туда тыкаешь – и тебе вываливается брошюрка, где написаны не столько признаки аутизма, потому что мы люди мнительные, мы сами у себя найдем все признаки, а там написано, что должно быть в норме. То есть что должно быть в норме в 3–4 месяца, что должно быть в норме в 7 месяцев. На самом деле вот это важно родителю почитать. И если ребенок все это делает, что там написано – ну и слава богу. Если нет – повод уже следующий этап диагностики пройти. Что касается… Илья Тарасов: А если нет интернета? Игорь Шпицберг: Если нет интернета, на что следует безусловно родителям обратить внимание? Если ребенок почему-то странно обособлен. Для любого ребенка абсолютно естественно реагировать на обращения взрослого. С младенчества, с самых первых дней, когда взрослый к ребенку обращается, ребенок в ответ как-то тоже реагирует. Ему «у» – он в ответ «а». Как-то вот так. И по мере того, как ребенок растет, он все больше и больше резонирует с родителями, и родители вот этот контакт все время ощущают. Вот если у ребенка такого не происходит, если вместо того, чтобы контактировать с родителем, как-то с ним взаимодействовать, если вместо этого он, я не знаю, раскачивается, крутит пальчиками около лица, играет какими-то предметами, его больше радуют какие-нибудь мультики, я не знаю, гаджеты, чем папа, мама, бабушка, дедушка, – вот это очень тревожные сигналы. Часто бывает, что родители проглядывают это. Им кажется: «Ну да, вот он что-то не говорит, вот он какой-то страненький. Ну и ладно. Его папа тоже в четыре года только заговорил». Илья Тарасов: Да, стандартная ситуация. Игорь Шпицберг: Это очень плохо, очень вредно и очень опасно, более того, потому что… Никто не знает, что такое аутизм. Парадокс. Вот я все время же мониторю (и не я один), что вообще в мире происходит в научной сфере. Ну, никто точно не знает. Существует масса теорий, откуда он берется и вообще что это такое даже. Но что мы знаем совершенно точно? Мы знаем, что в раннем возрасте у ребенка каким-то образом видоизменяется механизм адаптации к внешнему миру – и он вместо того, чтобы активно мир изучать, начинает от мира защищаться. И в результате возникает такая самость, замкнутость. Аутичный ребенок ту энергию, которую обычный ребенок тратит на исследования, аутичный ребенок тратит на защиту от внешнего мира. Мы не знаем почему, но это факт, так происходит. Следовательно, чем раньше мы поймали это состояние, тем раньше мы можем начать убеждать ребенка, что мир, вообще-то, безопасен, что он приятен, что он интересен. И для этого надо к нему подбирать ключик. Дело в том, что очень многие педагоги, специалисты – логопеды, дефектологи… Говорят о том, что вот наши логопеды, дефектологи – они как будто бы неквалифицированные, они не понимают, не соображают, а надо каких-нибудь специалистов из-за рубежа. Работать эффективно с человеком с аутизмом может любой педагог, обладающий навыками работы просто с детьми, если он потратит немножко времени на то, чтобы понять аутичного ребенка. Любой российский логопед, дефектолог, психолог, специальный педагог, он же дефектолог, если он потратит чуть-чуть времени, чтобы попытаться понять, как аутичный ребенок мыслит, почему он убегает, например, когда педагог пытается с ним взаимодействовать, почему он ему не отвечает на вопрос, – если он найдет этот контакт, то он прекрасно сможет его развивать. И не надо для этого обладать супернавыками. Мы объясняем, что аутичные дети – это дети такие же, но просто… Представьте себе, вот если, например, ребенок не видит. Но есть такие тифлопедагоги – это те же самые педагоги, но они умеют эту информацию донести до невидящих. А есть сурдопедагоги – они ту же самую информацию могут донести до ребенка неслышащего. Но еще раз повторюсь: они педагоги в первую очередь, просто у них есть какие-то техники. Они знают, как донести это до ребенка, который не видит, не слышит. С аутизмом та же самая ситуация. Это такие