Илья Тарасов: Добрый день! Меня зовут Илья Тарасов. И вы смотрите программу «ЗаДело!». Мы говорим о самых острых социальных проблемах и даем инструкции по их решению. Рождение ребенка – бесспорно радостное событие. Однако не стоит забывать, что в послеродовой период женщины сталкиваются с большим количеством проблем, говорить о которых, к сожалению, в нашем обществе не принято. Сегодня мы это исправим. Сегодня в программе. Послеродовая депрессия – ее последствия и способы лечения. Преждевременные роды и неонатальная реанимация: кто и как спасает недоношенных детей? «Себяшки» Юлии Скоробогатовой: как документальная фотография помогает справиться с послеродовой депрессией? Все это и многое другое смотрите прямо сейчас в программе «ЗаДело!» на Общественном телевидении России. СЮЖЕТ Илья Тарасов: Вы смотрите программу «ЗаДело!». И у нас в гостях – Валерия Скавронская, медицинский психолог и директор общественной организации поддержки семьи и родительской культуры «Всегда рядом» (город Ростов-на-Дону). Посмотрели сюжет. Да, большинство людей думает, что это какая-то прихоть, что это просто жалобы, это несерьезная проблема. На самом деле проблема есть, и называется она… Валерия Скавронская: Называется она «послеродовая депрессия». Когда мы говорим о послеродовой депрессии, ее нужно отличать от послеродовой грусти – это состояние, которому подвержены 90% женщин, и оно проходит самостоятельно. Это состояние, которое длится две-три недели после родов – меланхолия, грусть, «послеродовой блюз». Это связано именно с гормональным колебанием в послеродовый период. Если мы говорим о вопиющих случаях, о которых вы наслышаны, о том, когда мама убила себя или своего ребенка, – это случаи послеродового психоза. Это уже психиатрический диагноз. Такие проблемы возникают не на ровном месте. Как правило, психозу предшествует либо психиатрический диагноз до родов, до беременности, либо психиатрический анамнез в семье, семейная история, либо какие-то острые травматические события, которые женщина переживала в дородовый период. Илья Тарасов: Это медицинский диагноз? Валерия Скавронская: Это медицинский диагноз, но врачи его стараются избегать и ставить. Во-первых, как правило, женщины с этими проблемами не обращаются. Женщина, если и обращается, то с психозом уже. И, как правило, обращается не сама женщина, а ее родственники – тогда, когда уже женщине сложно помочь. Илья Тарасов: В сюжете мы видели совершенно обычную семью. Там все хорошо, двое детей. Внешне все хорошо. И кажется – ну какая депрессия? Валерия Скавронская: Да. Вот это самая большая ложь – то, о чем вы говорите, – потому что социум воспринимает женщину, у которой благополучная семейная история, у которой есть любящий муж, заботливые родственники, как женщину, которая не может быть подвержена послеродовой депрессии. Илья Тарасов: «А что там такого? Все есть». Валерия Скавронская: Да. Но дело в том, что не учитывается сразу целый комплекс факторов. Дело в том, что благополучная с первого взгляда семья может иметь, как и любая семейная система, те или иные трудности. Я всегда говорю о том, что те проблемы в семье, которые они не решили во время беременности, они никуда не денутся после родов. И естественно, в послеродовой период, когда у женщины будет много хлопот по уходу за ребенком, когда она будет недосыпать, все то, что ее беспокоило в супружестве, все то, что ее беспокоило в отношениях с родителями, в отношениях себя и своей жизни, все те неудовлетворенности, которые не были решены, они обострятся. Илья Тарасов: Проще говоря: если до родов вы не договорились, кто из вас пылесосит, то это может привести к серьезному конфликту? Валерия Скавронская: Однозначно. Причем не просто не договорились, кто пылесосит, а не распределили, не простроили границы семьи, не договорились с родителями, как они будут помогать, не смогли договориться о том, кто и как будет помогать из супругов, кто что будет делать, кто за что будет отвечать. Илья Тарасов: Как нам эту послеродовую депрессию распознать? Валерия Скавронская: Если у женщины в течение больше чем двух-трех недель грусть, апатия, нарушается пищевое поведение, то