Илья Тарасов: Всем привет. Меня зовут Илья Тарасов. Вы смотрите программу «ЗаДело». И сегодня второй выпуск мы говорим про уличное искусство, про стрит-арт. В первом выпуске мы рассказали об истории российского стрит-арта и о том, как он развивается прямо сейчас. В этом выпуске мы поплотнее познакомимся с российскими художниками, которые творят в этом направлении, и эти художники будут в основном из андеграунда. Они выступают за свободу творчества и всегда против каких-либо ограничений или согласований. Первый герой – московский или подмосковный художник Бага Фурманов, который за свое творчество, естественно, не получает никаких денег. 5 дней в неделю он работает в офисе, а на выходные снимает костюм клерка и надевает костюм художника. У Баги есть свой персонаж, которого он интерпретирует в разных ипостасях, и, помимо конкретных работ на стенах, он делает еще много чего прикольного и интересного. Мы поехали к нему в подмосковный поселок Заря и посмотрели, как проходят обычные выходные обычного уличного художника. Бага – топ. Это он. Бага – крутой андеграундный художник. Собственно, мы приехали к Баге. Он живет в поселке Заря. Военный городок. Собственно, вот и Бага. Здорова. Бага Фурманов: Привет. Илья Тарасов: Вот так выглядит художник. Красиво. Бага Фурманов: Сейчас едем налево на заброшенную дивизию. Это бывший военный городок. И здесь осталось много советских таких, воспоминаний, скажем. И одно из них – это игровая площадка, моя Мекка с самого детства, начиная с того времени, когда я был в школе и занимался паркуром, мы там постоянно прыгали, крутили какие-то сальто, потом снимали какие-то сюрреалистичные видео, и все дошло до того, что я начал там рисовать. Ну и сейчас, собственно, все это сами увидите. На самом деле я думал рисовать сегодня не там. Но что-то я посмотрел – вы как-то все серьезно выглядите. Не знаю, стоит ли вас на такие приключения подписывать. Илья Тарасов: Обычная суббота. Бага Фурманов: Ну для меня по сути это выходные процедуры. Все каждый раз одинаково. Илья Тарасов: По субботам или по воскресеньям? Бага Фурманов: Слушай, ну я стараюсь во все выходные рисовать. То есть это моя отдушина. И я… Ну если только не затусовался где-то до этого. Илья Тарасов: А почему ты работу не бросил? Бага Фурманов: Я считаю, что моя работа как-то балансирует. То есть… Илья Тарасов: Если б ты все время рисовал, было бы не то, да? Бага Фурманов: Да. Мне кажется, что да. В этом плане есть свой определенный шарм в конформистской работе. Но она не должна превышать. Все должно быть в балансе. Илья Тарасов: Ты в Заре родился? Бага Фурманов: Нет, я родился в Германии. У меня отец военнослужащий. А это военный городок. В общем, да, я очень люблю это место на самом деле. Потому что… много шарма. Илья Тарасов: Слушай, я тоже люблю все эти заброшечки. Бага Фурманов: Вот она моя старая работа. Достаточно простенькая. Но я ее все равно люблю. Поедем дальше – там помасштабнее будет. Илья Тарасов: Это твои Грули? Бага Фурманов: Да, это мои Грули. У меня есть персонаж. Он ни на чем не основан. То есть он просто на какой-то пьяной новогодней тусовке в 2015 году был выдуман мной в коллаборации, так сказать, с моим другом. Это лицо очень сильно видоизменилось. Но, тем не менее, мой друг Лайм нарисовал его, как-то вообще просто не думая ни о чем. А я люблю фантазировать и всякую ерунду говорить. Поэтому, когда я посмотрел, я без дольки сомнений, мыслей… Я просто сказал, что это Груль, шведский монстр, который живет под икеевскими кроватями. Ну и все. Это стало каким-то фольклором в нашей компании. То есть он стал такой же, как все сказочные персонажи, о которых нам бабушки рассказывали. Только внутри нашей компании, в нашей коммуне. Собственно, и пошло-поехало. Начал его рисовать. Илья Тарасов: Везде пишешь «Эй чувачок». Бага Фурманов: Безусловно, да. Илья Тарасов: Почему? Почему без запятой? Бага Фурманов: Вот не знаю. Написал без запятой. И меня так раздражает, когда какие-то интервью брали или прописывают где-то, всегда ставят запятую. Это не обращение из русского языка. Это просто такая цельная фраза. Запятая тут не смотрится. Ее заменяет восклицательный знак и буковка «Ц». Все, больше ничего не надо. Запятая в эту композицию не вписывается. Почему «Эй чувачок»? Ноги растут из граффити. В граффити все какие-то берут себе псевдонимы, пишут какие-то никнеймы и прочее. А мне показалось, это не то что скучно, но немного не интересно, что ли, и почему-то мне показалось, что фраза «Эй чувачок» очень забавная какая-то, безалаберная, дурацкая и в то же время добрая, не знаю: «Эй чувачок», - звучит, мне кажется, прикольно. И вот они как-то соединились – Груль и эта фраза. Илья Тарасов: По Москве