Самоуправство в интернатах: как защитить пациентов от беззакония и насилия

Гости
Анна Битова
председатель правления РБОО Центр лечебной педагогики «Особое детство», член Совета при Правительстве РФ по вопросам попечительства в социальной сфере

Илья Тарасов: Вы смотрите программу «ЗаДело!». У нас в гостях – директор Центра лечебной педагогики Анна Львовна Битова. Добрый день. Проблема психоневрологических интернатов. Вот недавно была проверка. Что она выявила?

Анна Битова: Проверяли и детские интернаты, и взрослые. Эта проверка, которую проводили Роструд, Роспотребнадзор и Росздравнадзор, подтвердила мнение общественности, что достаточно много надо менять. Особенно беспокоят взрослые психоневрологические интернаты. В детских все-таки в 2015 году, когда было принято постановление Правительства № 481, начались изменения. Многое еще недотягиваем, но уже очень многое изменилось. В основном, ну, больше чем на 95% дети начали учиться. Раньше же считались необучаемыми. Мы видим очень хороший результат того, что дети начали учиться. Все равно это очень сильно открыло интернаты, мы видим этот результат.

Илья Тарасов: Что было 10–15 лет назад?

Анна Битова: Такой просто сюжет. Приходим в один детский интернат. В палате 25 человек, в одной комнате плотно-плотно стоят кровати. Для того чтобы дойти до самого последнего, надо раздвигать попой эти кровати. И это единственная комната, в которой дети находятся. В учреждении нет никакой ни игровой, ни класса, ни столовой. Они там проводят всю жизнь, едят, спят. В этих кроватях нет никаких игрушек, а вокруг такие белые стены. И сидит женщина-санитарка. И мы понимаем, что она одна с ними сегодня, с 20 с лишним детьми она как-то должна управляться одна. Мы говорим: «Как вам тяжело!» А она спокойно так говорит: «А что? Все лежат, все необучаемые. Все в порядке».

Илья Тарасов: Детские дома-интернаты – сколько их в России? И сколько детей в них?

Анна Битова: 130 детских домов-интернатов. Есть регионы, где их побольше. Москва, Питер, Красноярск – по четыре, например. А вообще в регионе один-два. И там живет 100–150 детей. Не так много. И в принципе, кажется: «Ну что, вообще? Просто разобрали бы их уже наконец. Что там 150 человек живет, зачем-то там мучаются?» Но две проблемы. Во-первых, там обычно около половины домашних – 37%, вот так.

Илья Тарасов: То есть – у которых на данный момент есть живые родители.

Анна Битова: Да, есть живые родители, которые получают льготы как родители детей-инвалидов, которые не отказались от родительских прав. И так иногда обидно! Такой прекрасный ребенок, вот я недавно видела, с синдромом Дауна. Есть родители, за 2018 год не навестили ни разу. Как же они исполняются родительские права? И куда смотрит опека? Да, семью, конечно, бывает очень жалко, особенно если ребенок с тяжелыми множественными нарушениями или поведенческими нарушениями. Но все равно ребенок-то имеет право на родительское попечение.

Илья Тарасов: Детей сдают?

Анна Битова: Отдают для получения социальных услуг. Мы не можем полностью закрыть детские интернаты. Мы понимаем, что какая-то часть все-таки останется детей там, потому что есть кусок, с которыми ну нигде в мире не умеют справляться. Это подростки, которые себя плохо ведут. Или это многодетные семьи, получается, что пять человек пришло из какой-то девиантной семьи. Ну, кто же усыновит пятерых?

Тут есть два пути: либо нужна профессиональная работа усыновителей, то есть профессиональные семьи, и тогда бы мы этот вопрос как-то начали решать; либо все-таки могут быть интернаты, но они должны быть маленькие. Например…

Илья Тарасов: Семейного типа такого.

Анна Битова: Да, семейного типа. Но плюс еще интернат должен быть маленький, он не должен быть на 250 человек. Может быть, 10. Ну хорошо, это чересчур шикарно. Давайте 25 – как в Германии, да? Ну хорошо, на 50 я бы согласилась, но не больше. Вот как только мы это решим, я думаю, что мы, в общем, очень сильно продвинемся.

Илья Тарасов: В каких регионах можно сказать, что интернаты стремятся к улучшению, стремятся к переформатированию? С кем приятно работать?

Анна Битова: Мы очень любим Киров, потому что… Там один-единственный интернат, Мурыгинский, но там за последние два года просто начались большие изменения. Да, еще много чего можно делать, но, по крайней мере, то, что люди меняют и делают – это очень обнадеживает. В Тульской области Головеньковский интернат. В Красноярске тоже есть прекрасный интернат.

Детские начали меняться. Во взрослых пока к реформированию даже не приступили. Люди живут без занятости. В общем, достаточно ограниченные возможности передвижения. Кто-то, конечно, может выходить, но это небольшая часть. С очень плохими бытовыми условиями – это проверка показала. С очень плохим качеством медицины.

Кто у нас во взрослых интернатах? У нас там старики, у которых не осталось с кем жить и за кем смотреть. У нас там молодые инвалиды. Ну, человек, который получил инвалидность в процессе жизни, не знаю, несчастье какое-нибудь случилось. Некому ухаживать, семьи нет, и он попадет в интернат, потому что он не сможет дома. Почему? Потому что уровень надомных услуг очень низкий. И там живет большое количество ребят… Мы, кстати, думали, что меньше, а сейчас оценка, и это не наша оценка, а это Министерства труда оценка – до 45% там живет людей, которые перешли из детских. Они перешли из тех детских, которые были 10 лет. Они там живут. Они когда-то не получили образования. И встречаешь совершенно поразительные истории.