точно же дети. Им нужна точно такая же информация, как любому другому ребенку, только надо к нему немножко подход иметь. Пример, который хотел привести. Приезжает к нам родитель из какого-то села, из Сибири. Не помню, из какого региона даже, честно скажу. Село – там 500 человек живет. Ребенку шесть лет, ребенок не очень легкий. И вот мы смотрим на этого ребенка (ну, он приехал на консультацию), и мы понимаем, что он проработанный, то есть он умеет взаимодействовать с взрослым. Ну, видно, когда ребенок в работе, то есть с ним занимаются, причем занимаются успешно. Мы начинаем ему говорить: «Слушайте, а где же вы взяли…» Причем они говорят: «Вот у нас село – 500 человек». Мы говорим: «А где вы взяли там реабилитационный центр-то, в селе на 500 человек? Вы его куда-то возите?» Они говорят: «Нет, вы знаете, у нас такая история. У нас соседка баба Маня, ей 85 лет. Она из какого-то большого города, типа Новосибирска. Она дефектолог с 60-летним стажем. Она наша соседка. А тут вот мальчик». Они говорят: «Там есть такая особенность: она бабушка пожилая, ей бегать тяжело, а наш мальчик очень бегающий. Поэтому это выглядит так: вот у нее комнатка такая небольшая, посередине столик стоит. Она за ним сидит, а мальчик вокруг бегает, иногда подбегает. Когда подбегает, она с ним быстренько что-то – раз, раз, раз! И он дальше побежал. Потом опять подбежал». И вот мы видим, что ребенок ну реально проработан, там результаты видны. И эта бабушка, дай Бог ей здоровья, она однозначно про аутизм… То есть можно предположить, что она что-то про него знает. Илья Тарасов: Но – мало. Игорь Шпицберг: То, что она обучена каким-то технологиям – я думаю, навряд ли. Она прекрасный специалист сама по себе, в данном случае дефектолог, и она просто детей любит. И все. Этого достаточно, как ни странно. А дальше, если педагог ребенка любит, если он к нему внимателен, если он хороший педагог, он сможет научиться тому, как работать с детьми с аутизмом. Ну а мы другие организации, конечно, всячески ему в этом поможем. Илья Тарасов: Прямо сейчас на ваших экранах сайт «Нашего солнечного мира». Там вы можете почерпнуть всю подробную информацию, открывать все методички, читать, смотреть вебинары и транслировать всю эту информацию вокруг себя специалистам… Специалисты же тоже могут смотреть? Игорь Шпицберг: Конечно, конечно, конечно. Илья Тарасов: Также там есть информация, как можно помочь «Нашему солнечному миру». Поэтому заходите и либо помогайте, либо просто делитесь информацией и занимайтесь самообразованием. Спасибо. А прямо сейчас вы узнаете, как журналист из Самары организовал самый масштабный в России фестиваль восстановления исторической среды. Илья Тарасов: Вы по-прежнему смотрите программу «ЗаДело!». И у нас в гостях – Андрей Кочетков, который приехал к нам из Самары. Он является идеологом фестиваля восстановления исторической среды. Андрей Кочетков – самарский историк и журналист, бывший главный редактор интернет-журнала «Другой город». В 2012 году создал сообщество «Интересная Самара», собравшее тусовку городских энтузиастов. А в 2014 году придумал фестиваль «Том Сойер Фест», в рамках которого волонтеры восстановили 29 домов в 11 городах России. Андрей уверен: в России не хватает медиа о героях, которые занимаются развитием своих городов. Илья Тарасов: Андрей, я много почитал каких-то публикаций о тебе. И я так понял, что девиз твой по жизни: «Пацан сказал – пацан сделал». Андрей Кочетков: Ну, что-то типа такого. Илья Тарасов: Ну, «Том Сойер Фест» – сколько ему лет? Андрей Кочетков: В 2015 году мы впервые в Самаре запустились. А в 2018 году уже в 26 городах и в одном селе проходил. Илья Тарасов: В этом году вы получили президентский грант. На что он идет? Андрей Кочетков: На масштабирование технологии. То есть, в общем-то, мы показали, что технология эта тиражируется. То есть без гранта на самом деле можно было бы то же самое сделать, но у нас бы