– Я волонтерила всего неделю, поэтому уехала с таким легким чувством, что хочется вернуться. – Очень много людей к нам приезжало, очень разных. И часто это кому-то не подходит. – Вот это ощущение того, что ты можешь быть любым, и другой человек тоже может быть любым. Меня это как-то очень сильно так зацепило. – Я видела глаза некоторых волонтеров или гостей, когда они встречались с нашими ребятами. Это такой легкий шок. – У этих людей есть задача, очень важная задача – пробудить людей вокруг. – Я часто замечаю то, что я, общаясь с такими людьми, узнаю что-то о себе тоже, но побольше. – Люди, которые здесь работают… Это не работа, это жизнь. ВОЛОНТЕРСКОЕ ЛЕТО ФИЛЬМ ЕВГЕНИЯ ЗУЕВА Полина: Я играю на флейте, чтобы все проснулись. Дарья ван дер Плаат, исполнительный директор Социальной деревни «Чистые ключи»: Мы очень стараемся совместить. С одной стороны, какой-то ритм, который изо дня в день повторяется, он помогает на него опираться. И он, конечно, имеет достаточно такую крепкую конструкцию. И, действительно, такую домашнюю жизнь. Поэтому мы встаем не по будильнику, у нас с утра играют флейта. Сотрудники помогают ребятам привести себя с утра в порядок. Кому-то нужно больше помощи, кому-то – меньше. Голос за кадром: Так начинается утро в социальной деревне «Чистые ключи». Сотрудники, волонтеры и подопечные с ментальными нарушениями живут здесь вместе одной маленькой коммуной. Всего 30 километров от Смоленска – и совершенно другая модель общества в миниатюре. – У них у каждого есть какие-то обязанности: смена полотенец, подавать тарелки, уносить тарелки, уносить мусор. Ремко ван дер Плаат, основатель Социальной деревни «Чистые ключи»: Нередко можно встретить людей, которые про таких людей говорят: «Ну, это какой-то овощ». Да? Вообще очень далеко от признания, что вот такой человек – это человек. Из всей рекламы, из всего мира вокруг мы получаем образ человека, что человек – это успешный человек, ему около 30 лет, который имеет красивую жену и трое детей. Вот это человек, да? Вот это мы получаем. И выглядит так гладко все. Вот это мы получаем. А тут вдруг такие люди, которые вообще не вписывается в это, в этот кадр, в эти рамки. И это требует от нас… Тогда мы должны думать: а что это вообще за человек? Голос за кадром: Ремко ван дер Плаат – основатель этого сельского комьюнити. В прошлом успешный адвокат, который в определенный момент решил полностью перестроить свою жизнь. Увлекся волонтерством и в начале девяностых приехал в Россию из Голландии, чтобы создавать центры для особенных людей. Первым таким местом стал московский «Турмалин». Ремко ван дер Плаат: Ну, «Турмалин» – это центр социальной реабилитации, как называется. Это работа тоже со взрослыми людьми с умственной отсталостью. Это был центр с мастерскими. Там Александр, Саша тоже работал в мастерских. И однажды я его отвез в метро, чтобы встретить его маму, чтобы передать его маме. Потом я увидел: это мама?! И понял, что долго она не протянет. Она была уже очень старая тогда и с трудом ходила. И это у меня вызвало такой импульс: ну, сейчас мы должны действительно создать что-то, где эти люди могут жить. В этом смысле Саша создал… – Саша, давай. Давай, Саша. Помочь, помочь. Давай. Дарья ван дер Плаат: Самые первые наши жители были Саша и Миша, они уже с нами 12 лет. Целая жизнь уже. И так повзрослели сильно за это время. Полина и Миша второй с нами уже 8 лет. И тоже Полина очень любит считать, сколько она здесь живет. И она очень гордится этим, ценит. Оля, Дима – им уже чуть поменьше. Ремко ван дер Плаат: Ну вот, это наш первый дом, который долго строился. Это строительство началось в 2009 году. Тогда строились