есть она либо переедает, либо совсем отказывается от еды, нарушается сон, и она, даже когда укладывает ребенка, все равно суетится, тревожится и не может уснуть. Депрессия послеродовая, как правило, еще сопровождается повышенной тревожностью. Это те самые мамы, которые суетятся. Она двадцать раз ребенка взвесила – до кормления, после кормления, между кормлениями. То есть она все время его проверяет, ей кажется, что он не дышит. То есть вот эта тревожность тоже может быть одним из симптомов. Илья Тарасов: Как себя вести родственникам? Валерия Скавронская: Во-первых, проявить терпение, дать женщине возможность заниматься не только ребенком, но и выделять какое-то время на свой сон, на свои какие-то занятия, которые будут ее радовать. Когда мама находится в послеродовой депрессии, нарушается контакт между матерью и ребенком. Ребенок до полугода считывает маму на уровне бессознательного. И если мама, когда кормит ребенка грудью, сама в этот момент выпадает в прострацию, то она как бы есть физически, но ребенок ее не чувствует, ее как бы нет. И вот эти мамы депрессивные – у них, как правило, дети чуть медленнее развиваются, у них чуть больше появляется каких-то соматических проблем. Мама это воспринимает: «Мало того, что я сейчас связана по рукам, а тут еще ребенок болезненный родился». А на самом деле во многом это можно поправить, оказав поддержку маме. Потому что, как только улучшается мамино самочувствие, вдруг видишь, как на глазах улучшается самочувствие ребенка, потому что налаживается их контакт, ребенок получает любовь. Илья Тарасов: Как мужикам это объяснить? Валерия Скавронская: Очень просто. Илья Тарасов: Они же: «Я работаю, деньги в семью приношу». Валерия Скавронская: Нужно четко понимать, что самая лучшая помощь, которую супруг может оказать, – это где-то дать возможность женщине отдохнуть и переключиться, а где-то искупать ребенка, побыть с ребенком и супругой после того, как они уложили ребенка, чтобы супружество сохранялось, продлевалось. Потому что очень важно, чтобы не нарушались супружеские отношения в послеродовой период, когда ребенок маленький, когда все внимание мамы посвящено ребенку, она начинает испытывать острый дефицит. А папа в этот момент исчезает, он просто выпадает куда-нибудь – на работу, на футбол, куда-нибудь, только не дома. Женщина испытывает чувство одиночества и брошенности. И это психологические аспекты послеродовой депрессии: нарушенные отношения с родственниками, когда женщина испытывает давление и критику со стороны старших женщин в семье; нарушение отношений супружеских, когда она начинает «слипаться» – с одной стороны, объективно, в силу очень тесного контакта между матерью и ребенком, с другой стороны, в силу субъективных факторов, когда папа не знает, чем можно помочь, не знает, как себя вести, и начинает выпадать. Илья Тарасов: Люди не любят, как у нас говорят, выносить сор из избы. И любой поход к психологу, к психиатру – это значит: «Нет, ну что вы? Мы сами разберемся. Тысячу лет люди так делали, а тут – на тебе, какой-то психолог». Объясни, почему это нормально – сходить к психологу, обратиться за помощью. Куда нам, людям, можно обратиться? Валерия Скавронская: В Ростове женщины могут обратиться в нашу организацию, получить помощь и психолога, и психиатра. Мы с коллегой работаем, у нас уже есть богатый опыт по работе с этими женщинами. Через соцсети мы публикуем информацию общеобразовательного характера – что почитать женщинам для того, чтобы повысить их осведомленность в вопросах психологии семейной. Илья Тарасов: Потому что в интернетах написано очень много всего! Валерия Скавронская: Да. Илья Тарасов: А у вас можно почерпнуть то, что реально достоверно? Валерия Скавронская: И достоверно, и, кроме того, мы ввели такую практику, поскольку женщине не всегда удобно с маленьким ребенком приехать на очную консультацию, мы ввели практику заочного консультирования. Илья Тарасов: А куда писать? Где все эти штуки? Валерия Скавронская: Пожалуйста – на сайт, в группах во «ВКонтакте», в Facebook, в Instagram. У меня есть женщины, которых я консультировала из Уфы… Илья Тарасов: То есть могут люди не из Ростова? Валерия