или куда ты ездил, как ты пытался распространиться? Бага Фурманов: Касательно граффити – я там не рисовал нигде, но есть другая интерпретация. То есть у меня есть такие объявления с отрывными листочками, на которых написано «Эй чувачок». И везде написан только «Эй чувачок», нарисован Груль. И в какой-то момент я понял, что было бы классно переводить их на другие языки, отправлять с друзьями или… до коронавируса, когда это все началось. Соответственно, либо самому ездить и где-то клеить, либо отправлять с друзьями. И так он… Илья Тарасов: В Нью-Йорке был, да? Бага Фурманов: В Америке он много где был. И Нью-Йорк, и Малибу. В общем, достаточно много мест. И сейчас самое забавное – мне написал парень из Лос-Анджелеса. Абсолютно никак не связан с Россией. Я не знаю, как на меня вышел. И он попросил сделать ему флайеры для тусовки. Я говорю: «Да, чувак, я тебе сделаю, конечно, не вопрос. И я тебе отправлю свое объявление – ты поклеишь». Он говорит: «Офигенно». У нас такой бартер будет. Я буду письмом отправлять в Лос-Анджелес объявление. Илья Тарасов: Многие думают, что типа «Чего? Зачем? Ну повесил. В чем…» Бага Фурманов: Ну да. Если масштабировать, то в целом очень часто задается этот вопрос – «А для чего? А зачем?» Особенно это любят делать на каких-то местных пабликах. Сейчас этого уже меньше, когда, так сказать, обо мне более-менее узнали и поняли, что я вроде бы прикольный безобидный чувак, который никому не мешает. Илья Тарасов: Чувачок, да. Бага Фурманов: Да. В этих пабликах аккумулировалась какая-то непонятная токсичная злоба, ярость, что это какие-то метки наркоманов, они это называли, что мне абсолютно нечего делать, что это какой-то дурачок, который просто тратит впустую время. И у меня даже было одно такое мини-хобби – заходить на страницу людям, которые писали такие комментарии, просто смотреть, как они отдыхают. И там было все достаточно понятно и смешно. Илья Тарасов: В прошлом выпуске мы рассказывали о таком интересном и необычном явлении, как ежегодный фестиваль уличного искусства «Стенограффия», который проходит в городе Екатеринбург. Но в Екатеринбурге есть два фестиваля, которые считаются самыми значимыми, на мой взгляд, в России – это «Стенограффия» и «Карт-бланш». В отличие от «Стенограффии», художники, которые приезжают и проводят «Карт-бланш» ежегодно, не считают своим долгом согласовывать свои работы с городской администрацией. Они делают то, что они хотят, и там, как им нравится. Это и считается настоящий стрит-арт. Что такое «Карт-бланш»? Алексей Шахов, исследователь стрит-арта: Смотри, «Карт-бланш» - это партизанский, нелегальный фестиваль уличного искусства. То есть как пошло по России распространение это массовое фестивалей уличного искусства, фестивалей фактически мурализма, монументальной живописи, то есть когда эскиз согласуют с городской властью, когда эскиз согласуют с кураторами фестиваля, художник, даже если его не зацензурит куратор, он все равно самоцензурой занимается, когда эскиз готовят на согласование. Ну и вот «Карт-бланш» - это… Я могу ошибаться, но, по-моему, это единственный фестиваль, на котором как раз художники рисуют нелегально. То есть на нем нет согласований, нет даже сокураторства. То есть организаторы «Карт-бланша» привозят художников и обеспечивают переезд, проживание и материалы. Но найти поверхность надо на нелегальной основе, то есть все сделать по канонам стрит-арта. Вот прошел в Екатеринбурге четвертый фестиваль партизанского уличного искусства «Карт-бланш». Сегодня мы прогуляемся по его работам, поговорим про авторов. Я сделал два маршрута. Вчера, кстати, задали классный вопрос, о котором я подумал на досуге: «Зачем вообще Карт-бланш проходит? Что мешает просто так художникам приезжать? Зачем вообще нужен Карт-бланш?» Скажу самое главное, суть. «Карт-бланш» - это именно тусовка. Дело в том, что когда одновременно все эти люди в одном помещении собираются, из разных совершенно городов, то рождаются новые проекты, рождается то, чего не может родиться на фестивалях уличного искусства разрешенных, например, коллаборации, внезапно. Потому что если два художника познакомились, в тот же день придумали совместный эскиз, то закатать они вряд ли его смогут легально. То есть это не согласовывается. Так что вот для этого и существуют такие фестивали. Сейчас мы с вами пойдем на стенку, на которой рисовало одновременно аж 4 художника. Надя О – это один из главных… Несмотря на всю свою, знаете, милую внешность и так далее, Надя О – один из главных панков фестиваля «Карт-бланш», потому что оба «Карта-бланша» Надю О никто не звал. И между тем Надя О совершенно нормально приехала со своей краской, сделала свою работу и просто средний