Илья Тарасов: Привет! Меня зовут Илья Тарасов. И это программа «ЗаДело». Ближайшие 2 выпуска я буду рассказывать вам об уличном искусстве России, или о стрит-арте. О тех людях, которые делают это уличное искусство, о том, как современные художники уживаются в рамках нашего законодательства. И расскажу о том, почему это искусство так важно для каждого из нас. В 2010 году на экраны выходит фильм Бэнкси «Выход через сувенирную лавку», благодаря которому миллионы людей узнают о том, что есть такое искусство, как стрит-арт. Сам Бэнкси как художник в России известен 90% населения. Практически каждый россиянин либо видел его работы, либо когда-нибудь о них слышал. До 2010 года в жанре стрит-арт в России работало большое количество талантливых художников. Но вот именно с 2010-го сам вектор развития уличного искусства немного меняется в сторону официального. Почему? В 2010 году в Екатеринбурге проходит международный фестиваль стенографии, на который приезжают сотни художников не только из России, но и со всего мира. Через 2 года в Санкт-Петербурге открывается первый и единственный в своем роде музей стрит-арта, который располагается на территории действующего завода. Именно об этих двух явлениях (о фестивале стрит-арта и о музее стрит-арта в Санкт-Петербурге) мы сегодня и расскажем. И начнем мы с Питера. Вот красота, друзья! Музей стрит-арта. Что такое стрит-арт? Лизавета Матвеева, куратор SAM PUBLIC ART CENTER и SAM FAIR: Уличное искусство. Очень разное. Это далеко не всегда росписи. Это могут быть объекты. Это могут быть какие-то разные интервенции, можно так назвать. То есть внедрение какого-то образа, изображения в город. И стрит-арт возникает все-таки спонтанно. Это не официальное, не легализованное искусство. Его главное отличие – то, что оно существует не в каких-то галереях, не в закрытом пространстве, а все-таки вписывается в городскую среду. Илья Тарасов: Насколько стрит-арт на сегодняшний день является искусством вообще? Татьяна Пинчук, директор Музея стрит-арта: Я предлагаю не разделять уличного художника от просто художника. То есть глобально есть просто художник. Улица – это как один из инструментов, это как одно из мест, одна из площадок. Это как, например, кто-то из художников рисует маслом на холстах, кто-то делает скульптуру, а кто-то в городе делает инсталляции. Вообще сам музей – это город такой? Давайте сделаем стрит-арт. Лизавета Матвеева: Мы находимся на самом деле на действующем заводе, который производит слоистый пластик. Слоистый пластик – это пластик, который используется для внутренней облицовки вагонов, самолетов, ну и плюс еще кучи всяких… Уличную мебель сейчас завод начал выпускать. И это огромное пространство. Музей занимает часть действующего завода. Эта инициатива непосредственно владельца завода и его семьи началась именно с такой уличной культуры. Тут проходили какие-то концерты. Потихоньку, постепенно начали художники на территории завода что-то тэгать, делать какие-то работы. И постепенно-постепенно появилась эта история, идея с организацией вообще музея. И завод выделил часть, где художники каждый год что-то делают. И плюс также художники работают на территории самого действующего завода. И там по сути такая постоянная экспозиция музея. Ее можно смотреть в течение года. Илья Тарасов: Получается, что история вот этого пространства – это такая, наверное, для меня отсылка к дореволюционной России. Вот Третьяков и тому подобное. Я, конечно, не искусствовед, но попробую вам разложить так, чтобы было понятно. Есть глобально уличное искусство. К нему относится граффити (это надписи и тэги). Стрит-арт – это более глобальное искусство, которое включает в себя мурализм (это роспись зданий и домов), интервенции (вкрапления каких-либо объектов в городскую среду). А также отдельно стоит выделить паблик-арт. Это те же самые муралы и интервенции, но которые появляются на улицах городов с согласования администрации. То есть в принципе считается, что стрит-арт – это что-то нелегальное, то, что было нанесено, нарисовано без согласования администрации и так далее. И многие художники считают неправильным согласовывать свои работы с