Скавронская: Да. То есть, скажем так, дистанционно женщины тоже могут получить помощь, они могут проконсультироваться и разобраться именно в ее конкретной ситуации. Илья Тарасов: Женщины, не молчите! Мужчины, будьте терпимее! Самое главное, что есть куда обращаться за помощью. Спасибо! Смотрите далее. Вопреки канонам Instagram: чем уникален фотопроект Юлии Скоробогатовой? Куда бежать от домашнего насилия? Преждевременные роды и неонатальная реанимация: кто и как спасает недоношенных детей? Все это и многое другое смотрите прямо сейчас в программе «ЗаДело!» на Общественном телевидении России. СЮЖЕТ Илья Тарасов: Вы по-прежнему смотрите программу «ЗаДело!». И сегодня у нас в гостях – Елена Трифонова, заведующая отделением реанимации новорожденных Видновского перинатального центра. Добрый день. Елена Трифонова: Здравствуйте. Илья Тарасов: Почему именно детская реанимация? Почему? Елена Трифонова: Я поняла, что я буду работать с новорожденными, уже в институте. То есть когда я увидела, когда у нас началась неонатология, я увидела этих малышей, которые маленькие, совсем маленькие, и я просто влюбилась в этот возраст и поняла, что я буду именно неонатологом. Илья Тарасов: Девушки, женщины, которые рожают, они знают, что сделают это раньше срока? Или это по случайности происходит? Елена Трифонова: Преждевременные роды, естественно, никто не планирует. Конечно, все ждут девяти месяцев, чтобы прийти в роддом, родить здорового ребеночка и с цветами и шариками выписаться. Никто не ожидает, что вдруг произойдут роды на шестом месяце, на седьмом месяце, на восьмом месяце беременности. И поэтому, когда это случается, это случается неожиданно для всех. Илья Тарасов: Вот он родился преждевременно. Что вы доносите до этой женщины? Вот я – женщина. Что вы мне скажете? Елена Трифонова: Я скажу: «Мамочка милая, вы должны успокоиться. У нас с вами родится маленький недоношенный ребеночек. После рождения, если это произойдет путем кесарева сечения, к сожалению, мы не сможем вам его показать. Потому что рождение такого маленького малыша требует сразу тепловой цепочки, которая осуществляется… мы этого ребеночка сразу помещаем в теплосберегающий пакет, потому что после рождения ребенок начинает терять тепло очень интенсивно – 1 градус он теряет в 1 минуту. Потом он будет помещен на реанимационный столик, где мы начнем помогать ему дышать. Преждевременно рожденный ребенок не готов к самостоятельному дыханию, сразу ребеночек будет подсоединен к аппарату. Как только вы придете в отделение реанимации, вы сразу же сможете общаться с ребенком, вы сможете его видеть в инкубаторе, где он будет выхаживаться. Вы сможете кормить его сцеженным грудным молоком. Вы сможете его держать за ручку, помогать его выздоравливать и помогать ему выхаживаться и расти точно так же, как мы». Илья Тарасов: А как они реагируют? Елена Трифонова: Понятно, что когда вот этого маленького ребенка первый раз они увидят, они немножечко находятся в стрессе все равно. Мы сразу стараемся успокоить маму и сконцентрировать ее внимание больше на том, как зовут малыша, сколько у нее молока, что в отделении реанимации нельзя ни в коем случае плакать. «Если вы плачете, у вас гормоны стресса передаются очень хорошо с молоком – и ребенок будет себя чувствовать плохо». Мама и ребенок – они связаны, несмотря на то, что вот он лежит уже не в ней, он лежит в этом инкубаторе, он присоединен к множеству проводков, но они энергетически все равно связаны. И если вы будете настроены хорошо эмоционально, будете приходить и говорить ребенку: «Ты поправляйся, быстрее расти. Я с тобой, мы с тобой сильные», – эти дети, как правило, лучше выходят. Знаете, бывают ситуации, когда я как врач вижу крайне тяжелого ребенка с какой-то патологией, и я уже вижу, что мы сделали максимально все для этого ребенка, и больше ничего мы сделать не можем. А мама смотрит, стоит и такая: «Все у нас будет хорошо». На следующий день приходишь – а ему правда лучше! То есть, понимаете, как-то все равно мама влияет, мама помогает. Илья Тарасов: Плакать нельзя. А вы часто плачете? Елена Трифонова: Я плачу, когда мы теряем детей. Я не могу до сих