палец всем показала. Это Саша Блот, художник, который придумал вот этого своего персонажа, почти инопланетянина. И второй художник – Макс Реванш, екатеринбуржец. Здесь Блот и Реванш познакомились. Реванш рисует свой цветочный паттерн, Блот рисует своего персонажа. И они внезапно решили сплестись в стрит-артовой любви. А вообще здесь такое очень атмосферное местечко. Если захотите заснять, в качестве фонов эти гаражи могут использоваться спокойно. Я сказал, что Надя О впервые приехала на «Карт-Бланш» в 2020 году. Так и было. Надя приехала в 2020 году со своей… Она попросилась на «Карт-бланш». Пацаны сказали, что типа пока нет, все места заняты. Надя приехала со своей краской за свой счет, вселилась здесь, написала работу, в общем, стала участницей «Карт-бланша» вот так вот очень нагло, круто. Она нарисовала гопника-архангела Михаила, такого с огненным мечом в руках. Она нарисовала этот рисунок повх граффити, которое было там сделано неким местным нетоповым граффити-художником. И этот граффитос очень обиделся и поверх Нади нарисовал граффити. И Надя в этом году приехала и немножечко исправила. Но не стала целиком граффити закрашивать. Надя, собственно, прорисовала. Как бы прожигает, прорезает это граффити. Илья Тарасов: Ну и работы какого характера? Допустим, если «Стенограффия» не позиционирует себя как какая-то организация, которая может делать политические работы, там, на злобу дня, какие-то острые. Это просто такие красивые картинки, иногда которые могут нести какой-то социальный смысл в плане помощи животным и так далее. То есть здесь, наверное, у «Карт-бланша» и тематика чуть пожестче. Алексей Шахов: Нет, смотри, когда первый был «Карт-бланш» 4 года назад, я вообще был таким большим максималистом и вообще искренне подумал, что сейчас к нам приедут 30 Бэнкси, нарисуют 150 работ против действующей власти, еще чего-нибудь. Но на деле оказалось, что очень многим художникам, если дать свободу, они будут по сути продолжать свои проекты. То есть да, на «Карт-бланше» правда появляются какие-то остросоциальные работы, но даже социалочка, которая не весь «Карт-бланш», даже вот эта социалочка очень часто представляет из себя далеко, знаешь, не проблемы политики, а проблемы какие-то общества, еще чего-то. Поэтому художники «Карт-бланша» могут высказаться на темы, которые, возможно, не буду актуальны через несколько месяцев, но с пониманием того, что и работы их закрасят. Бага Фурманов: Что мне больше всего нравится – что сюда реально приезжают люди из Москвы, даже которых я не знаю. Они приезжают, предварительно спрашивают: «Скинь геотэг, где это находится». Или как-то сами через кого-то сарафанным радио узнают. Бывало такое, что я рисовал – и тут уже кто-то крутится. Просто приехали посмотреть на работы, увидели, что я рисую. И такие типа: «Йоу, это ты, офигеть, как прикольно!» Честно скажу, что, наверное, это самое главное топливо. Мне же за это деньги не платят. Или, как говорят люди на всех местных пабликах: «Вот он дурак! Он еще и сам на это деньги тратит. Вот ему заняться нечем!» Илья Тарасов: Это стандартная фраза, да. Бага Фурманов: Да, да. В общем, здесь работа старенькая. Я ее люблю. Это такая отсылка на Гарри Поттера, как вы могли понять. Вообще в целом все работы, которые я рисую, я хочу как бы их не то что пропускать через себя, это какое-то пафосное выражение. Но это все связано со мной. То, о чем я думаю, или то, чем наполнялось мое детство. То есть все работы для меня очень близки, что ли, я не знаю. Хотя по сути формулировка, конечно, всегда дурацкая и тупая: «Ну да, Груль, переодетый во что-то или интерпретированный под что-то». Но, тем не менее, в этом есть моя душа. Я всегда смотрю и радуюсь, что каждый раз… Я не знаю, если кто-то посмотрит, кто читает Гарри Поттера, там у Волан-де-Морта душа делилась на кристражи. Вот я так же смотрю, что каждая моя работа – это такой кристражик, часть души. Не знаю, это клево, мне кажется. Илья Тарасов: Когда ты рисовал? Бага Фурманов: Вот ровно год назад. И можно посмотреть по тому, как она облупляется. Вся эта дивизия – она реально как живой организм, который уже стал мертвый. И вот по чуть-чуть проходит эти стадии разложения. То есть немного грустно, но, тем не менее, в этом тоже есть некая динамика. Илья Тарасов: Слушай, а если прям дальше пофилософствовать, ты сюда часть своей души закидываешь – она так же разлагается, и работы некоторые у тебя… уже кто-то замазал, закрасил. От этого ощущения есть что-то, стирается? Бага Фурманов: Нет, нет, нет. Тоже я здесь прошел ряд каких-то метаморфоз. То есть когда я начинал это делать, когда был первый молодцеватый пыл, каждый раз, когда я приходил и какой-то мелкий придурок или