государством. Как я уже говорил ранее, в 2010 году в Екатеринбурге прошел первый международный фестиваль уличного искусства «Стенограффия». И мы съездили в Екатеринбург, чтобы познакомиться с его организаторами и немножко рассказать об их философии и о самом фестивале. Анна Клец, организатор фестиваля «Стенограффия»: Эта линия – первая в России стрит-арт-линия по городу. Мы ее сделали в прошлом году. И она объединяет несколько десятков арт-объектов, созданных в рамках фестиваля. Если по ней гулять, можно гулять в течение 3 часов. По этой линии водятся экскурсии. И это помогает широкой аудитории знакомиться с большим количеством арт-объектов, узнавать вообще про то, что такое «Стенограффия». В городе она протяженностью порядка 9 км. И вот таким образом она показывает наши арт-объекты, про которые мы рассказываем зрителям. Мы находимся в здании, в котором команда фестиваля живет уже на протяжении 12 лет. В этом здании 8 этажей. Мы сделали фотовыставку, которая называется «8 лет – 8 этажей». И на каждом этаже расположены фотографии с моментами фестиваля определенного года. Илья Тарасов: Что такое «Стенограффия»? Анна Клец: Я бы назвал это движением людей. Это сейчас больше, чем просто арт-объекты. Мы говорим, что в рамках фестиваля мы создаем отношение человека к городу. Наша задача – на каждый квадратный метр города породить максимальное количество смыслов, чтобы человек не относился к городу как к какой-то чужеродной среде, ему было наплевать на место, в котором он живет, а чтобы у человека вырабатывалось это отношение и человек начинал заботиться о том месте, в котором он живет. Мы преподносим эту тему, что созидать в городе – это классно. И добро делать – это тоже классно. Мы называем, что добро – это новый андеграунд. 2010 год. Группа неравнодушных жителей Екатеринбурга в Фатеева Евгения, Колоколова Андрея, Кости Рахманова, которые делают этот фестиваль до сих пор, они решили в качестве эксперимента привезти целую кучу художников в Екатеринбург, для того чтобы они создавали объекты на улицах. Для начала нам нужно было заявить о себе для субкультуры. Поэтому позвали какие-то иконы, достаточно популярных граффити-райтеров с разных стран. И позвали всех желающих приехать на фестиваль. Первый год приехало несколько сотен граффити-райтеров с разных городов нашей страны. И также из Швейцарии, Германии. И они создавали различные арт-объекты. Что можно отметить? Например, мы делали первую легальную электричку. Мы позвали граффитчиков, для того чтобы они создавали, расписывали вагоны электричек у нас в городе. Мы делали такой объект – большую банку сгущенки супа Campbell с новосибирской командой «Так надо». Что примечательно, эти объекты, во-первых, существуют до сих пор. Правда, они со временем облетели, выцвели. Но они до сих пор сохранились. И они стали официальным памятником Екатеринбурга. В этот год мы нагло заявили о себе, что Екатеринбург – это столица уличного искусства. И стали всем об этом говорить. И со временем это стало действительно так. Илья Тарасов: Вообще изначально уличное искусство – это временное искусство. Дома, на которых наносятся рисунки, ветшают, краска осыпается. И в среде художников много споров о том, стоит ли как-то сохранять работы, или стоит относиться к тому, что изначально это искусство было временное – пусть таким и остается. Вопрос остается в любом случае открытым. Но идеально временность современного искусства и уличного искусства показал Бэнкси в своем перформансе, когда его работа была продана с аукциона, и как только деньги перешли на счет, эта работа самоуничтожилась через шредер. У нас сейчас тупо: если не согласовал, это закрасят; согласовал – оставят. В Европе как относятся к объектам? Татьяна Пинчук: В европейских столицах и в Лиссабоне в том числе в основном стрит-арт не закрашивают совсем. Здесь есть организация, которая создана, как если сравнивать с Россией, то, например, есть Министерство культуры. И вот есть подразделение, которое занимается стрит-артом и граффити. То есть они полностью отвечают за искусство в городской среде. Это не просто какие-то чиновники. Это реально кураторы, художники. То есть как