пор… Илья Тарасов: Мне сказали, что основная сложность – это даже не мамы, а основная сложность – это папы. Елена Трифонова: Да. Потому что мама все время рядом с ребенком, и она его все равно принимает. И мы все для этого делаем. А когда приходит папа… Они вообще очень боятся заходить в отделение реанимации. А маме это больно, потому что она любит этого ребенка. То есть обычно ко вторым суткам мы добиваемся, чтобы мама все-таки уже была рядом с ним, сцеживалась, кормила, гладила его. И когда мама видит, как персонал относится к этому ребенку… Обязательно в кювете, где лежит этот ребенок, лежит игрушка, обязательно детская одежда, в которую мы одеваем, чтобы он выглядел, как ребенок. Понимаете? И они видят это. Мне кажется, что они просто видят… Илья Тарасов: Вы вдохновляете. Елена Трифонова: Да. То есть они видят, что все вокруг пронизано любовью к этому ребенку. А папы – нет. Понимаете, папы, когда приходят, я сталкиваюсь с тем, что я им говорю: «Вы посмотрите, какой маленький, какой он хороший», – а они говорят: «Нет, я не буду смотреть. Нет, это страшно». И маме, ну, женщине это тяжело слышать. И, конечно, я бы хотела обратиться к папам, чтобы они понимали, что это их ребенок. Ну да, он маленький, но он тоже ребеночек, его надо любить. Мамы очень тяжело это переносят, когда папа не хочет заходить в реанимацию и посмотреть ребенка. Они начинают плакать. В общем, тяжело им. Илья Тарасов: Депрессия? Елена Трифонова: Да, депрессия начинается. Илья Тарасов: 17 ноября – что за день такой у нас? Елена Трифонова: 17 ноября – это Международный день недоношенного ребенка. Его придумали, мне кажется, больше для поддержки тех женщин, которые вот сейчас родили, чтобы они увидели, что через год, через два у вас будет такой же хороший малыш, и не надо отчаиваться в этой ситуации. У нас обязательно в этот день делается такой краткий фильм про наше отделение. Мамы выступают те, которые хотят выступить. Обязательно приглашение аниматоров, которые играют с этими детьми. И обязательная традиция – ну, это, мне кажется, во всех перинатальных центрах – запускание в небо белых шариков. Илья Тарасов: Своих подопечных узнаете? Елена Трифонова: Не всегда, потому что они такие красивые, большие. Конечно, не всегда. Илья Тарасов: А какая-то вам помощь нужна? Я не знаю, у нас есть тридцать психологов, которые сидят и ждут, как бы им кому-нибудь помочь. Таких возьмете к себе? Елена Трифонова: Конечно. Илья Тарасов: Уважаемые дипломированные специалисты по психологии, пока врачи перинатального центра совмещают несколько специальностей, а у вас есть желание совершить какое-то доброе дело, вот теперь смело можете звонить в перинатальный центр и предлагать свои услуги в качестве психолога. Поэтому, если вдруг вы к этой проблеме неравнодушны, то, пожалуйста, звоните в перинатальный центр, говорите: «Я такой-то, такой-то, готов вам помочь». Я думаю, что ваше предложение там примут с большой радостью. Елена Трифонова: Ну, в Видновском перинатальном центре – точно. Илья Тарасов: В Видновском – сто процентов! Не знаем насчет других, но вот в Видновский можете звонить. Елена Трифонова: Да. Илья Тарасов: Спасибо вам большое за беседу. Удачи в работе! Елена Трифонова: Спасибо. Смотрите далее. «Себяшки» Юлии Скоробогатовой: как документальная фотография помогает справиться с послеродовой депрессией? Центры помощи женщинам, оказавшимся в кризисной ситуации: куда, как и, главное, когда нужно обращаться за помощью? Все это смотрите прямо сейчас в программе «ЗаДело!» на Общественном телевидении России. СЮЖЕТ Илья Тарасов: С вами по-прежнему программа «ЗаДело!». И у нас в гостях – Алена Садикова, директор кризисного центра помощи женщинам «Китеж». Алена, добрый день. Алена Садикова: Здравствуйте. Илья Тарасов: Вот сюжет, вот история. Алена Садикова: Ситуация очень знакомая. Вот что мне лично показалось в них важным, в опыте этих женщин? Современные мамы по большей части остаются с ребенком наедине, то есть один на один. То есть очень редко в современном мире бывает, чтобы была большая семья, как в патриархальном обществе, чтобы была поддержка всесторонняя – бабушки, дедушки, тетушки, которые