взрослый, я не видел, кто это делает, что-то портил, я чувствовал какую-то невероятную злобу, ненависть, я думал: «Ну вы и козлы! Зачем? Зачем?» Но я отпустил эту ситуацию, потому что ты такой договор оферты подписываешь. Ты же рисуешь на улице. Получается, это уже как будто не совсем твое. Есть определенное, как будто я нахожусь на таком поле войны. Не знаю, это будет звучать, наверное, туповато, но, тем не менее, за какой-то фейм, известность, да? А это все мои маленькие солдатики. На каждой войне кто-то должен погибнуть. Так что когда какие-то работы закрашивают или портят, ну это солдат, который на войне за мое имя пал. И я всегда с теплотой на душе вспомню о нем. В общем, такая работа. Илья Тарасов: В России практически в каждом городе есть свои локальные, удивительные, интересные стрит-арт-проекты. Часто авторы этих проектов (художники) ничего не согласовывают с местными властями. И ни у кого не возникает к ним вопросов, потому что работы действительно классные, красивые и очень нужные. Один из таких проектов делает художник Иван Кравченко. Проект называется «Заплатки для города». Иван занимается керамикой. И в своем родном Иркутске он заделывает дыры в асфальте красивыми керамическими работами. Расскажи сразу про свой проект. Как ты его придумал и в чем его вообще суть? Иван Кравченко: Я много-много лет занимаюсь керамикой. И был небольшой период в моей жизни, когда я делал перерыв с керамикой и водил экскурсии по Иркутску, как-то влюбился в этот город. Стал обращать внимание, что много исторических зданий в плохом состоянии. Тротуары в плохом состоянии в центре города. Я подумал: «Каким образом можно было бы привлечь внимание к этой проблеме?» И вот как-то само собой появилась идея с керамикой. Через пару лет… Ничего какого-то сверхъестественного нет. Илья Тарасов: Слушай, как народ и как власти реагируют? Иван Кравченко: Людям очень нравится. С первых дней, как я поставил заплатки, сразу какая-то отдача от людей пошла. То есть все люди начали фотографироваться с этими заплатками, отмечать у себя… И в какой-то момент это даже стало больше не каким-то таким проектом, который показывал бы проблемы города, а более развлекательный, что ли. То есть людям очень нравилось. И казалось, что это очень уютная такая вещь в городе. А власти никак не реагируют. То есть никаких запретов и поощрений тоже никаких. Илья Тарасов: Слушай, ну хоть не запретов. Сейчас, знаешь, если брать, допустим, уличное искусство, у нас все повсеместно закрашивается, сносится и так далее. У вас в Иркутске такой проблемы нет, получается? Иван Кравченко: Да нет, тоже есть. Но тоже надо понимать, допустим, если граффити были нарисованы на историческом здании, мне бы тоже, наверное, было не особо приятно как художнику видеть это. То есть для граффити есть своя среда. Если делать уличное искусство, то делать это очень правильно. Илья Тарасов: Ты себя вообще считаешь уличным художником? Иван Кравченко: Ну, конечно. То есть это тоже ведь стрит-арт. Стрит-арт – это любое проявление искусства, которое выходит за рамки мастерской, некоммерческое. Я считаю, что это самые главные две вещи. Алексей Шахов: Противостояние природы и бетона – это одно из главных противостояний нашего города. Как по мне – противостояние, которое длится бесконечно. И вот Гошан отрефлексировал эту тему. Примерно в 4:30 утра Гоша на веревках сверху вниз спускается и рисует вот эти самые корни. В итоге одна из самых эффективных работ, я думаю, этого года и получилась. Дерево это вряд ли кто-то уберет. Фасад – не знаю, закрасят ли. Но будет забавно, если коммунальщики поедут красить фасад из-за этого. Виктор Забуга – это художник из Петербурга. Художник, который рисует трэш-граффити, художник, который рисует такие очень гадкие, очень плохо сделанные иллюстрации, но больше всего он известен по своему проекту, где он клеит фотографии себя по всему городу. В Питере очень много Забуги. Это помогает ему продвигаться как художнику, как татуировщику в первую очередь, ну и самое забавное, что да, знаете, если тэг в граффити – это по сути твоя подпись на улице, то Забуга просто нырнул в паспорт и пошел чуть дальше: он взял фактически фотографию, как в паспорте, и начал клеить ее по улицам. Илья Тарасов: Как тебе вообще ситуация со стрит-артом в России в целом? Алексей Шахов: За последние 15 лет многие ребята, которые исследуют, и я тоже, отмечают чуть ли не одновременно взлет и падение уличного искусства. То есть и резкое развитие, и такой же резкий спад. По России мне трудно говорить. Потому что я много, конечно, городов объездил. И скажу, что во многих городах я видел, что сейчас они пытаются взять лучшее из опыта Екатеринбурга. Несмотря на то, что мои коллеги все время говорят, что «все, смерть наступила», я, поездив в этом году по многим городам России, наоборот хочу сказать, что там-то все только развивается. Илья Тарасов: Я только сегодня или вчера видел – Дудь написал пост про фестиваль в Братске вообще. 