если бы команда Музея стрит-арта была этим органом. Илья Тарасов: Это пространство периодически обновляется, то есть когда-то меняется все это, увозится? Лизавета Матвеева: Это часть выставки. Соответственно, на это лето здесь вот так. В следующее будет что-то меняться. Илья Тарасов: Вы художникам здесь что-то платите? Лизавета Матвеева: Да, у музея принципиальная политика. Илья Тарасов: Это… Лизавета Матвеева: Продакшн весь оплачивается, потом гонорар, да? Художников привозят, если они не из города Петербурга. Их селят. Тут есть резиденция на заводе. Еще прикольно, что художники в течение нескольких недель работают над проектами и живут на заводе, тусуются. Одновременно еще бомбят что-нибудь на территории. Илья Тарасов: Я так понимаю, что это меценатство в большей степени? Вряд ли все работы, которые здесь выставляются, продаются за такие деньги, которые могут все это покрыть, правильно? Лизавета Матвеева: Но музей же еще очень много подает на гранты. То есть французский институт часто поддерживает, голландское консульство. Илья Тарасов: А российские президентские гранты? Лизавета Матвеева: Президентский тоже получает музей. То есть музей просто постоянно подает на гранты. Потанин, президентский, еще какие-то. Просто российских грантов довольно мало. Но есть разные гранты именно для международного сотрудничества. Илья Тарасов: Вы согласовываете все? Анна Клец: Большинство – да. Все, что делается в рамках «Стенограффии», у нас согласовываются арт-объекты. Илья Тарасов: Сложный это процесс? Анна Клец: По-разному. Бывают объекты, которые согласовываются очень оперативно. Всегда сложнее всего идет работа по согласованию с жилыми домами, потому что, создавая арт-объект на доме, где живут сотни людей, мы должны со всеми поговорить об этом. То есть собрать определенное количество подписей, пройти процедуру – сложную, долгую, муторную. И не всегда она заканчивается результатом, что «все согласны, давайте рисовать». Начинать всегда сложно. И когда мы начинали, у нас жители города очень настороженно относились к тем, кто рисует на улице. Потому что восприятие было такое, что тот, кто рисует на улице – это хулиганы. И их нужно обязательно выгонять, вызывать полицию. Всегда были конфликты – с прохожими, с жителями, наблюдателями. И у нас даже были специальные люди на фестивале, которые ездили по отделениям полиции и вытаскивали оттуда художников, организаторов. Сама лично несколько раз проводила там время, для того чтобы вызволять оттуда наших участников. Несмотря на то, что у нас были разрешающие документы на работу. Город не привык к такому. То есть если сравнивать с тем, как было тогда и как сейчас – это две огромные разницы. Сейчас у нас можно спокойно в центре города несогласованно делать работу – и тебя никто не трогает. То есть люди настолько привыкли, что у нас постоянно ведутся какие-то художественные работы по городу. И как бы это уже абсолютно нормальное повседневное явление. Лизавета Матвеева: Вот это, собственно, уже территория заводская. Вы видите, что здесь уже есть росписи. Илья Тарасов: Если я хорошо разбираюсь в английском языке, то это надпись – «поллюция». Можно такое слово произносить? Я думаю, что да. Лизавета Матвеева: Видите, тут что-то монтируют. Илья Тарасов: Немного. Все и немного. Лизавета Матвеева: Кстати, это работа московской художницы Алины Глазун. Илья Тарасов: В том и кайфовость современного искусства , что ты можешь сам все это складывать. Все уже прибито наверху и немного. Там еще есть какие-то буквы, но в принципе вот это, на мой взгляд, если так взять, сделать, это в принципе законченная работа с хорошими смыслами, которые легко можно найти. И поэтому, если вы не понимаете современное искусство, вы ошибаетесь, что вы его не понимаете, потому что вы можете искать свои смыслы и свои интерпретации. Это очень прикольно. Лизавета Матвеева: А это уже такой более, мне кажется… Илья Тарасов: Это то самое. Вот оно. Лизавета Матвеева: Да. Но это уже не часть выставки. Это собственно заводская территория. И тут уже может что-то быть и специальное, и спонтанное. Это коллектив, связанный с музеем. Илья Тарасов: Бэнкси был у вас? Татьяна