помогли бы вынянчить ребенка. Илья Тарасов: Мамы, если у них есть свои мамы или бабушки, они им жалуются: «Вот мне тяжело». Но тем отвечают так: «Слушай, я вас растила – у нас ни горячей воды не было, ничего не было. А у тебя муж работает, у вас все есть. Чего ты жалуешься?» То есть вот эти ответы – они неправильные, они не работают? Алена Садикова: Современная мама сейчас не сможет уже так воспитывать ребенка, как раньше. И не надо от нее этого требовать и упрекать еще. И так у нее чувство вины сильное, которое… А чувство вины – это эмоция такая, которая разрушает психику и добавляет ей тревожности. А тут еще, когда она получает упреки от мужа, может быть, от каких-то старших родственников, от свекрови, она просто чувствует себя загнанной в угол. То есть она согласилась стать матерью – и вдруг она обнаруживает, что муж не хочет этого или, допустим, упрекает ее. Илья Тарасов: «Ты это не сделала, это не сделала. Где моя еда?» Алена Садикова: Да. Мало того – она не контролирует свою жизнь, то есть она полностью экономически и физически зависимая от другого человека. А это на самом деле тяжело. Илья Тарасов: И это тоже давление. Алена Садикова: Это тоже тяжело, давление, потому что… Хорошо, если человек (ну, достаточно редко бывает, по моему опыту), действительно, хороший отец и муж. А в большинстве случаев это обычно такой же человек, которого никогда не готовили к отцовству. У нас считается, что как бы отцы должны знания получать, видимо, из мирового пространства. Илья Тарасов: Космос. Алена Садикова: Из космоса подпитываться этими знаниями, да. Илья Тарасов: Часто это доводит до конфликтов. Алена Садикова: Да. Илья Тарасов: И часто это ненормальные семьи. И с чем мы здесь сталкиваемся? Сталкиваемся мы здесь с насилием, правильно? Алена Садикова: Да, насилие возникает, потому что обмануты ожидания, допустим, этого мужчины. Он считал, что женщина останется такой же сексуальной, красивой, молодой, будет также ему предъявлять всякие борщи и интимное общение, а на деле у женщины нет ресурса. И он не понимает, почему это не так, потому что, в свою очередь, он вообще ничего не знает об этой сфере жизни. И он считает, что это должно возникает как бы само – чистая квартира, идеально убранная, не плачущий ребенок, играющий на коврике. И поэтому кто-то потерпит, кто-то просто будет психологически давить, а кто-то будет просто-напросто срываться, кто-то будет избивать. Женщина чувствует себя вообще загнанной в угол. И иногда для нее кажется, что лучший выход – это вообще просто куда-то «выйти из окна». Илья Тарасов: У вас самые сложные случаи. То есть, когда люди не понимают, что делать, они идут к вам. То есть это такой край, правильно? Алена Садикова: Да. У нас самые сложные, уже криминальные случаи, когда уже сильные избиения, может быть, они происходили несколько лет. Отказывает полиция возбуждать уголовные дела, отказы снять побои. И к нам попадают женщины, которые уже несколько лет… Они поняли, что это сломалось, это больше не работает. И как бы она ни пыталась отвечать за погоду в доме, она не всесильная. И поэтому она попадает к нам. И чтобы понять вообще, что нужно идти за помощью, иногда должно что-то произойти непоправимое. Потому что те женщины, которые регулярно «выходят из окна», они, скорее всего, или постеснялись, побоялись, или просто они не нашли в себе силы и ресурсы, чтобы обратиться. Илья Тарасов: Или не знали. Алена Садикова: Или не знали, да. Илья Тарасов: А сколько центров сейчас в России? Алена Садикова: В России – около двухсот. Но больше половины из них, по-моему, они не имеют проживания, то есть это ресурсные центры. С местами проживания достаточно плохо. Мы планируем проект, чтобы вообще составить базу центров. Илья Тарасов: По всей России? Алена Садикова: По всей России, да, включая туда и православные, и католические убежища, и какие-то частные. Составить такую базу, чтобы нам было куда направлять. Потому что к нам обращались женщины и из Забайкалья, и из Комсомольска-на-Амуре. Они почему-то там, у себя на месте, не нашли помощи – они приехали в Москву и очутились у нас, допустим. Илья Тарасов: А сколько женщин не обращается? Алена