3 недели назад закончился фестиваль в Выксе. Алексей Шахов: В Выксе-то вообще один не то что древнейших, конечно, но достаточно взрослый уже фестиваль. А в Братске – да. Ты, надеюсь, прочитал. Там вообще уникальная история. Просто как раз подкаст записывали с Гришей. Что парень просто захотел привезти в свой город стрит-арт и сделал этот фестиваль «Один за всех», где он послал заявки художникам, чьи работы мог бы повторить, чей стиль мог бы повторить, и предложил им придумать эскизы для его города, а он их сам воплотит, нарисует своими руками. То есть там фестиваль с бюджетом… Там, по-моему, 17 художников приняло участие. Он сказал – бюджет фестиваля был 32 000 рублей. Илья Тарасов: А вот это та история с объявлениями, да? Бага Фурманов: Да, да, да. Ну то есть вот она совсем уже тут потерлась. Такие объявления я и клею, собственно. Илья Тарасов: Сколько лет работе? Бага Фурманов: Слушай, ей тоже на самом деле относительно немного. Видишь, просто, как я тебе говорил, что здание… 1.5 года. И вот она свое отживает потихоньку. Это уже, можно сказать, она в доме пенсионеров находится. Ну ничего. Там вот моя любимая работа находится, одна из. Эта хорошо себя чувствует. Это картридж на Dendy. Илья Тарасов: О, с черепахами! Вон она, парни. Ты и забор еще покрасил, получается? Бага Фурманов: Да, конечно, я покрасил весь забор. Это было очень неудобно рисовать. Как ты видишь, она вся пупырчатая. То есть это был, наверное, мой первый и последний опыт. Но я ужасно загорелся этой идеей – найти одинарный забор и превратить его в картридж для Dendy. Потому что это тоже такая близкая для моего детства история. Это бывший госпиталь. Часто, когда я тут рисую, проходит какая-нибудь бабушка и говорит: «Ой, а я здесь аппендицит вырезала». Здесь такой пятачок из разных зданий, где такая наибольшая концентрация именно в этом месте моих рисунков. Прям год назад, собственно, ты вот это и видел в сториз, когда мы приходили с друзьями, жарили тут сосиски, тусовались, жгли костер. Такой момент из фильма «Ненависть». Илья Тарасов: Да, я недавно пересматривал. Бага Фурманов: Что-то похожее было здесь. Илья Тарасов: Вот она? Бага Фурманов: Ну это такая, одна из, да. Ну это самая обширная по количеству работ в одном месте. Илья Тарасов: Сколько ты ее забивал? Бага Фурманов: Если взять прям диапазон временной, то начал в декабре. И последний рисунок я сделал в мае. Вот это, по-моему, коронавирус, потому что нас перевели на удаленку, я мог ходить и рисовать. Илья Тарасов: Аллюзии… Или как это правильно? Бага Фурманов: Да, такие изменения картин художников, которые мне нравятся. Это Матисс, Ван Гог. То есть, собственно, с этого и начал. Это была первая работа – «Танец» Матисса. На самом деле достаточно популярная интерпретация. Многие это детали. Но мне она действительно очень нравится. Мне почему-то представилось прям… Вот с этого, кстати, я и начал рисовать по F-115. До этого я рисовал баллончиками. Потом мне пришла в голову идея, что я хочу сделать интерпретацию этой картины. Я понял, что баллончиками я не уверен, что у меня получится. Илья Тарасов: Бага, что рисуем сегодня? Бага Фурманов: Сегодня мы будем рисовать интерпретацию на ватсаповские картинки. Каждый из нас их очень много получает. Может быть, кто-то из вас и пересылает дальше. Захотелось катапультировать с этой историей. Мне кажется, это забавно. То есть это тоже как бы часть жизни. Часть жизни – получить ватсаповскую картинку. Без нее ты как без рук, можно сказать. Самым главным является структура стены, чтобы она была наиболее гладкой. Чтобы я видел, что стена прослужит долго, вместе с рисунком. На второе месте – это эстетика. Как вы видите, здесь очень жестко. На самом деле сюда приезжало очень много классных ребят. Хотя это сейчас тоже выглядит так потерто, но вглядеться – тут написано «Иск». Это очень серьезная московская команда, которая с начала 2000-х рисует и по всему миру, и в метро (метробомбинг), и в Америке, и в Австралии – где только ни рисует. Это, казалось бы, просто такие палочки. А на самом деле это 404 прописано. Максим Кишкин… У него дом-галерея. То есть у него квартира в районе 150 квадратных метров. И он из нее сделал галерею. Она называется Not found Gallery, то есть место притяжения всех художников не только Москвы, но, наверное, и всей России. Очень всегда интересуются, приезжают. Это просто невероятное место. Также здесь есть работы художника 0331с («Озика»). Это, наверное, вообще один из не то что кумиров. Но… наверное и Озик – это самые для меня крутые художники. Они действительно имеют невероятное видение. Прям когда смотришь их работы, меня сильно вдохновляет то, что они делают. Илья Тарасов: К новым законам, которые пытаются зарегулировать вообще стрит-арт, как относишься? Бага Фурманов: Я думаю, что, естественно, негативно. В моем понимании лучше, чем игнорировать это полностью, нельзя придумать. Потому что даже когда идут навстречу, делают какие-то легендарные фестивали, мне это не близко, мне кажется, что все равно это должно быть чем-то уличным. Хотя, опять-таки, если говорить обо мне, то я же не совсем граффитчик. Я очень уважаю таких ортодоксальных ребят, которые рисуют, бомбят, но только если они делают это за идею. Вот тут разделяется на две плоскости. Меня очень раздражают какие-то молодые ребята, которые купили себе фломастеры, маркеры и расписывают подъезды своими какими-то некрасивыми тупыми тэгами. Вот это плохо. То есть я считаю, что ты должен заслужить идейно, проверкой временем возможность рисовать и даже элементарно тэгать. Потому что когда ты только начал это делать и вообще обрисовываешь все… Вот, кстати, Заря от этого страдает, как и любой, наверное, спальный (и не только) район, что появляется какой-то чел, он порисует один сезон – он все изгадит и куда-то пропадает. Ну если ты уже начал, то тогда гни свою линию до конца, сделай так, чтоб ты был крутым и это было каким-то таким клеймом прикола, что типа «О, ничего себе! Вот он здесь порисовал». Алексей Шахов: Говоря о России, чаще всего представляются города, может быть, хрущевки, еще что-то. И мало кто отдает себе отчет, что большая часть России – это на самом деле поселки городского типа, села, деревни, какие-то совершенно небольшие поселения, которые большей частью представляют такие частные деревянные домики. И это реально большая территория, гораздо большая, чем занимают даже города в этом во всем. И на это все как бы совсем ничего не выделяется. Это стоит таких в полуруинах, иногда разрушенных. В России очень много на самом деле есть заброшенных деревень, заброшенных каких-то поселений и так далее. И вот Илья Винс занимается тем, что рисует, визуализирует глобально вот эту часть России. Илья Тарасов: Тема умирающих деревень часто встречается у многих российских уличных художников. Один из проектов, который заслуживает особого внимания, называется «Уходящая жизнь». Его автор, художник – Алексей Медной. Но, в отличие от своего коллеги по цеху из Екатеринбурга, Алексей делает свой проект непосредственно на территории тех самых умирающих деревень, насыщая их рисунками, инсталляциями и интервенциями. Недавно об этом проекте он снял отличное видео. И сейчас проект продолжает действовать. И этот проект является ежегодным. И каждый из вас может помочь Алексею в реализации этого проекта. Достаточно с ним связаться через социальные сети. Алексея очень легко найти. В чем кайф вообще уличного искусства в России? Алексей Шахов: Знаешь, мне нравится честность, с которой выступают уличные художники, потому что ты как бы… Сейчас такое время, когда ты даже в интернет-поле никого не можешь условно, скажем так, чтобы тебе не надавали по башке. То есть культура cancelling научила, что если ты выскажешься против чего-то в интернет-поле и это не понравится части аудитории, тебя просто заклюют и сожрут. И многие уличные художники вымещают это на своих работах. Мне нравится… Я не скажу, знаешь, я просто подумал ответить сейчас, что мне нравится процесс, экстрим. Но его какого-то такого нет, чтобы следить. Мне на самом деле нравится разность художников. Мне нравится, что у нас нету никакой выстроенной институции. То есть если говорить про искусство, например, современное, оно достаточно интересное, но там есть художественные институции как раз наши, которые воспитывают художников. Поэтому все достаточно одинаково. В уличном искусстве мне очень нравится, что есть такое разнообразие, есть авторы, которые друг другу вообще противопоставляют себя иногда. Наверное, я просто вовремя заскочил в эту тему и сейчас слишком много в ней разбираюсь, чтобы останавливаться с этим изучением. Илья Тарасов: Ты не просто рисуешь. Ты делаешь перформанс. Кто-то нарисовал работу, ее оставил – и все. А у тебя это всегда чуть-чуть с продолжением. Даже вот эта история с ватсапом, которую сейчас мы рисуем, то есть ты сделаешь – и эту картинку будешь рассылать в ватсапе. Бага Фурманов: Да, безусловно. Илья Тарасов: Как вообще… почему перформанс? Бага Фурманов: Все могут цитировать Джокера из фильма Кристофера Нолана «Бэтмен». Я всегда говорю: «Я как собака, бегущая за мусоровозами. Просто бегу, и