Пинчук: Мне кажется, что был. Потому что, вы знаете, наверное, проект Бэнкси «Дисмаленд». «Дисмаленд» - это такая ирония над Диснейлендом. Это парк развлечений, который Бэнкси построил где-то в Лондоне, по-моему, в пригороде Лондона, и просто эстетически как выглядел этот парк, мне очень напомнило то, что как выглядит наш музей. То есть у нас в музее абсолютно, как мне кажется, такая недружелюбная инфраструктура. То есть ты подходишь, там забор, колючая проволока. И что я увидела на этой площадке у Бэнкси? Он взял и вот это все там у себя реализовал тоже. Колючая проволока, такие абсолютно не friendly персонал, которые наоборот еще тебя оскорбляли. То есть он еще это все усугубил, конечно, сильно. Мне показалось, что он у нас был, все это видел и очень сильно вдохновился на свой проект «Дисмаленд». Анна Клец: Это снимки с 2011 года. В этом году к нам приезжала команда «Интересные сказки» из Киева. У нас был образец их работы. Вот называется она «Сизифов труд». Здесь, как мы видим, процесс, а здесь уже результат. На данный момент этой работы нет. Она не сохранилась. Потому что пришлось сделать капитальный ремонт этого жилого дома. Сейчас на месте этой работы расположена другая. Есть трогательная история, когда у этого дома отлетел кусочек штукатурки, команда, которая занималась ремонтом дома, они обратились к нам, для того чтобы мы помогли им подобрать цвет в палитру работы художников, для того чтобы все смотрелось аккуратно. Также в этом году мы привозили культовую команду и их работу «Посередине». Существует в Европе команда, называется… И они как малые голландцы. Каждый из них специализируется на прорисовке определенных деталей. Кто-то рисует глаза, кто-то руки, кто-то какие-то другие детали. И мы позвали их сделать работу на детском доме на Эльмаше. У нас район такой есть. И здесь как раз эта работа посвящена ответственности, то есть там есть название «Лида борется с монстром без ответственности». И когда они приезжали, еще дети помогали им рисовать этого монстра без ответственности. А Лида – это руководитель этого детского дома на тот момент была. Выше работа российского художника, который дом с зубами и глазами, Никиты Номерз. Он делал серию вот таких лиц везде по стране. И этот арт-объект тогда в 2011 году стал в списке лучших стрит-арт-работ мира. Илья Тарасов: В этом фильме я рассказываю о двух явлениях. Это фестиваль «Стенограффия» в Екатеринбурге и Музей стрит-арта в Санкт-Петербурге. О самих российских художниках стрит-арта я буду рассказывать в следующем фильме. Но здесь я бы хотел упомянуть одно имя – Паша 183, я не побоюсь этого слова, отец-основатель российского стрит-арта. Если вы не знаете Пашу, не знакомы с его работами, я рекомендую вам погуглить, посмотреть в интернете, почитать. О Паше есть несколько документальных фильмов, в том числе на Youtube. Поэтому заходите, смотрите и узнавайте. За рубежом Пашу называли российским Бэнкси, а у нас Бэнкси называли «английским Пашей». Этот человек внес действительно неоценимый вклад в развитие русского стрит-арта. И, наверное, он поставил российский стрит-арт на один уровень с мировым. И вопреки мнению о том, что уличное искусство временное и его не стоит сохранять, несколько работ Паши 183 хранятся в Музее стрит-арта в Санкт-Петербурге. И мы на них посмотрели. Что здесь у Паши? Лизавета Матвеева: Здесь его работа «Аленка», которую музей сохранил. Вообще в музее несколько лет назад была большая ретроспектива Паши. По сути, мне кажется, единственная вообще персональная выставка. Музей их обычно не делает. Илья Тарасов: Я сейчас «Аленку» увижу? Лизавета Матвеева: Да. Илья Тарасов: Блин! Это круто. А, вот она. Вот это да! Я помню фотографию, где Паша сидит, и она еще желтая. Лизавета Матвеева: Да, это солнце… Илья Тарасов: И вы ее обрамили в металлическую… Лизавета Матвеева: Да, иначе она просто рассыпается. Илья Тарасов: Не меня надо снимать. «Аленку» надо снимать. А ее можно потрогать? Блин, я вот здесь сфотографируюсь. Ты вообще Пашу какой фигурой считаешь? Лизавета Матвеева: Мне кажется, он очень важный персонаж даже для искусства в целом. Илья Тарасов: Что он сделал типа такого