Реформа психолого-неврологических интернатов. Спасаем Байкал. Дети в опасности: как работают органы опеки

Гости
Сергей Зверев
суперзвезда
Ксения Мишонова
уполномоченный по правам ребенка в Московской области
Анна Битова
председатель правления РБОО Центр лечебной педагогики «Особое детство», член Совета при Правительстве РФ по вопросам попечительства в социальной сфере
Александр Колотов
российский координатор экологической коалиции «Реки без границ»

Илья Тарасов: Добрый день! Меня зовут Илья Тарасов. И вы смотрите программу «ЗаДело!». Мы говорим о самых острых социальных проблемах и даем инструкции по их решению. Сегодня мы обсудим самые актуальные события за последний месяц в мире благотворительности и некоммерческого сектора.

Смотрите в программе. Для чего нужна реформа психоневрологических интернатов? Спасти Байкал: кто защищает мировое достояние от экологической катастрофы? Как работают органы опеки? В каком случае ребенка могут изъять из семьи? Все это и многое другое смотрите прямо сейчас в программе «ЗаДело!» на Общественном телевидении России.

СЮЖЕТ

Илья Тарасов: Вы смотрите программу «ЗаДело!». У нас в гостях – директор Центра лечебной педагогики Анна Львовна Битова. Добрый день. Проблема психоневрологических интернатов. Вот недавно была проверка. Что она выявила?

Анна Битова: Проверяли и детские интернаты, и взрослые. Эта проверка, которую проводили Роструд, Роспотребнадзор и Росздравнадзор, подтвердила мнение общественности, что достаточно много надо менять. Особенно беспокоят взрослые психоневрологические интернаты. В детских все-таки в 2015 году, когда было принято постановление Правительства № 481, начались изменения. Многое еще недотягиваем, но уже очень многое изменилось. В основном, ну, больше чем на 95% дети начали учиться. Раньше же считались необучаемыми. Мы видим очень хороший результат того, что дети начали учиться. Все равно это очень сильно открыло интернаты, мы видим этот результат.

Илья Тарасов: Что было 10–15 лет назад?

Анна Битова: Такой просто сюжет. Приходим в один детский интернат. В палате 25 человек, в одной комнате плотно-плотно стоят кровати. Для того чтобы дойти до самого последнего, надо раздвигать попой эти кровати. И это единственная комната, в которой дети находятся. В учреждении нет никакой ни игровой, ни класса, ни столовой. Они там проводят всю жизнь, едят, спят. В этих кроватях нет никаких игрушек, а вокруг такие белые стены. И сидит женщина-санитарка. И мы понимаем, что она одна с ними сегодня, с 20 с лишним детьми она как-то должна управляться одна. Мы говорим: «Как вам тяжело!» А она спокойно так говорит: «А что? Все лежат, все необучаемые. Все в порядке».

Илья Тарасов: Детские дома-интернаты – сколько их в России? И сколько детей в них?

Анна Битова: 130 детских домов-интернатов. Есть регионы, где их побольше. Москва, Питер, Красноярск – по четыре, например. А вообще в регионе один-два. И там живет 100–150 детей. Не так много. И в принципе, кажется: «Ну что, вообще? Просто разобрали бы их уже наконец. Что там 150 человек живет, зачем-то там мучаются?» Но две проблемы. Во-первых, там обычно около половины домашних – 37%, вот так.

Илья Тарасов: То есть – у которых на данный момент есть живые родители.

Анна Битова: Да, есть живые родители, которые получают льготы как родители детей-инвалидов, которые не отказались от родительских прав. И так иногда обидно! Такой прекрасный ребенок, вот я недавно видела, с синдромом Дауна. Есть родители, за 2018 год не навестили ни разу. Как же они исполняются родительские права? И куда смотрит опека? Да, семью, конечно, бывает очень жалко, особенно если ребенок с тяжелыми множественными нарушениями или поведенческими нарушениями. Но все равно ребенок-то имеет право на родительское попечение.

Илья Тарасов: Детей сдают?

Анна Битова: Отдают для получения социальных услуг. Мы не можем полностью закрыть детские интернаты. Мы понимаем, что какая-то часть все-таки останется детей там, потому что есть кусок, с которыми ну нигде в мире не умеют справляться. Это подростки, которые себя плохо ведут. Или это многодетные семьи, получается, что пять человек пришло из какой-то девиантной семьи. Ну, кто же усыновит пятерых?

Тут есть два пути: либо нужна профессиональная работа усыновителей, то есть профессиональные семьи, и тогда бы мы этот вопрос как-то начали решать; либо все-таки могут быть интернаты, но они должны быть маленькие. Например…

Илья Тарасов: Семейного типа такого.