фундамент и сруб с крышей, а после этого все основное. Ну, надо представить, что тут был пустырь, ничего не было, электричество не было. Только в 2011 году провели электричество. Голос за кадром: «Чистые ключи» вырастали на двух гектарах рядом с вымирающей деревней Пересветово Смоленской области. Местная администрация волонтерскую идею поддержала. Соседи с интересом посматривали на городских, даже в чем-то помогали. Дарья ван дер Плаат: Меня зовут ван дер Плаат Дарья Сергеевна, мне 34 года, я из Москвы. И уже 13 лет я работаю со взрослыми людьми, имеющими ментальные особенности. Это идея моего мужа, это его такое детище. Когда я подключилась тоже к «Чистым ключам», уже был участок, первый дом. Поначалу я еще сама сюда приезжала волонтером. Еще ребята не жили, нужно было подготовить пространство. Это было такое прекрасное время, когда мы приезжали, готовили еду на костре, спали в спальниках, красили стены и мылись в речке от этой краски. – Приятно. Это кайф! Дарья ван дер Плаат: Когда человек не может опереться на интеллект, то важно иметь какие-то еще внешние опоры. Вот если у меня каждую пятницу генеральная уборка, я точно знаю, что это будет пятница. И это дает определенный, ну, ориентир в пространстве, во времени, в своей деятельности. Голос за кадром: Население социальной деревни – всего 11 человек, 7 подопечных и 5 сотрудников. Плюс волонтеры. Они приезжают сюда вахтовым методом на разные сроки, в основном летом. Екатерина Пономарева, волонтер Социальной деревни «Чистые ключи»: Меня подруга подготовила к тому, кого я встречу. Шока явного не было, потому что я до этого работала в онкологии, поэтому я привыкла к каким-то странным ситуациям. Мне понравилась концепция и идея того, что ребята не живут в ПНИ, здесь люди на равных, не на таблетках. То есть идет принятие того, какой человек есть. Вы не пытаетесь его перекроить. Голос за кадром: Воспитатель Екатерина Пономарева благодаря «Чистым ключам», как и Дарья ван дер Плаат, вышла замуж, хотя в планах такого не было. Катя встретила здесь три года назад итальянца Луку Панзарино, он решил поволонтерить в России. Теперь волонтерят и путешествуют втроем: Катя, Лука и их маленький двухлетний сын. В деревне Лука, искусствовед по образованию, отвечает за кухню. Лука Панзарино: Делаем суп. Я забыл, как это… Миша: Свекла. Лука Панзарино: Свекла, да. Екатерина Пономарева: Я приехала сюда в июне 2021 года. Лука уже здесь находился несколько дней, волонтерил. И здесь мы познакомились, продолжили наше общение, которое вылилось в брак. Лука Панзарино, волонтер Социальной деревни «Чистые ключи»: Это была симпатия. И здесь на самом деле не было, насколько я помню, много людей. Точнее, не было, кто говорил по-английски. А я первое время, помню, специально не говорила, потому что боялась, что мне придется переводить. И я, сленгово скажу, шкедилась. А потом мне так стало жалко, что он ничего не понимает, пришлось уже переводить. И вот перевела. Ремко ван дер Плаат: Тут мы начали, в этой комнате. Ну, тут есть кухня, столовая. И мы просто сидели. Это все, что у нас было в этой комнате. Тут были мастерские, были выступления театральные, были музыкальные вечера. Все происходило. Голос за кадром: В «Ключах» есть своя свечная мастерская, огород, теплица. Кое-что из овощей и трав выращивают и заготавливают на продажу. Кроме того, из шерсти валяют различные вещи. Но сделать хозяйство рентабельным задача не стоит. Здесь работа для людей, а не люди для работы. Ефросинья Савельева: Привет, Миша, как у тебя дела? Миша: Отлично. Ефросинья Савельева, волонтер Социальной деревни «Чистые ключи»: Давай я тебе помогу. Вообще у меня в семье живет тоже особенный человек, Кирилл его зовут, ему около сорока. Я точно не помню, к сожалению. Это просто человек, который… ну, у которого умерла бабушка, и у него не было места, куда ему вообще пойти, так сказать. Мама решилась на такой шаг и взяла его. И я постоянно, каждый день наблюдаю за тем, с какой любовью к нему относится моя мама. Не знаю, мне тоже как-то очень приятно общаться с такими людьми, потому что они очень умные и открытые люди. Голос за кадром: Фрося Савельева – самая молодая из волонтеров «Чистых ключей». 