важного? Лизавета Матвеева: На мой взгляд, он российский стрит-арт как-то поставил на одну линеечку с международными фигурами. Илья Тарасов: Благодаря чему? Как? Лизавета Матвеева: Таланту и какой-то находчивости. Потому что у него же как такой инструмент, которым он пользовался, который характерен – это найти форму и вписать в нее какое-то очень звучное, очень яркое, очень концептуальное содержание. И это настолько органично сплетается, что действительно ощущение, что это всегда так было. То есть это классная находка с этими плитами, что он сделал такую ассоциацию с плитками шоколада. Это действительно очень такой острый жест. И, мне кажется, за эту остроту его можно выделить в целом. Анна Клец: В 2014-ом, когда мы сделали фестиваль, мы не могли найти партнеров, нам не хватало ресурсов, команда очень устала. И мы подумали, что, наверное, мы на этом и закончим. Единственный момент, который нас остановил, не дал опустить руки – это волонтерское движение. Оборачиваться к ним и говорить, что «все, мы больше не можем этого делать», мы просто не смогли. И мы приняли решение сделать фестиваль за минимальные ресурсы, совсем скромненько, немножко, но, так сказать, не растерять этот потенциал, эту команду пассионариев, которые хотят что-то делать важное для своего города, и, приняв это решение, через некоторое время на нас вышла корпорация Газпромнефть, программа социальных инвестиций «Родные города и предложила нам масштабировать фестиваль. Да, когда мы хотели перестать все делать, мы стали делать фестиваль в 7 городах сразу. А работали мы в большей части в северных городах. В местах как раз, где и присутствовала социальная программа. И также у нас были вызовы по погодным условиям. Мы работали за Полярным кругом. И это действительно у нас Северное сияние и работа, которую мы делали. Вот наша первая работа в Заполярье. Илья Тарасов: В городе Сосновый Бор Ленинградской области работает студия «Горгона». Это сообщество художников, работающих в жанре стрит-арт. Они не только облагораживают свой город, в котором живут, но и проводят различные социальные проекты: обучают детей уличному искусству, трудных подростков и вообще как-то пытаются внедрить современное искусство в городской формат. Не всегда у них это удается, потому что не все местные чиновники идут им навстречу. Но в общем и целом у ребят получается. Мы съездили к ним, посмотрели, что они делают, как они делают и как им удается договариваться с местными органами власти. Мы в городе Сосновый Бор. Что мы здесь делаем? Никодим, добрый день. Простите, я затупан. А почему стрит-арт? Никодим Антонинов, руководитель Региональной общественной организации «Студия Горгона»: Ну потому что этот самое прогрессивное искусство в наше время. Забор полиции нашего УВД. Илья Тарасов: То есть сразу по всей строгости. Никодим Антонинов: Да. Это уникальный опыт работы с нашим УВД. Сразу показатель того, что мы можем договариваться с полицией. Илья Тарасов: А сложно вообще договариваться? Никодим Антонинов: С кем-то легко, а с кем-то нет. Есть противодействие прямое. Илья Тарасов: Даже в вашем городе? Никодим Антонинов: Даже в нашем городе. Илья Тарасов: Потому что у вас населения не так много. А противодействует кто? Никодим Антонинов: Определенные силы. Не будем их называть. Илья Тарасов: Силы зла, короче. Сколько лет работе? Никодим Антонинов: 2 месяца от роду. Илья Тарасов: Лисятки, ежики и филин. Взаимодействие город и художники – ты что думаешь по поводу этих закрасов и так далее, которые по всей стране проходят? Никодим Антонинов: Это именно та проблема, когда недоговоренность между властью и творцами. То есть востребованность есть как у государства, как у муниципальной власти, но нету этого общения. И этот диалог нужно налаживать. Илья Тарасов: Ну вы как делаете? Конкретный пример – вот эта работа со зданием полиции. Вы как делаете? Никодим Антонинов: Мы конкретно договорились с полицией. Илья Тарасов: Ну как это было? Ты такой пришел в полицию: «Здрасте». Или ты что-то писал? Как это работает? Никодим Антонинов: Ну мы работаем с полицией, мы работаем с трудными подростками. У нас есть мастер-классы стрит-арта для