Садикова: По опыту, когда мне звонит женщина и говорит: «Вы знаете, я терпела семь лет, я много раз уходила, много раз возвращалась», – я знаю, что таких, как она, на самом деле много. Илья Тарасов: Тысячи? Алена Садикова: Сотни и тысячи, да. Ну, не надо стыдиться, не надо бояться, нужно обратиться к нам. И не надо терпеть для того, чтобы пытаться сохранить какую-то видимость семьи, потому что дети… Вот это наша самая главная проблема – дети очень травмированные, они чувствуют эту ложь. И когда она начинают подрастать и видят, что папа бьет маму, они с двух-трехлетнего возраста начинают бить маму тоже. Илья Тарасов: Сегодня мы говорим о депрессии. И вот меня слово это немножко напрягает, потому что у нас в обществе понятие «депрессия» настолько размыто! Ну, я еду на работу, у меня плохое настроение – и я говорю: «Ну, у меня депрессия сегодня». А что в этом плане происходит с женщиной, когда она сталкивается с таким отношением, а иногда – с насилием? Вот это может привести к депрессии. Но что это за депрессия? И как она отличается от обычной моей депрессии? Алена Садикова: От обычной депрессии? Я думаю, что, во-первых, на самом деле к этому очень много факторов приводит. Во-первых, это депривация на самом деле, то есть одиночество. Она оказывается в пустом мире, где у нее очень большой эмоциональный голод, то есть голод отношений. Ей нужно готовиться к материнству и окружать себя каким-то кругом помощников, которые хотя бы могут позвонить и спросить раз в неделю: «Может быть, тебе помочь?» То, что мы называем депрессией – иногда это просто очень большое одиночество, перегрузка, вот это недосыпание, которое приводит к нервному срыву. Если бы это была настоящая депрессия, клиническая, которая развивается из-за того, что мозг испытывает недостаток некоторых веществ, то тогда бы она купировалась только лекарственными средствами. В том году 45-летняя женщина, что ли, покончила с собой, у которой был успешный бизнес, и она решила родить любимому человеку ребенка. В этот момент она поняла, что бизнес рушится, мужчина ее бросил, и она осталась одна с ребенком на руках. И она тоже «вышла из окна» с ребенком на руках. Я примерно понимаю – почему. Она ощутила, что она потеряла контроль над своей жизнью. И она не смогла жить. Она побоялась, постеснялась к кому-то обратиться. А она могла бы это сделать. Нужно не бояться. Если тебе плохо, если ты стоишь на краю – не надо этого делать! Илья Тарасов: Куда обращаться? Алена Садикова: Ну, нужно посмотреть. В Москве есть бесплатные телефоны психологов, которые консультируют. Они, в принципе, к нам тоже перенаправляют. Если это насилие, то, может быть, к нам. Если муж тебя бросил, то есть центр «Теплый дом», есть «Дом для мамы», православный. Они могут, например, направить в регионы в крайнем случае, если не будет мест. То есть женщина без помощи не останется. Илья Тарасов: Самое главное – помнить, что выход есть и есть организации, которые могут помочь. Так что не терпите, а обращайтесь за помощью! Алена, вам спасибо. А прямо сейчас мы расскажем о документальном фотопроекте Юлии Скоробогатовой. Не переключайтесь. Илья Тарасов: Вы по-прежнему смотрите программу «ЗаДело!». У нас в гостях – документальный фотограф Юлия Скоробогатова. И она принесла к нам свою серию, которая называется «Себяшки». Юлия Скоробогатова: Да. Илья Тарасов: Юля, привет! Расскажи в двух словах. Серия «Себяшки» – как она возникла? Юлия Скоробогатова: Я родила второго ребенка. И в предчувствии… А у меня с первым ребенком была послеродовая депрессия жесткая. И я в предчувствии того, что, возможно, со вторым у меня будет такая же участь, я решила, что надо как можно больше себя чем-то отвлекать, занимать, то есть быть не только в материнстве. И этот проект был создан, когда дочке было восемь месяцев. Илья Тарасов: Ты сказала, что у тебя была жесткая послеродовая депрессия. Что это было за состояние? Как ты с ним боролась? Почему ты понимала, что это была именно депрессия? Юлия Скоробогатова: Я была молодая, я была неопытная, у меня не было опыта общения с маленькими детьми – ни братьев, ни сестер. С мужем мы расстались, когда дочке было два