на это ушло совсем другое количество времени. Мы, во-первых, проведем в конце марта, у нас пройдет в Самаре школа, куда приедут люди из новых городов, где нет еще «Том Сойер Феста», и мы будем их обучать работе с партнерами, с волонтерами, как правильно выбрать объекты. И всему такому учить три дня будем. Потом у нас в июне будет… Школа эта будет проходить уже третий раз, но впервые благодаря гранту мы два новых формата запускаем. Первый – в июне у нас будет такое тоже обучение, но уже реставрационным различным технологиям, то есть прямо работа на объекте. Это тоже для людей из разных городов, которые к нам приедут. Мы привезем экспертов туда, профессионалов тоже из разных городов. То есть это такая будет федеральная тема. Ну и в августе у нас будет кампус, то есть можно будет приехать и пожить в Самаре в течение недели, посмотреть, как у нас все работает, как устроено. Илья Тарасов: Это будет круче, чем Чемпионат мира по футболу в Самаре? Андрей Кочетков: Колумбийцев у нас, как на Чемпионате мира, 25 тысяч вряд ли приедет. Ну, в прошлом году к нам, например, приезжали люди поработать из Тайваня, из Малайзии, из Финляндии, из Франции, волонтеры. Так что у нас тоже такая уже международная… Илья Тарасов: Портрет среднестатистического волонтера, участника фестиваля «Том Сойер Фест»? Кто эти люди? Андрей Кочетков: Ну, это на самом деле очень разные люди и в разных городах. Все зависит от координаторов, от организаторов. В разных городах немножко разная тусовка собирается. Если говорить о Самаре, то, наверное, ядро – у нас, наверное, все-таки это примерно 25–35 лет. То есть это люди, которые не сказали: «Все, гори синим пламенем, Самара! Я поехал дальше в Москву». Они остались жить, и как-то они хотят все-таки обустраивать свой город дальше, потому что много, конечно, плюсов и много минусов у города. И они хотят деятельно что-то делать, пока есть возможность такая. Илья Тарасов: Что вами уже было сделано за все те фесты, которые прошли? Андрей Кочетков: В Самаре мы сделали 14 домов, восстановили. Ну, еще мы стараемся какие-то привносить в историческую среду фишки, типа таких деликатных и небольших арт-объектов, таких хороших художников действительно стараемся привлекать, чтобы у людей было больше стимулов приходить и смотреть и на архитектуру, и на искусство. Ну, наверное, немаловажно, что мы историческую память стараемся вернуть, потому что в основном это объекты, не являющиеся официально памятниками. И наши друзья из архива поднимают имена хотя бы первых владельцев. На самом деле эти таблички зачастую лучше действуют, чем дома. То есть люди ходят по улицам и никогда не задумываются вообще о том, что этому дому 150 лет, например. А когда они видят само имя – «Авдотья Петровна Комарова, мещанка», – у них сразу что-то щелкает, и они понимают, что это что-то оттуда. Илья Тарасов: Историческое. Андрей Кочетков: Да. И после этого они начинают всматриваться, задумываются. Илья Тарасов: Ты говорил, что 25–30 лет – средний костяк. Я смотрел про вас кино, и у вас там была совершенно чумовая бабуля. Андрей Кочетков: Ну, это Нурания Апа, это в Казани. Это наш самый такой опытный и возрастной волонтер был. К сожалению, ее не стало в прошлом году. Это вообще была потрясающая история. Казань вторая запустилась после Самары. Я приехал туда на открытие, и я поразился. Туда пришла эта Нурания Апа, такая бабушка, наверное, метра полтора ростом. Она пришла сразу с ведром и с краской. То есть там открытие, выставка, самовар, а она сразу пришла красить. Илья Тарасов: Я так понимаю, что она единственная возмущалась: «Что вы тут все чай собрались пить? Когда же уже работать?» Андрей Кочетков: Да. Илья Тарасов: Самара – 14 домов вы восстановили. Как подхватили вообще остальные города? Ты говорил, сколько сейчас уже задействовано? Андрей Кочетков: Прошлым летом 26 городов было и одно село. За все это время 54 дома было восстановлено, один из