подростков. У нас есть диалог. Мы с ними общаемся. Мы их знаем, они нас знают. Все, у нас есть диалог. И, соответственно, надо было просто с ними договориться – спокойно… Илья Тарасов: Работу сколько утверждали? Никодим Антонинов: Да недолго. Месяц мы утверждали. У нас была концепция – природа, животные, которые в Ленинградской области живут. И по этой схеме отработали. Илья Тарасов: Деньги вы за это получаете? Никодим Антонинов: Нет. Это социальный проект. И это грант… МЫ получили несколько раз уже. Мы единственная организация в Ленинградской области с самим высоким рейтингом, которая получает президентские гранты на постоянной основе практически. Илья Тарасов: А на что гранты идут? Никодим Антонинов: На краску, на рекламу. Мы социальные ролики тоже делаем. То есть эта направленность. Показываем наши работы, показываем мастер-классы с детьми. Илья Тарасов: Что это за прекрасное… Никодим Антонинов: Это наш фестиваль «Гараж». То есть вот здесь морская. И все ребята свои шрифты набрасывают… А фон единый. Илья Тарасов: А вы договаривались с кооперативом? Никодим Антонинов: Да. Это мой родной кооператив. Илья Тарасов: У тебя здесь тоже есть свой гараж? Никодим Антонинов: Да, есть, конечно. Илья Тарасов: Круто. А был хоть один человек, который типа: «Я против». Никодим Антонинов: А вот там есть ворота. Илья Тарасов: Одни, да? Никодим Антонинов: Да. Илья Тарасов: Почему? Никодим Антонинов: Новые ворота он поставил. Жена ему запретила. Илья Тарасов: Каблук. Господи, ну жена, ну разреши ему, ну пожалуйста, ну посмотри, ну так нельзя. Организаторы фестиваля «Стенограффия» в интервью сказали очень хорошую мысль – что людей к искусству нужно приучать постепенно. Нельзя приехать в город и сразу нарисовать на стене какого-нибудь дома суперконцептуальную работу. Люди этого не поймут. Необходимо начинать с каких-то простых и более понятных обычному зрителю работ – изображения животных, портреты героев (Гагарина), все что угодно, что у обывателя особых вопросов не вызовет, и уже потом, через несколько лет, когда люди привыкнут к этому, можно уходить в более концептуальные работы. И если мы хотим творить уличное искусство, хотим, чтобы люди, которые видят художника, рисующего что-то на стене, не вызывали сразу полицию, нам этих людей к этому искусству нужно приучать постепенно. И, глядишь, через 10-20 лет у нас в стране человек с баллоном и с краской не будет вызывать никаких вопросов ни у кого – ни у граждан, ни у сотрудников полиции. Анна Клец: Одним из главных движков фестиваля является волонтерское движение. И чем этот год особенен? Тем, что волонтеры стали не только помощниками художников и организаторов, а они стали авторами собственных арт-проектов. То есть имея опыт работы с городской средой на протяжении нескольких лет, они придумали такие проекты, которые взаимодействуют с городом, со зрителем. И вот у одного из таких проектов мы сейчас находимся. Один из волонтеров, который работает уже несколько лет со «Стенограффией», он также занимается вопросами бездомных животных. И он объединил интересных людей, он объединил популярного инстаграм-художника… который занимается тем, что он рисует каждый день котов, он берет какие-то мемы, и приводит их в очень простую стилистику. И у себя публикует. Идея была вот в чем. Мы взяли одного героя, одного подопечного приюта для травмированных животных «Клякса». И художник переработал в принципе вот эту работу. То есть герой – это кот Ларри. Он попал в приют с травмами, несовместимыми с жизнью. Он без глаза в конечном счете, но это не мешает ему радоваться жизни. И мы рассказали его историю, то есть мы изобразили этого кота, мы написали историю о нем, сделали ссылки – у приюта появилось больше подписчиков, люди стали отправлять туда, перечислять деньги, пожертвования, чтобы лечить новых поступающих пушистых наших братьев. Илья Тарасов: Пока тут гудит автомобиль, я нашел один из лучших стрит-арт объектов в Петербурге. Мы сейчас его с Лизаветой обсудим. Вот он. Лизавета Матвеева: Очень нежный. Илья Тарасов: Нежный, вот. Нежный. Лизавета Матвеева: Да, мы сейчас недалеко от станции метро «Горьковская». Здесь несколько лет назад