Вот приходим в интернат. Молодой человек, 23 года, красавец, высокий, такой статный. Нам показывают: «Вот он ремонт помогает делать, вот он бригаду сколотил из своих друзей, они нам тут отремонтировали», – то-се, пятое-десятое». Я говорю: «А почему же этот человек у вас тут живет?» – «Ну, он из детского дома пришел». Я говорю: «А почему вы его…» Я говорю: «Ты хотел бы учиться?» – «Да, я бы озеленителем работал, цветы люблю, деревья». Я говорю: «А что, нет колледжа для озеленения? Что, вы не можете его подучить? Пускай бы жил в своем доме. Он имеет право на жилье, он из числа сирот».

А он не учился никогда. Он в школе не учился. Он писать не умеет. Он читать не умеет. Говорящий, ходящий, прекрасный парень! Ну хорошо, регион пошел навстречу, в Великом Новгороде дело было, регион пошел навстречу. Отдали мы молодого человека в школу, простите, в 20 с лишним лет. Он за три года закончил уже восемь классов, получил жилье и сейчас будет выходить. Понимаете, надо подумать о них.

Илья Тарасов: И таких много?

Анна Битова: Ну, в общем, определенный процент есть. Но сейчас как бы уже решено, что человек, который не учился, он имеет право получить образование. И все-таки право на образование мы должны людям этим вернуть.

Но есть и другая часть проживающих. Они, может быть, не такие легкие и не могут выйти в свою собственную квартиру, жить без сопровождения. Но все равно они, наверное, хотели бы не жить вместе, где живет тысяча человек, где ты абсолютно бесправен, где у тебя нет ни единой личной нитки и так далее. И часть из них очень хотят выйти. Вот для них мы должны создать другие условия. Так как уже в Европе и в стране у нас, слава богу, уже есть такие места, это должно быть сопровождаемое проживание. Группа людей селится вместе, с помощью социальных работников они будут жить под сопровождением, но они живут в домашних условиях.

Илья Тарасов: Например?

Анна Битова: Как в Питере, в Раздолье у «Перспектив». Как в Пскове у Центра лечебной педагогики Пскова. У нас сейчас в Москве тоже есть такие первые экспериментальные тренировочные квартиры.

Илья Тарасов: Что такое распределительная аптека?

Анна Битова: Распределенная. На сегодня человек, проживающий в интернате, особенно во взрослом интернате, если он недееспособный, он имеет одного опекуна – это директор. Так у нас устроен закон. И получается конфликт интересов.

Вот представьте себе, живешь ты в интернате и хочешь… Я случай прямо живой знаю. У нас женщина обратилась: «Я колбаски хочу». – «Какие проблемы? Ты же получаешь пенсию. Да, 75% отдаешь в ПНИ, но что-то остается. Ну почему ты не можешь купить себе колбаски?» Недееспособная, нельзя выйти на улицу самому. Но соцработник может купить. И что соцработник? А соцработник говорит, что колбаса вредная. Простите, я вообще не ем колбасу, но если пожилой человек хочет себе колбасы купить… Меня от возмущения просто снесло! Да что же такое-то? Почему она считает, что имеет право решать за этого человека?

Хорошо, думаем: а кому бы она могла пожаловаться? Она должна пожаловаться директору, потому что он ее опекун и должен защищать ее интересы. Она пожалуется директору на его же сотрудника. Получается, что он одновременно защищает ее интересы, а с другой стороны – ее обслуживает. Как это будет, простите? Понятно. «Пошла ты подальше».

Тут огромное море для разных злоупотреблений. И с жильем не знают, что происходит. Ведь у части этих людей есть жилье, и распоряжается в результате этот директор. А кто его контролирует?

Илья Тарасов: Сам себя.

Анна Битова: Да. И далее везде. Не знаю, вопрос медицинский. Что, можно заехать в каждый взрослый психоневрологический интернат? 500 с лишним, 530 их по стране. 165 тысяч людей живет в этих интернатах. И это ваши родственники. Любой из нас может оказаться. У нас один молодой человек из ПНИ в какой-то момент вдруг показывает – у него фантик, но не говорит. Мы пытаемся понять, что он показывает. А потом мы поняли: ничего своего-то нет. Вещи в прачечную снял, они ушли. Тысяча человек, и свои носки ты никогда не получишь, трусы и все остальное. Все куда-то уехало. Ты получаешь какие-то другие вещи. И еще интересный вопрос – по размеру они тебе или нет? Ну и потом, они же не твои. Но у него есть свой предмет – у него есть этот фантик, который он, оказывается, перекладывает из кармана в карман, и это его собственная ценность. Он долго, наверное, несколько месяцев с нами общался, пока решил показать, что у него же ценность есть, у него есть фантик. А у кого-то нет даже фантика, простите. Так и живешь без ничего.

Илья Тарасов: Как каждый из нас может помочь в этой ситуации, любой зритель?

Анна Битова: Мне кажется, что очень важно, чтобы люди туда приходили. Сейчас расширяется движение волонтеров в интернатах, и Правительство поддерживает это. И это очень важно.

Илья Тарасов: Самое главное, что каждый из вас может этим людям помочь. Прямо сейчас на ваших экранах указаны сайты нескольких благотворительных фондов, общественных организаций и центров, которые помогают людям с особенностями, помогают людям в психоневрологических интернатах и детям в психоневрологических интернатах: www.ccp.org.ru; +7 (495) 930-00-01. Зайдите на эти сайты и становитесь волонтерами. Спасибо.