которых, к сожалению, был снесен, в Калуге. Это такая была громкая история. Счет идет на десятки, я думаю. А по итогам следующего сезона, наверное, к соточке приблизимся. Илья Тарасов: Как вы выбираете объекты? Кто их выбирает? По какому принципу? Андрей Кочетков: Дело в том, что «Том Сойер Фест» трансформируется постоянно. Это такой мегаэксперимент, в рамках которого мы делаем какие-то выводы и меняем стратегию. То есть мы начинали, и нам сначала казалось, что самое важное – это, допустим, крутые наличники. И первые дома мы выбирали, исходя из этой логики. А потом мы поняли, что самое главное – чтобы там были крутые собственники и жильцы в этом здании. То есть оно может быть не каким-то супершедевральным, но когда там есть собственники, которые хотят в нем жить, которым не наплевать на то, как это выглядит, во-первых, с ними работать приятнее, а во-вторых, из таких точек, очагов саморазвития и складывается каркас, благодаря которому старый город и поддерживает себя, может существовать. Потому что когда есть какое-то суперкрасивое и ценное здание, но за ним не стоит какой-то человек, который хочет его сохранить, оно даже при всяких суперохранных статусах вполне… Илья Тарасов: Загнется. Андрей Кочетков: …как мы знаем, может просто развалиться. Илья Тарасов: Я сижу на диване, я полон энергии, хочу запустить «Том Сойер Фест» в своем городе. Как мне это сделать? Я могу обратиться? Андрей Кочетков: Да, можно написать. Илья Тарасов: Куда? Андрей Кочетков: Найти в соцсетях меня. Мы стараемся всех консультировать – конечно, может быть, не супербыстро отвечать всем, но мы всегда стараемся поддержать. Плюс у нас есть методическое пособие для того, чтобы войти в курс, на сайте. Есть курс видеолекций, чтобы по тысяче раз одно и то же не повторять разным городам, а чтобы уже на какие-то конкретные вопросы отвечать. Наверное, лучше сначала это глянуть просто. И есть основные принципы фестиваля, которых мы просим всех придерживаться. То есть это настоящая добровольность, чтобы там не было никаких согнанных бюджетников, студентов, из-под палки туда приведенных. Важный момент – мы хотим, чтобы наследие людей объединяло, поэтому у нас есть мораторий на любую политическую пропаганду любых политических партий и движений, потому что мы хотим, чтобы… Наследие можно будет спасти только тогда, когда люди будут не собачиться между собой. Неважно, в общем, кого ты любишь. Если ты любишь наследие, то ты наш человек. Илья Тарасов: Насчет пропаганды политической. Было так, что, я не знаю, с вами бок о бок работал мэр какого-нибудь города, главный архитектор какого-нибудь города, глава района? Ну, чиновник, который посмотрел и думает: «Ну, круто!» Взял, надел нормальные штаны, не брюки вот эти свои, приехал или пешком пришел туда, не кортежем его привезли, а просто молча, ничего никому не говорил, взял в руки кисточку и начал помогать. Были такие случи? Андрей Кочетков: В этом году, да, у нас в Самаре пришла глава города Елена Лапушкина просто с пакетиком, вот так вот. Вместо пресс-службы она принесла пакетик с халатом, переоделась и поработала у нас, действительно поработала, не под камеры. Илья Тарасов: Все те, кто хочет поучаствовать в «Том Сойер Фесте» или организовать свой «Том Сойер Фест» в своем городе, смело заходите на сайт, который прямо сейчас на ваших экранах, берите контакты. Если есть вопросы – пишите, консультируйтесь. В общем, как я уже говорил, если вы сидите на диване и полны энергии, пора эту энергию приложить в правильную точку. «Том Сойер Фест» – как раз такая точка. Поэтому все на улицы восстанавливать свой город! Если у вас есть собственная идея о том, как сделать мир вокруг себя лучше, и уже готов какой-то конкретный социальный проект, то с ним вы можете обратиться в Фонд президентских грантов, оставив заявку на сайте, – и, может быть, вы получите финансирование. А это была программа «ЗаДело!». Увидимся ровно через неделю. Пока!