проходил фестиваль «Арт-проспект», с которым я тоже сотрудничаю как куратор. И здесь осталась роспись, которую мы как раз сделали в рамках фестиваля. Что для меня тоже такой большой сюрприз. Илья Тарасов: Это диплодошка. Лизавета Матвеева: Да, это роспись Стаса Багса, петербургского художника. На этом брандмауэре до этого была другая его роспись, которую мы делали тоже для фестиваля, но раньше. Илья Тарасов: Брандмауэр – что это значит? Лизавета Матвеева: Это глухая стена. В общем, здесь была другая роспись Стаса, которую мы делали на фестивале до этого. Кит. Тоже в этой же такой стилистике черно-белой росписи. Любимый вообще всеми. Очень много было в инстаграме постов. Все приезжали, фотографировали. Она долго была после фестиваля. Но в какой-то момент ее закрасили. Илья Тарасов: «Синие киты» появились. Лизавета Матвеева: Когда Стас делал, он не знал про самую эту историю. И потом, когда у нас был фестиваль уже через год, мы пригласили опять Стаса, опять ту же стенку, сделать другую роспись. Вот она здесь осталась. Илья Тарасов: Ну классно. Ты посмотри, какой диплодошка. Лизавета Матвеева: Да, и тут прикольный. Еще одно место. Здесь, в этом же дворе, у нас была вторая роспись, которую как раз закрасили. Какой-то житель этого двора, видимо, оставил на портале «Мой Петербург» заявку, пожаловался. И ее закрасили. Илья Тарасов: Вот такие люди, кстати, потом и расчленяют других людей Петербурга. Лизавета Матвеева: Да, Петербург этим известен. Илья Тарасов: Этим известен. Лизавета Матвеева: Вот ровно покрашена на треть стеночка. Илья Тарасов: Вот эта? Лизавета Матвеева: Да, здесь как раз была другая работа, сделанная в рамках тоже «Арт-Проспекта» Андрея Люблинского. Тут была такая совершенно очаровательная длинная розовая колбаса, в таком поп-арт стиле. Илья Тарасов: Как озвучили люди из Екатеринбурга в нашем сегодняшнем выпуске, Екатеринбург – столица российского стрит-арта. Я бы внес небольшую ремарку и добавил бы сюда еще два города: это Санкт-Петербург и Нижний Новгород. К сожалению, в Нижний Новгород у нас съездить не получилось. И мы практически ничего о нем не говорили в этой программе. Я прошу прощения у ребят из Нижнего Новгорода и сейчас просто говорю о том, что действительно нижегородцы делают очень много, делают очень круто и они известны у нас по всей стране. Так что, Нижний Новгород, мы про вас помним и обязательно к вам приедем в гости. Какие-то остросоциальные проекты тяжело, наверное, согласовать с властями, если они, допустим, направлены на то, чтобы их как-то поддеть и указать на их ошибки? Анна Клец: В рамках фестиваля мы не делаем такие проекты, потому что нам это не интересно. Существуют какие-то проекты, которые мы не привязываем к фестивалю, потому что фестиваль создавался для другого. Фестиваль для того, чтобы объединять людей, созидать искусство в городской среде. А вот такие проекты, например, выпускаются про проблемы с архитектурой. Например, нас очень волнует вот этот халатное отношение к памятникам, которые находятся прямо в центре. Мы создаем работы достаточно резонансные. Причем, некоторые из них поддерживаются администрацией города и области. Командой Hot Singles in Your Area был сделан проект, который взаимодействует со зданием, с объектом. То есть была установлена, вот, с художниками мы установили вот эту конструкцию. Она называется Health bar. Это элемент из компьютерных игр, когда персонаж во время игры, во время боя, например, теряет жизни, и мы видим, сколько жизни осталось у персонажа В нашем случае персонаж – это вот этот маленький домик, маленькое здание, являющееся историко-архитектурным наследием, которое находится в самом центре Екатеринбурга. И оно в очень плохом состоянии, мягко говоря. То есть оно все разрушается, тут постоянно бомберы оставляют свои следы. И этой конструкцией мы отслеживаем состояние этого домика. Илья Тарасов: На этом первый выпуск подходит к концу. До свидания. В следующем выпуске мы подробнее остановимся на российских художниках стрит-арта, познакомимся с ними, покажем их работы и расскажем, зачем и почему они их делают. Это была программа «ЗаДело», увидимся ровно через неделю. Пока!