Анна Битова: Да, семейного типа. Но плюс еще интернат должен быть маленький, он не должен быть на 250 человек. Может быть, 10. Ну хорошо, это чересчур шикарно. Давайте 25 – как в Германии, да? Ну хорошо, на 50 я бы согласилась, но не больше. Вот как только мы это решим, я думаю, что мы, в общем, очень сильно продвинемся.

Илья Тарасов: В каких регионах можно сказать, что интернаты стремятся к улучшению, стремятся к переформатированию? С кем приятно работать?

Анна Битова: Мы очень любим Киров, потому что… Там один-единственный интернат, Мурыгинский, но там за последние два года просто начались большие изменения. Да, еще много чего можно делать, но, по крайней мере, то, что люди меняют и делают – это очень обнадеживает. В Тульской области Головеньковский интернат. В Красноярске тоже есть прекрасный интернат.

Детские начали меняться. Во взрослых пока к реформированию даже не приступили. Люди живут без занятости. В общем, достаточно ограниченные возможности передвижения. Кто-то, конечно, может выходить, но это небольшая часть. С очень плохими бытовыми условиями – это проверка показала. С очень плохим качеством медицины.

Кто у нас во взрослых интернатах? У нас там старики, у которых не осталось с кем жить и за кем смотреть. У нас там молодые инвалиды. Ну, человек, который получил инвалидность в процессе жизни, не знаю, несчастье какое-нибудь случилось. Некому ухаживать, семьи нет, и он попадет в интернат, потому что он не сможет дома. Почему? Потому что уровень надомных услуг очень низкий. И там живет большое количество ребят… Мы, кстати, думали, что меньше, а сейчас оценка, и это не наша оценка, а это Министерства труда оценка – до 45% там живет людей, которые перешли из детских. Они перешли из тех детских, которые были 10 лет. Они там живут. Они когда-то не получили образования. И встречаешь совершенно поразительные истории.

Вот приходим в интернат. Молодой человек, 23 года, красавец, высокий, такой статный. Нам показывают: «Вот он ремонт помогает делать, вот он бригаду сколотил из своих друзей, они нам тут отремонтировали», – то-се, пятое-десятое». Я говорю: «А почему же этот человек у вас тут живет?» – «Ну, он из детского дома пришел». Я говорю: «А почему вы его…» Я говорю: «Ты хотел бы учиться?» – «Да, я бы озеленителем работал, цветы люблю, деревья». Я говорю: «А что, нет колледжа для озеленения? Что, вы не можете его подучить? Пускай бы жил в своем доме. Он имеет право на жилье, он из числа сирот».

А он не учился никогда. Он в школе не учился. Он писать не умеет. Он читать не умеет. Говорящий, ходящий, прекрасный парень! Ну хорошо, регион пошел навстречу, в Великом Новгороде дело было, регион пошел навстречу. Отдали мы молодого человека в школу, простите, в 20 с лишним лет. Он за три года закончил уже восемь классов, получил жилье и сейчас будет выходить. Понимаете, надо подумать о них.

Илья Тарасов: И таких много?

Анна Битова: Ну, в общем, определенный процент есть. Но сейчас как бы уже решено, что человек, который не учился, он имеет право получить образование. И все-таки право на образование мы должны людям этим вернуть.

Но есть и другая часть проживающих. Они, может быть, не такие легкие и не могут выйти в свою собственную квартиру, жить без сопровождения. Но все равно они, наверное, хотели бы не жить вместе, где живет тысяча человек, где ты абсолютно бесправен, где у тебя нет ни единой личной нитки и так далее. И часть из них очень хотят выйти. Вот для них мы должны создать другие условия. Так как уже в Европе и в стране у нас, слава богу, уже есть такие места, это должно быть сопровождаемое проживание. Группа людей селится вместе, с помощью социальных работников они будут жить под сопровождением, но они живут в домашних условиях.

Илья Тарасов: Например?

Анна Битова: Как в Питере, в Раздолье у «Перспектив». Как в Пскове у Центра лечебной педагогики Пскова. У нас сейчас в Москве тоже есть такие первые экспериментальные тренировочные квартиры.

Илья Тарасов: Что такое распределительная аптека?

Анна Битова: Распределенная. На сегодня человек, проживающий в интернате, особенно во взрослом интернате, если он недееспособный, он имеет одного опекуна – это директор. Так у нас устроен закон. И получается конфликт интересов.

Вот представьте себе, живешь ты в интернате и хочешь… Я случай прямо живой знаю. У нас женщина обратилась: «Я колбаски хочу». – «Какие проблемы? Ты же получаешь пенсию. Да, 75% отдаешь в ПНИ, но что-то остается. Ну почему ты не можешь купить себе колбаски?» Недееспособная, нельзя выйти на улицу самому. Но соцработник может купить. И что соцработник? А соцработник говорит, что колбаса вредная. Простите, я вообще не ем колбасу, но если пожилой человек хочет себе колбасы купить… Меня от возмущения просто снесло! Да что же такое-то? Почему она считает, что имеет право решать за этого человека?