все. Я не знаю, что будет, когда он остановится». У меня такая же ситуация. У меня нет мысли, что я должен сделать какой-то перформанс, для того чтобы шокировать, эпатировать кого-то. У меня это просто логично вытекает из всего остального. То есть мне просто приходит… У меня это происходит так. Мне просто приходит какая-то идея в голову, очень часто, по ощущениям, неосуществимая – и все, и я начинаю заводиться. Мне кажется, что я ее должен любыми путями исполнить. Илья Тарасов: Монетизация. Думал про монетизацию? Бага Фурманов: Я много раз приходил к этим мыслям. И на данном этапе я все же боюсь, что монетизация высосет душу. То есть этот процесс потеряет, по моим ощущениям, свою какую-то настоящность. Хотя, когда я читаю биографии каких-то художников, смотрю документальные фильмы, все на самом деле работали на две стороны. Действительно, они созидали и делали что-то там для души или, не знаю, для людей, но они и не забывали зарабатывать на этом. И я в этом ничего страшного не вижу. Наоборот думаю, что это крутое логичное продолжение. Но к этому надо подойти так, чтобы в душе ты был к этому готов, чтобы это не стало каким-то неким проклятьем. Потому что вот это страшное слово «дедлайн» или какие-то запросы. То есть на данный момент у меня ощущение, что когда я с этими словами столкнусь напрямую, у меня это может отбить все желание что-то делать. Илья Тарасов: По Москве сейчас ты расклеиваешь, что делаешь? Бага Фурманов: Да. Кстати, очень круто, что даже Москва открылась для меня по-другому, когда я начал рисовать. Опять-таки, рисование – это просто слово, за которым стоит много разных интерпретаций того, что, например, делаю я. То есть у меня есть эта формулировка «Эй чувачок», к примеру. Это мой как бы псевдоним. Даже не всегда он должен быть привязан к моему персонажу. То есть мой псевдоним, который я проталкиваю, грубо говоря, как бренд. Я сталкивался с такой ситуацией, когда каким-то ребятам сначала нравилось, что я делаю, потом пресыщались и говорили: «Йоу, было круто, ты делаешь классно. Но я уже пресытился. То есть мне уже все понятно». И это называется синусоида. То есть в этот момент ты не должен заморачиваться о том, кто что думает, а продолжать двигать свою тему. Я уверен, что с любым брендом, я не знаю, возможно, музыкантом, актером, еще кем-то, было такое, что в какой-то момент это просто приедается, а что-то это абстрактное продолжает гнуть свою линию, и в итоге это превращается уже в реальный бренд: все принимают, что это есть, то есть это вбито в голову. Именно этой функцией выступают эти мои объявления. То есть я их клею по городу. И мне даже неважно, подпишется кто-то на меня или нет, там, в инстаграме. Классно, что просто им вбивается в голову эта фраза. То есть я, получается, бомблю мозги людям. В этом тоже есть какая-то забавность, интерактив. То есть я клею эти объявления с отрывными листками. То есть каждый, проходя по городу, волен захотеть оторвать. И он станет участником процесса. Это меня прикалывает. И классно, когда мне звонит подруга и говорит: «Блин, чувак, я шла по Москве, смотрю – какие-то девчонки стоят у какой-то стены, что-то фоткают. Мне стало любопытно, что это. Я подхожу, а там твое объявление». Илья Тарасов: Ну и как? Зачем оно тебе это все нужно? То есть ты каждые выходные практически… Бага Фурманов: Да, фактически каждые выходные. Но на этом же… Это, скажем так, конечное развитие недели. То есть всю неделю я думаю, что мне нарисовать. Иногда классная идея приходит очень быстро. Иногда ее приходится вымучивать, делать несколько каких-то эскизов. Рисую обычно я два эскиза. Просто мне часто задают: «Зачем тебе это нужно? В чем смысл?» Но если немножко по-философски копнуть, то вообще а в чем смысл чего-либо? Мне нравится то, что я оставляю какой-то совет. Классно, что я являюсь частью фольклора своего маленького провинциального городка. Мне кажется, это очень прикольно, что я уже вшит в летопись своего города. Илья Тарасов: А у тебя были желания прекратить, или как это? Бага Фурманов: Желаний прекратить не было. Бывали какие-то периоды смуты. Но я сам себе задавал вопрос: «Зачем мне это надо?» Ну вот я из недели в неделю рисую. И в итоге я нашел на это ответ, что… А почему вообще это происходило? Потому что невозможно, как конвейер, каждую неделю что-то исключительное невероятно классно делать, получать от этого такой драйв, какое-то удовольствие. Иногда приходит ощущение, что… Илья Тарасов: Выгораешь. Бага Фурманов: Ну выгораешь, да. Что как будто ты исписываешься. И ощущение, что это все это превращается в рутинные будни. Но тут я могу тоже провести параллель с отношениями. То есть когда ты в них вступаешь, у вас эта первичная страсть