месяца. Получилась такая ситуация – совершенно жуткое безденежье. Мама тогда уже была на пенсии, и все деньги, которые она получала по пенсии, мы отдавали на квартплату. Денег на еду не было. С мужем мы расходились тяжело, поэтому алименты он мне первое время не давал, никаких денег, мы вообще даже не общались. И мне помогала свекровь очень сильно – она тогда работала в детском саду, и она приносила еду из детского сада. То, что дети не доели, она приносила, и мы с мамой это ели. И на фоне всего этого началась депрессия. Я ничего не хотела, я лежала целыми днями, у меня были приступы ненависти к собственному ребенку. Когда дочка плакала, мне казалось, что она специально это делает. То есть она причиняла мне дискомфорт. И я не хотела к ней подходить, даже когда она была голодная, надо было ее переодеть, еще что-то. То есть я физически не могла встать с кровати. И мне тогда помогала мама – она взяла всю эту заботу о ребенке на себя. Илья Тарасов: Этим проектом ты решила себя обезопасить. Ты подумала, что не может быть серьезного проекта на селфи-палку, но ошиблась. Юлия Скоробогатова: Ну, наверное, в какой-то степени он серьезный, потому что он о жизни, то есть тут ничего придуманного нет, все эти ситуации… Ну, здесь дочка реально упала, то есть я ее не подстраивала, не сбрасывала. Ну, там подушки лежат, поэтому я такая спокойная. А это уже придуманные кадры. В силу того, что я понимала, что у меня будет проект немножко юмористичный, такой кичевый, то мне надо ситуации мои жизненные немножко преувеличить, раздуть. Илья Тарасов: Слушай, большинство молодых мам… Вот мы с тобой говорили до съемки, что есть Instagram, есть какие-то каноны и так далее, и так далее. Ты здесь все решила нарушить. Ты себя снимаешь в любом состоянии, в любое время. И я думаю, что 99% мамаш молодых вот эту фотографию, когда ты только проснулся, они бы не выложили никуда. Правильно? Юлия Скоробогатова: Ну, сейчас просто общество такое. Сейчас надо выглядеть хорошо, надо, чтобы у тебя все было хорошо, даже если у тебя все плохо. Муж-тиран тебя бьет, с детьми проблемы, еще что-то, но на картинках должно быть все хорошо. И потом, я сама к себе с юмором немножко отношусь. То есть я понимаю, что я не первая красавица, может быть, вторая. Я не стесняюсь своего тела, я не стесняюсь своего быта. Илья Тарасов: Сколько по времени ты снимала? Юлия Скоробогатова: Ну, около двух месяцев. Вот этот сюжет, например. Мы делали в большой комнате ремонт, и все цветы я перенесла на балкон. И я пошла как-то поливать цветы и обратила внимание, что у дочки десны… Илья Тарасов: Зубы? Юлия Скоробогатова: Да, зубы резались. И я обратила внимание, что она схватила эту леску и стала… И я уже специально взяла селфи-палку, поставила ее на этот тайминг, у меня там тоже цветы стоят, в цветы положила и подошла к этой леске. Она сделала свое дело, я цветы поливаю – и как бы получился кадр. Из-за этого проекта я стала к своей собственной жизни относиться более внимательно. Илья Тарасов: Это кошмар любой мамы? Юлия Скоробогатова: Ну, это мой кошмар. Я не знаю, некоторым, возможно, нравится. Мне не очень детские площадки нравятся. Илья Тарасов: Ну, видно, что ты как-то не сильно довольна. Юлия Скоробогатова: Ну да. Илья Тарасов: Что здесь происходит? В чем твой кошмар здесь? Юлия Скоробогатова: Ну, скажем так, на детских площадках встречаются разные люди, с разным воспитанием, с разным мировоззрением. И очень часто дети конфликтуют там – из-за совочка, из-за песочка, из-за чего угодно. Илья Тарасов: Это редкие минуты досуга, я так понимаю, да? Можно это так охарактеризовать? Юлия Скоробогатова: Да, это парикмахерская недалеко от нашего дома, она находится в подвале, куда действительно мы ходим, а не где мы делаем селфи. Илья Тарасов: Почему так? Или ты просто вот так решила заснять? Юлия Скоробогатова: Ну, понимаете, селфи-палка – это на самом деле такое очень удобное устройство. Ты можешь его запихнуть туда, куда сам не залезешь. А потом мне один фотограф сказал: «Смотри – все такое круглое! Ребенок круглый, глаза круглые, круг этот круглый. И монеточка еще так лежит. Ты специально положила?» Я говорю: «Да