Хорошо, думаем: а кому бы она могла пожаловаться? Она должна пожаловаться директору, потому что он ее опекун и должен защищать ее интересы. Она пожалуется директору на его же сотрудника. Получается, что он одновременно защищает ее интересы, а с другой стороны – ее обслуживает. Как это будет, простите? Понятно. «Пошла ты подальше».

Тут огромное море для разных злоупотреблений. И с жильем не знают, что происходит. Ведь у части этих людей есть жилье, и распоряжается в результате этот директор. А кто его контролирует?

Илья Тарасов: Сам себя.

Анна Битова: Да. И далее везде. Не знаю, вопрос медицинский. Что, можно заехать в каждый взрослый психоневрологический интернат? 500 с лишним, 530 их по стране. 165 тысяч людей живет в этих интернатах. И это ваши родственники. Любой из нас может оказаться. У нас один молодой человек из ПНИ в какой-то момент вдруг показывает – у него фантик, но не говорит. Мы пытаемся понять, что он показывает. А потом мы поняли: ничего своего-то нет. Вещи в прачечную снял, они ушли. Тысяча человек, и свои носки ты никогда не получишь, трусы и все остальное. Все куда-то уехало. Ты получаешь какие-то другие вещи. И еще интересный вопрос – по размеру они тебе или нет? Ну и потом, они же не твои. Но у него есть свой предмет – у него есть этот фантик, который он, оказывается, перекладывает из кармана в карман, и это его собственная ценность. Он долго, наверное, несколько месяцев с нами общался, пока решил показать, что у него же ценность есть, у него есть фантик. А у кого-то нет даже фантика, простите. Так и живешь без ничего.

Илья Тарасов: Как каждый из нас может помочь в этой ситуации, любой зритель?

Анна Битова: Мне кажется, что очень важно, чтобы люди туда приходили. Сейчас расширяется движение волонтеров в интернатах, и Правительство поддерживает это. И это очень важно.

Илья Тарасов: Самое главное, что каждый из вас может этим людям помочь. Прямо сейчас на ваших экранах указаны сайты нескольких благотворительных фондов, общественных организаций и центров, которые помогают людям с особенностями, помогают людям в психоневрологических интернатах и детям в психоневрологических интернатах: www.ccp.org.ru; +7 (495) 930-00-01. Зайдите на эти сайты и становитесь волонтерами. Спасибо.

Как работают органы опеки? Экологическая катастрофа на Байкале: кто виноват и что делать? Все это и многое другое смотрите прямо сейчас в программе «ЗаДело!» на Общественном телевидении России.

СЮЖЕТ

Илья Тарасов: Вы по-прежнему смотрите программу «ЗаДело!». У нас на связи по Skype Александр Колотов, российский координатор международной коалиции «Реки без границ». Саша, привет. Сегодня мы в студии обсуждаем как раз таки ситуацию с Байкалом. Но у меня, сколько я читал информации, все равно есть какие-то непонятки. Кто-то говорит, что завод по добыче воды на Байкале – это плохо. Кто-то говорит, что сама добыча воды – это ничего страшного. В чем вообще проблема строительства этого завода и проблема Байкала на сегодняшний день?

Александр Колотов (по Skype): Действительно, речь идет об откачке ничтожных объемов воды по сравнению с теми, которые находятся в этом резервуаре. Никакого особого, скажем так, воздействия на окружающую среду быть не может. Но если мы смотрим конкретный кейс, пример, завод в Култуке, то прежде всего – само расположение этого завода. Завод находится в крайне неудачном месте, он практически на мелководье, из-за этого там не нужно класть километр труб по дну Байкала, чтобы пройти и забирать воду более или менее чистую из глубины, из толщи вод.

Второе – это, конечно, то, что этот завод находится в районе Таловских болот, а это, в принципе, та природная территория, которая известна еще с XIX века как место сезонного гнездования перелетных птиц, многие из которых являются краснокнижными видами. И каким-то образом эти земли вдруг стали распродаваться, причем распродаваться в статусе пригодных для промышленного освоения.

Илья Тарасов: А что, во-первых, за гении решили строить завод на болоте? Это кому в голову придет такое?