невероятная, как во французских фильмах. А потом это перерастает в нечто другое. Может быть, страсть уходит на второй план, появляется это какое-то камерное родное ощущение, что вы друг другу доверяете, вы становитесь как единым целом. У меня ощущение, что с любимым делом, которым ты занимаешься (в мое случае это рисование) происходит точно так же. Когда я начал это делать, я прямо горел каким-то безумным огнем, мне постоянно хотелось просто чуть ли не тошнить этими идеями, потому что они меня полностью переполняли. А потом это изменилось вот как раз через это ощущение вопроса «А зачем мне все это надо?» и превратилось в такое семейное, какое-то уютное ощущение. Я просто понимаю, что я уже не могу иначе. То есть у меня какие-то нейронные связи так сложились в голове, что если я больше 3 недель что-то не делаю… Это не обязательно должно быть прям рисование на стенах. То есть я могу снимать какое-то видео, не знаю, рисовать какой-то комикс, может быть. Ну там на самом деле много вариаций. Но если я что-то не делаю хотя бы в течение 3 недель – все, мне становится неспокойно. Не знаю. То есть я наслаждаюсь тем, что происходит сейчас. Мне по кайфу приходить сюда, в похожие места, в другие места, рисовать, эпатировать, делать какие-то там нелепые видео. То есть я получаю удовольствие от самого этого процесса. По сути, наверное, это и будет ответом. Мне нравится быть здесь и сейчас, делать и наслаждаться результатом, и чуть-чуть снимать фрукты с дерева мини-хайпа какого-то, когда ты выкладываешь на какой-то инстаграм, все пишут: «Уау, как клево!» Это такая однодневная история, но это тоже прикольно, это бодрит. Илья Тарасов: У художника, точнее, в твоем понимании, в твоем ощущении – это как у самурай: «Цели нет, есть только путь». Бага Фурманов: Возможно. В моем понимании – да. То есть это не обязательно, что все должны по нему двигаться. Но на данном этапе я скорее, как ты сказал, наверное, самурай. Потому что не вижу я конкретной цели. Меня всегда спрашивают: «А к чему ты хочешь прийти? Как ты видишь свое развитие?» Я затрудняюсь на это ответить. Я не понимаю еще сам, как это должно выглядеть в дальнейшем. Но я вижу, что есть тенденция, что так или иначе, даже идя куда-то просто лучом (с начальной точкой, но с неизведанным пунктом Б), я все равно вижу какое-то развитие. Знаешь, и сам этот Груль выступает в роли трикстера, который куда-то двигает весь сюжет моей жизни. Потому что он вроде как бы и несуществующий, дурацкий, но в контексте моей жизни он очень даже существует. И я вижу, что куда-то он ведет меня. Илья Тарасов: В завершение программы я хотел бы рассказать историю, которую поведал мне художник Бага Фурманов, точнее, поведал он ее всем в своем инстаграме. История такая. Все уличные художники знают, что коммунальные службы закрашивают рисунки и надписи серой краской – такой неприглядной, самой неприметной, но когда вы идете мимо дома, вы обязательно увидите, что что-то было закрашено. Это сразу бросается в глаза. И как-то Бага возвращался вечером домой и увидел, что на одной из стен, где когда-то была какая-то надпись, которая была, естественно, закрашена, на самом закрасе на серой краске появились цветные полосы. Это было таким намеком на супрематизм. Бага остановился, начал разглядывать эту работу. Тут сзади себя Бага услышал кашель. Он повернулся – перед ним стоял дедушка 75 лет и спросил Багу: «А почему ты так заинтересовался, глядя на стену?» Бага сказал, что это прикольная работа, и ему нравится, что кто-то даже серую краску может как-то преобразовать во что-то более позитивное и интересное. И тогда дедушка признался ему, что автор работы – это он сам. Дальше Бага начал с ним разговаривать и выяснил, что дедушка никогда не занимался творчеством, но в его подъезде порядка 20 лет не делали ремонт. Его это очень огорчало. Он даже написал заметку в «Московский комсомолец», которую там разместили, но никак коммунальщиков это не взбодрило. И поэтому дедушка решил сам заняться ремонтом своего подъезда и местом, в котором он живет. И начал он, естественно, с самых простых красок: украсил свой подъезд. После того как дедушка привел в порядок свой подъезд, он уже обратил свой взор на серые квадраты на домах и тоже начал их как-то разукрашивать. История очень классная. И Бага в своем посте очень тепло написал про дедушку такие слова, я даже зачитаю: «Как круто видеть, что пожилой человек не потерялся у фотоальбомов, а продолжает жить и пробовать что-то новое. И как круто, что это происходит не в американском кино, где такого пенсионера играет Джек Николсон, а это просто мой сосед, с которым я поговорил». Вот это и есть уличное искусство. Это была программа «ЗаДело». Прощайте.