нет». Илья Тарасов: Здесь ты вешаешь что-то? Юлия Скоробогатова: Да, я вешаю белье. Причем я специально снизу подсветила лампой, чтобы у меня были видны синяки под глазами, чтобы было понятно, что женщина, в общем-то, в таком тяжелом состоянии, что она уже устала Илья Тарасов: Не после салона красоты пришла. Юлия Скоробогатова: Да. Илья Тарасов: Я первый раз такое вижу, чтобы девушка подсветила свои синяки под глазами, чтобы они лучше были видны. Юлия Скоробогатова: Ну, это такая фотография совсем бытовая. Илья Тарасов: «Здесь я моюсь». Юлия Скоробогатова: Да, здесь я просто моюсь. Дочка меня никогда не отпускала. В принципе, я вот мылась, а она всегда была рядом со мной. Она за мной как хвостик ходила. Илья Тарасов: Вот я могу спокойно помыться. А ты так каждый раз душ принимала? Юлия Скоробогатова: Да. Ну, это чисто придуманная фотография. Я вовремя сняла этот проект, потому что к десяти-одиннадцати своим месяцам она стала интересоваться телефоном, ей стало интересно. И я не могла уже снимать так, чтобы она не тянулась туда. И я решила воспользоваться этой ситуацией. То есть я выставила ракурс, разбросала игрушки… Илья Тарасов: Вот эта – два часа? Юлия Скоробогатова: Нет. Илья Тарасов: Вот эта? Юлия Скоробогатова: Да. Илья Тарасов: Вот эта – два часа? Юлия Скоробогатова: Да, я ее два часа снимала. Илья Тарасов: Почему? Юлия Скоробогатова: Ну, я хотела быть естественной. Я себя просто замучила до такого состояния! Дочка вот с туалетной бумагой играла. В общем, вот здесь я естественная. Я смотрю на эту фотографию и понимаю, что это я, то есть это мое. Илья Тарасов: Ты два часа там просидела? Юлия Скоробогатова: Да. Илья Тарасов: Что с этой серией стало в итоге? Где она была опубликована? Юлия Скоробогатова: Я стала предлагать масс-медиа. Кому я только ни писала, даже на форумы: «Возьмите бесплатно». Они мне все говорили, что очень крутая серия, но, к сожалению, не могли предложить свою платформу для публикации. И есть такой ресурс… Ну, я знаю, что он западный. Я там опубликовала. И после этого за какой-то короткий промежуток времени его посмотрело, не знаю, по-моему, четверть миллиона человек. И после этого мне стали писать из Cosmo нью-йоркского, Daily Mail, Huffington Post, еще откуда-то, хотели брать у меня интервью, и Stern тоже опубликовал – издания, в которые я вообще даже и не мечтала попасть. А тут они мне сами звонят, пишут, берут интервью и публикуют мой материал. После того как в Европе это как-то опубликовалось, все это пришло в Россию… Илья Тарасов: До нас добралось. Юлия Скоробогатова: Да, до нас добралось. Ну, у нас все приходит с Запада, в общем. Здесь стали публиковать в основном форумы – какие-нибудь Fishki, еще что-то такое. Илья Тарасов: Женщины тебе писали? Юлия Скоробогатова: Да, писали. Причем очень много почему-то турецких женщин писало, из Турции. Писали «спасибо». Ну, за глаза, естественно, я знаю, что были не очень хорошие отзывы: обсуждали, как я выгляжу, как я могла такое вообще сфотографировать, какая я там страшная, какая у меня неухоженная квартира, и вообще надо сделать ремонт. Илья Тарасов: Мы найдем этих людей. Юлия Скоробогатова: Я где-то даже на форуме прочитала, что одна предлагала вызвать на меня опеку, как бы отнять у меня детей, что это все ужасно просто. Илья Тарасов: «Вы посмотрите – она фотографирует, не занимается детьми!» Да? Юлия Скоробогатова: Да, да, да. «У нее ребенок упал, вы посмотрите!» Илья Тарасов: «А она это снимает. Вот мать, а?!» Юлия Скоробогатова: Да. Илья Тарасов: Ну да, бывает. А самой тебе это что дало? Юлия Скоробогатова: Ну, наверное, мне кажется, я заняла, во-первых, среди фотографов определенную нишу, которая… Илья Тарасов: Была не занята? Юлия Скоробогатова: Да. Илья Тарасов: Или ее не было вообще, точнее? Юлия Скоробогатова: Да. Я повторю: я себя лучше узнала. Илья Тарасов: Спасибо тебе за проект! Всем бы такой самоиронии. Да и вообще – просто мне понравилось! Если вы или ваши близкие столкнулись с проблемой послеродовой депрессии и вы не знаете, куда обращаться за помощью, – пишите к нам в редакцию, а мы вам подскажем. Это была программа «ЗаДело!». Увидимся ровно через неделю. Пока.