Александр Колотов: Это, наверное, такой какой-то очень особый бизнес. Наверное, в том месте, где удалось договориться просто-напросто с чиновниками. Наверное, в последние три-четыре года они обвиняют китайцев во всех бедах Байкала. Они виноваты в том, что они массово стали ездить на Байкал в качестве организованных туристских групп. Они виноваты в том, что они массово скупают земли, дома по берегам Байкала и на этом месте возводят объекты туристической инфраструктуры, то есть гостевые дома, рестораны, столовые. То, что запрещают местным жителям, почему-то для китайцев… Они какие-то подходы знают. В общем, они могут это делать, а местные жители – нет. И естественно, что возмущение очень большое. И тут еще китайский завод.

Илья Тарасов: По Байкалу. Строительство вот этого завода, которое пока сейчас прекращено, слава богу, – это единственная серьезная проблема на Байкале?

Александр Колотов: У нас до сих пор за последние десятилетия никто ничего не сделал с отходами Байкальского целлюлозно-бумажного комбината. Примерно 6 миллионов кубометров ядовитых веществ, которые лежат на самом берегу Байкала, в котлованах, в так называемых шламохранилищах, и ждут своей участи. Что будет? Разразится какой-то катаклизм, и этот шлам лигнин пойдет в чистые байкальские воды? Либо все-таки мы успеем его каким-то образом нейтрализовать и ликвидировать? Еще с 2013 года было поручение Правительства, была специальная программа, было выделено в общей сложности 4 миллиарда рублей на решение этой проблемы. До сих пор ничего не сделано. Та проектная документация, которая была разработана, как сейчас оказывается, она не пригодна для применения. В общем-то…

Илья Тарасов: То есть за 4 миллиарда рублей разработали документацию и на этом остановились?

Александр Колотов: Это я цитирую, по сути дела, выводы Счетной палаты, которая, в общем, крайне негативно оценивает результаты деятельности Федеральной целевой программы по охране озера Байкал. Байкал – это наше национальное достояние. Но это не только национальное достояние, это международная ценность. В 1996 году ЮНЕСКО внесла озеро Байкал в список объектов всемирного природного наследия. Это означает, что государство обязано заботиться, охранять и беспокоиться об этом объекте, ну, как о зенице ока.

У нас в последние годы получается так, что государство планомерно пытается ослабить природоохранный режим на Байкале. Сейчас огромный скандал по поводу того, что Минприроды предложило изменить жесткие нормативы сброса сточных вод в Байкал и по некоторым вредным веществам ослабить в несколько десятков раз. Понимаете? То есть просто сбрасывать слабоочищенные стоки.

Илья Тарасов: Разрешить сбрасывать мусор.

Александр Колотов: Да. И сейчас мы видим, что Байкал постепенно деградирует, что нужно опять обращаться в Комитет всемирного наследия ЮНЕСКО и говорить: давайте мы Байкал в другой список поместим – объекты всемирного природного наследия, которые находятся под угрозой, в опасности. Потому что если в этот позорный список объект перемещается, то тогда уже подключаются и различного рода международные экспертные организации. В общем-то, государство само как-то начинает шевелиться, чтобы исключить объект на территории своей страны из этого позорного перечня.

Илья Тарасов: Как каждый житель России может повлиять на эту ситуацию и помочь спасти Байкал?

Александр Колотов: Если вы поедете на озеро Байкал, конечно же, оставляйте после себя меньше следов. Мы все приходящие, а Байкал должен быть вечен.

А прямо сейчас о ситуации на Байкале расскажет Сергей Зверев. Не переключайтесь.

Илья Тарасов: Вы смотрите программу «ЗаДело!». И у нас в гостях суперзвезда – Сергей Зверев. Вы, на мой взгляд, первый и вообще единственный человек из медиа, который вписался в эту ситуацию, связанную с Байкалом. Как все началось? Откуда вы узнали, что там решили строить завод?

Сергей Зверев: Я родился как раз в Култуке возле Таловских болот – там, где как раз строили завод. Завод построен с огромными нарушениями. Хозяева этого завода говорят, что все, его как бы будут демонтировать. На самом деле трубы уже легли на дно. Время изменилось, и люди – это уже не те люди. Их уже вернуть в прежнюю стадию, когда они ничего не решали, не хотели и жили, как жили… Они так жить не будут. Мне кажется, люди пойдут на крайние меры. Вот зачем доводить людей до такого отчаяния, когда все можно сделать цивилизованно? Вот эти люди, которые строили этот завод по разливу воды в Китай, они беспощадно вырубали лес. На 2 миллиарда они вырубили леса.

Илья Тарасов: А лес уехал тоже в Китай?

Сергей Зверев: Лес уехал в Китай.

Илья Тарасов: Сами вы когда узнали? Вам кто-то сказал из родственников?

Сергей Зверев: В прошлом году я приехал на Байкал к родственникам, к маме. Местные мне стали рассказывать: «Вы знаете, такая катастрофа, если здесь начнется строительство…» Я еще думаю: «Ну неужели допустят? Это же невозможно!» Байкал же не принадлежит какому-то одному, я не знаю, Василию Ивановичу, это же принадлежит стране, это же неприкосновенное место. Еще песня такая была «Священный Байкал». Слово «священный». Это трогать нельзя. Ну, это такой запас воды для страны, для мира. Это же очень важный объект. И вдруг я узнаю: оказывается, уже и крыша, и стены, все есть, и уже трубы проводят. Местные достучаться не могли ни до кого. То есть такая была блокада…

Илья Тарасов: Информационная.

Сергей Зверев: …информационная, да, что люди не могли ничего сделать. Я наткнулся на пост. Такая съемка чудовищная: экскаватором роют дно Байкала, достают грунт, показывают эти стены. Все. Утром я выхожу с пикетом и стою у Кремля. Вот я в короне пришел. В первый день на меня не обратили внимания. Второй день – как-то так. Только на третий день обратили внимание. То есть я уже весь Кремль обошел с пикетом. Обратили внимание на то, что… Все страны мира вдруг стали перепост делать. И общественность обратила внимание наконец-то.

У меня был прямой эфир, там я успел сделать обращение к президенту, у меня было всего четыре минуты. Ну, услышали. Те люди, кому надо было услышать, они услышали. Во всяком случае, я был рад, потому что на следующее утро я узнал о том, что строительство прекращено. Но чем дальше, тем еще сложнее. На меня обрушилось такое количество дерьма!

Илья Тарасов: А кто обрушил? Местная власть?

Сергей Зверев: Ну а как вы думаете? Местные власти должны руки опустить и ждать? Когда народ пишет, что убрать губернатора и поставить меня врио губернатора.

Илья Тарасов: Кстати, что думаете по этому поводу?

Сергей Зверев: Это совершенно нормальная реакция народа, потому что народ в отчаянии. Народ не понимает, что надо делать, чтобы спасти. И они думают, что раз у меня получилось…

Илья Тарасов: Услышали.

Сергей Зверев: Услышали меня. Они думают, что, наверное, с моей легкой руки, может быть, мы спасем Байкал. Местные власти дали указание мочить меня, то есть мочить по полной. Мне уже пишут: «Вы не боитесь, что вас уберут? А вы не боитесь, если с вами что-то будет? А вы не думаете о вашей семье? Будьте осторожны». Но дело в том, что на меня это не работает. Я не могу на это обидеться.

Илья Тарасов: Сейчас какая ситуация? Поднялась шумиха – власти обратили внимание – стройки завода приостановили. Расслабляться пока рано, потому что надо как-то демонтировать все то, что построили. На Байкале, помимо строительства вот этого завода, есть еще проблема с целлюлозно-бумажным комбинатом. Вы беретесь вот эту историю дальше контролировать? То есть взялись за Байкал – надо довести все до конца.

Сергей Зверев: Ну, слово «контролировать» как-то… Для этого есть люди, которые этим занимаются, они должны контролировать. Я считаю, что любой человек, и неважно, звезды ты, суперзвезда, кто ты, что ты, но все равно если этот человек – человек, он не должен быть таким безразличным к такой глобальной проблеме. Ну, представьте себе, что мы за несколько лет останемся без воды. Вот как? Вы представляете, что ваши дети, ваши внуки уже столкнутся с этой проблемой?

Когда-то в детстве моя бабушка говорила, что я доживу до того времени, когда я буду покупать воду в магазине. Я так на нее смотрел и думал: «Вот сказочница!» А потом она сказала: «Ты доживешь еще до того времени, когда это будет страшным дефицитом». Вы знаете, в чем проблема? Это опять же не мое мнение, а мнение народа.

Люди, которые у власти там, на месте – это уже люди в возрасте. Они считают: «Ну, сколько мне там жить? Так поживу! А что потом – мне не интересно». У них вот так вот, все так и живут. Они там награбили, купили себе недвижимость, купили себе машины, не знаю, вертолеты, самолеты. Остановись! Но – нет. Мало. А кто будет нести ответственность за вот эту проделанную работу? Колоссальные деньги выделялись, и уже не раз. Но там как? Откат, поделили. Что такое «освоили»? Ну, слово «стырить» сказать неудобно, да? Ну, «украли» тоже сказать как-то, ну, знаешь, на федеральном канале… И придумали прилично – «освоили».

Илья Тарасов: По документам деньги пошли в дело. А на деле…

Сергей Зверев: А на деле чувак исчез.

Илья Тарасов: Мусор так и лежит?

Сергей Зверев: Так все и лежит. Никто ни за что не отвечает. Ну, сказать, что коррупция – это просто ничего не сказать. Ну реально, просто бардак такой! Вы знаете, там такой круг, чиновники друг друга знают. У них, например, за границей у всех недвижимость, они там соседи, у них дворцы рядышком. Они все дружат и все осваивают, условно говоря, тырят, делятся. И там отвечать-то некому. А где эти миллиарды стыренных денег? Ну, уже не хочу слово «освоенных» говорить, уже как-то неприлично – слово «освоили деньги». Стыренные деньги! Где эти деньги?

Илья Тарасов: В дачах.

Сергей Зверев: Отдайте людям ну хотя бы половину – на строительство школ, детских садов, больниц, на улучшение жизни населения, своего населения.

Илья Тарасов: А бедно живет регион?

Сергей Зверев: Нищие. Там среднего класса очень мало, маленький класс. Ну, там в основном нищие. Огород, и все. Вот если огород есть – это спасение. Хозяйство свое. Где деньги? Возвращаюсь. Этого хватит, чтобы решить этот вопрос с отходами.

Илья Тарасов: С целлюлозно-бумажным комбинатом, с отходами.

Сергей Зверев: Да. Это надо решить точно. С какого я перепугу сейчас на его место пойду? Пусть он сначала решит все эти вопросы.

Илья Тарасов: А как это сделать?

Сергей Зверев: За свой счет. И его все эти друзья скинутся и сделают. Чтобы о вас не говорили, что вы убийца. Чтобы о вас не говорили, что вы вор. Вы решите вопрос. С ЦБК решите вопрос. Прямо на ЦБК мы вам памятник поставим: «Защитник природы – наш дорогой губернатор». Пожизненно будет стоять! Защитите так же природы, как мы. Переживайте за нее так же, как мы. Местные не могут цветочек, одуванчик сорвать – посадят сразу. А как это на самой территории вдруг вот так вырос завод?

Илья Тарасов: Как каждый из нас, из наших зрителей, вообще из всех людей в России может помочь повлиять на эту ситуацию? Подписывать петиции, делать репосты? Что обычному человеку?

Сергей Зверев: Во всяком случае, обычному человеку следить за этой проблемой. Если выставили пост, хорошо бы его перепостить. Но очень важно никого не оскорблять, надо делать все цивилизованно. Я понимаю, что все мы такие эмоциональные, все на эмоциях, мы все на взводе, но постараться это все как-то культурно. Я никого не хочу призывать на демонстрации, даже отговариваю всех своих подписчиков от этих массовых выходов.

Илья Тарасов: Удастся спасти Байкал?

Сергей Зверев: А кто знает? Вот кто знает? Что, я ясновидящая? Пользуясь случаем, что вы пригласили меня, огромное вам спасибо, я бы хотел обратиться ко всем людям, которым не безразлична вот эта проблема – Байкал. Вообще, вы знаете, у меня мой инстаграм – это фешн-инстаграм. Я – фешн-икона, король гламура, суперзвезда…

Илья Тарасов: А теперь это борьба за экологию.

Сергей Зверев: И теперь я не могу выставить просто пост, я не знаю, с какого-то показа, модные костюмы, модные аксессуары. Я не могу это сделать. Но это же все-таки моя профессия. Я вынужден в данный момент заниматься вот этой глобальной проблемой. Этой проблемой не я должен заниматься, но просто я не вижу человека. Ну не делают это другие люди, поэтому я вынужден это делать.

Это никакой не хайп с моей стороны. Это не для того, чтобы прибавились подписчики ко мне. Да это не по этому вопросу, я вообще не по этой теме. У меня главная задача сейчас – чтобы была моя совесть чиста, поскольку я же сам с Байкала. Конечно, я считаю, что ни в коем случае нельзя опускать руки. Увидели пост – перепостите. Если увидите, что какой-то фрагмент выложили про Байкал – выложите у себя, отметьте @zverevsuperstar. Я сразу увижу, отлайкаю. Значит, @baikal_save – тоже можно сделать хештег.

Илья Тарасов: Друзья, на ваших экранах указаны все хештеги, которые необходимо использовать при трансляции этой информации. Самое главное, чем вы можете помочь Байкалу – это распространять информацию и подписывать петиции. Сергей, спасибо тебе большое.

Сергей Зверев: Спасибо большое.

Как работают органы опеки? В каком случае ребенка могут изъять из семьи? Все это смотрите в программе «ЗаДело!» на Общественном телевидении России.

СЮЖЕТ

Илья Тарасов: Добрый день.

Ксения Мишонова: Добрый день.

Илья Тарасов: Только что посмотрели сюжет. Отец сейчас живет в общежитии, кое-как пытается работать, пятеро детей. Очень боится, что к нему придет опека и всех заберет. Так ли просто прийти и забрать?

Ксения Мишонова: Конечно, наверное, первое, что приходит в голову – посоветовать папе не бояться. Забрать детей очень непросто. Собственно говоря, нет такого у нас, чтобы каждый день кто-то мог зайти в семью просто так, из серии «проверить, сколько апельсинов в холодильнике». Это все-таки такие страшилки. К сожалению, к моему большому сожалению, они существуют у людей. Никто не занимается ни имиджем органов опеки и вообще не рассказывает про их деятельность.

Здесь надо понимать, что в семью всегда заходят по сигналу. Неблагополучие выявляется по сигналу, а не потому, что пошла плановая проверка, и все пошли по домам, по квартирам выявлять это самое неблагополучие, ни в коем случае. При условии, что есть сигнал об угрозе жизни и здоровью детям, в семью может зайти такое большое представительное сообщество, в состав которого войдут представители полиции, представители опеки, комиссии по делам несовершеннолетних и иногда соцзащиты. Если они действительно все вместе видят, что там что-то такое, что угрожает жизни и здоровью ребенка, все эти люди, представители подписывают акт, и только после этого они могут временно, временно переместить ребенка в социальное учреждение до выяснения ситуации.

Другое дело, что если по акту ребенка перемещают, то, к сожалению, к нашему большому сожалению (и мы про это очень давно говорим), по закону, по 77-й статье Семейного кодекса, у опеки есть только неделя… более того, есть неделя на то, чтобы после изъятия ребенка выйти в суд на лишение родительских прав. У опеки нет времени, и у соцзащиты нет времени на то, чтобы работать с семьей. У опеки и у соцзащиты должно быть время. Чтобы работать с семьей, реабилитировать семью и вообще давать шанс семье, нужно время – как минимум полгода.

Илья Тарасов: На сегодняшний день они вынуждены это делать за неделю?

Ксения Мишонова: Да, по закону. Есть закон, есть закон.

Илья Тарасов: Как бы они ни хотели.

Ксения Мишонова: Как бы они ни хотели, они должны выйти на лишение прав. Вообще решение об окончательном отобрании ребенка принимает суд.

Илья Тарасов: Ситуация в Мытищах – что там произошло?

Ксения Мишонова: По сигналу опять же таки консьержа, которая обратила внимание на то, что она детей не видела с декабря месяца, то есть они их не выводили на улицу из квартиры, по сигналу консьержа в квартиру как раз пришли органы опеки, полиция, комиссия по делам несовершеннолетних – и обнаружили, в общем, античеловеческие, на ваш взгляд, антисанитарные условия жизни детей. Дети были с мамой и с бабушкой, находились на тот момент. Дети были перемещены в социально-реабилитационные учреждения и в больницы.

Илья Тарасов: Что такое антисанитарные условия? Вот как это выглядело все?

Ксения Мишонова: Ну, это когда дети живут среди мусора, захламленная квартира. У детей не было постельного белья, дети спали на полу. У детей не было ничего из еды, кроме хлеба и воды. Вся остальная еда – это были опять же таки отбросы с мусорки. И вызывало вопросы трезвое состояние матери. Когда опрашивали детей, выяснилось, что дети никогда не мылись, никогда не мылись. У младших детей были вши. Питались только с мусорки. Маленький ребенок вообще никакой еды, кроме хлеба и воды, до сих пор не принимает. Долгое время в учреждении дети спали на полу.

Илья Тарасов: Привыкли.

Ксения Мишонова: То есть они не знали, что такое спать на кровати. Да, и еще очень важный фактор, что на трех из четырех детей не были оформлены свидетельства о рождении.

Илья Тарасов: То есть их не существует?

Ксения Мишонова: Не было никаких документов, никаких документов.

Илья Тарасов: Благотворительные фонды и организации, которые занимаются профилактикой социального сиротства, говорят: любая семья лучше, чем детский дом.

Ксения Мишонова: Я категорически не согласна с этим выражением. Мы видели семьи… И даже вот эта семья, о которой мы сейчас с вами говорили, в Мытищах. Я бы не хотела оказаться даже на день в такой семье. Ну, это страшно.

Более того, я вам могу сказать по своему опыту, что я в домах ребенка наблюдала младенца, девятимесячного младенца, который попадал в дом ребенка по акту изъятия уже третий раз, третий раз, когда забирали ребенка из семьи мамы-алкоголички, которая оставляла его на несколько дней тоже без еды, уходила, запивала. Ее долго искали, потом она приходила, пыталась как-то наладить свою жизнь, обещала, что она исправится, проходило два месяца… И вот так уже три раза.

Здесь, безусловно, я согласна со всеми, кто выступает за то, что с семьей надо работать. И семье надо давать шансы. И семье надо помогать. Всякое может случиться. То есть такие сценарии нам судьба подбрасывает, что, понятно, нельзя все прописывать и предусмотреть в законе. Но сам факт, что у нас должен быть какой-то инструмент, чтобы помогать семье, дать ей возможность реабилитироваться и выйти из пике какого-то, у нас должно это быть. А сейчас у нас таких инструментов нет. Когда у ребенка есть статус – статус оставшегося без попечения родителей или ребенка сироты, тогда – да, тогда мы можем разместить детей в приемной семье.

И при этом я хочу еще сказать, что когда родители лишаются прав – это ведь обратимый процесс, родители могут восстановить свои права при желании. Правда, надо пересмотреть свой взгляд на жизнь, свой образ жизни и доказать в суде, что они готовы быть полноценным, добросовестными, доброжелательными родителями.

В прошлом году 1 165 родителей были лишены родительских прав в Московской области, и только 32 восстановили свои права по собственному желанию, остальные – нет. А когда ребенок попадает в соцучреждение… Не путайте с детскими домами. В детских домах находятся только дети со статусом. А вот в социально-реабилитационных центрах находятся так называемые «родительские дети». Это как раз тот фактор социального сиротства, когда дети у нас сиротами находятся при живых родителях в социально-реабилитационных центрах. Вроде и родители есть, и статуса нет, и в семью нельзя отдать.

Илья Тарасов: И сейчас таких большинство?

Ксения Мишонова: И в семью нельзя отдать. Да они все заполнены, эти социально-реабилитационные центры. И в семью нельзя отдать, чтобы ребенок жил в семье, общался с кем-то другим.

Илья Тарасов: Тем семьям, которые находятся в зоне риска, осознают, что они там находятся по разным причинам… Вот даже крайний пример, который я приводил: семья, отец, пятеро детей. Они реально боятся опеки, они боятся обратиться за помощью, потому что мало ли чего, вдруг что-то посчитать не так, заберут детей и так далее. Этим людям на сегодняшний день где искать поддержку?

Ксения Мишонова: Звонить уполномоченным на местах, они есть в каждом регионе. У нас довольно-таки уже серьезный институт уполномоченных в Российской Федерации, и мы готовы помогать в сотрудничестве как раз с органами профилактики, с опекой, с КДН, с полицией, с кем угодно. Мы готовы помогать.

Илья Тарасов: Часто сталкиваюсь с историями, что соцработники, сотрудники опеки, чтобы чуть-чуть взбодрить семью, взбодрить маму, говорят: «Мы заберем у тебя детей». Это что за «бодрость» такая? И что делать в этом случае матери?

Ксения Мишонова: Понимаете, есть же… Все равно надо не забывать, что мы живем в правом государстве, у нас есть законы, есть сейчас, в общем, регламент. И я вас уверяю, очень трепетно к этому сейчас относятся – к каждому факту, случаю отобрания ребенка. Это все не просто так. Ты просто так не зайдешь. Ты просто так не заберешь. Опять же таки это все больше страшилки.

Но, конечно, есть человеческий фактор. Видимо, зашли и уже не понимают, как воздействовать, не хочется им забирать, не хочется травмировать ребенка, не хочется, будем так говорить, разъединять семью, а хочется, чтобы она все-таки сохранилась, эта семья. И, видимо, сказали они этой маме.

Не имеют права так говорить, конечно же. Не имеют права угрожать. Не имеют права говорить такие вещи. Но есть человеческий фактор. С этим надо работать. В принципе, можно обратиться с жалобой в вышестоящие органы на этого сотрудника опеки.

Илья Тарасов: Для тех людей, которые живут не в Москве, не в области, а в любом регионе страны, мини-инструкция: где найти информацию, к кому можно обратиться за помощью?

Ксения Мишонова: Ну и для тех, кто боится. Первое – хотела бы вам посоветовать не бояться. У вас есть все права. Семья защищена у нас в государстве. Вас не могут, не имеют права ни пугать, ни стращать. В принципе, если вы по каким-то причинам не можете наладить отношения с опекой или опасаетесь чего-то, я думаю, что вы точно можете обратиться в своем регионе в адрес уполномоченного по правам ребенка. У каждого уполномоченного в регионе есть свой сайт, контакты и приемные дни. В общем, мы всегда помогаем. Мы стараемся как раз сделать все возможное, чтобы соединить общество и власть.

Илья Тарасов: Спасибо.

Ксения Мишонова: Пожалуйста.

Илья Тарасов: Если вы хотите предложить тему программы или рассказать о проблеме, которую мы поможем вам решить, – пишите на почту, указанную на ваших экранах: zadelo@ptvr.ru. Это была программа «ЗаДело!». Увидимся ровно через неделю. Пока!