18-летняя студентка из Москвы выбрала необычные каникулы – хочет быть полезной обществу. А еще мечтает стать писателем, в поисках тем для своих рассказов месяц назад отправилась сюда. Ефросинья Савельева: Иногда бывают, конечно, свои трудности, но мне иногда кажется, что они намного умнее, чем мы. Я часто замечаю, что я, общаясь с такими людьми, узнаю что-то о себе тоже, но побольше. Мне кажется, я могу тоже через общение с такими людьми найти что-то в себе такое важное. Дарья ван дер Плаат: Мы раз в неделю делаем большой заказ. Так что это на два дома, на большую семью, большие запасы. На самом деле все здесь заказываем. Голос за кадром: Дарья ван дер Плаат признается, что волонтерство в деревне затягивает. Сама приехала на несколько месяцев, а осталась почти на 13 лет. Да еще и мужа себе нашла с такими же взглядами на жизнь. Дарья ван дер Плаат: Я вообще смотрела на него, как на небожителя, что это такой умудренный, интеллигентный голландец, красивый, умный. А я какая-то девочка непонятная. И даже мне было сложно представить, что он в мою сторону может посмотреть. И я тоже восхищалась как бы со стороны, не имея каких-то планов на будущее. Он не любит, когда я так говорю, но я на самом деле такая жена декабриста, потому что, ну да, изначально я не могла себе представить, что я свяжу свою жизнь с загородной жизнью, но как-то постепенно что-то открывалось, приближались. И, да, в какой-то момент стало понятно, что мы хотим дальше быть вместе. Я переехала сюда, в «Ключи», мы пожили здесь и поженились. Ремко ван дер Плаат: Это песня про борьбу между голландцами и испанцами в XVI–XVII веке. Тут описывается, как была борьба на море. Голос за кадром: Совместное творчество – это больше, чем ежедневный ритуал. Поют в «Ключах» много и с удовольствием. Это как настрой перед общением за чашкой чая. Ремко ван дер Плаат: Это очень важный элемент в жизни на самом деле, как люди в душе относятся друг к другу. Я попозже это формулировал так, что люди живут больше друг друга в душе, в душе друг друга. Это значит, что если с другим человеком что-то происходит, ты переживаешь это чуть-чуть, как в своем. В Голландии это более на расстоянии: «Ты там, я здесь. Что с тобой происходит – это меня не касается. Пока ты не будешь говорить, что с тобой происходит – этого как будто для меня нет». Это какая-то душевная лень голландцев, чтобы углубиться в других людей. Я в Голландии уже не могу жить. Ну, как люди там живут – это мне уже не подходит. Лука Панзарино: «Господи, удостой утешать, а не ждать утешения, понимать, а не ждать понимания, любить, а не ждать любви». Для волонтера здесь важна какая-то гибкость. Тут ты и повар, и садовник, и ногти стрижешь, и готовишь, и какие-то укусы мажешь ребятам. Необходимо чувство юмора, потому что за счет него ты выплываешь. И ребятам при этом тоже комфортнее. Екатерина Пономарева: Он выводит меня на эту волну. Какая-то легкость бытия, юмор и какое-то самопожертвование. То есть нет у него каких-то рамок: «Я не буду мыть полы». Открытость, да, открытость к любой деятельности. Думаю, что это просто необходимость чувствовать моральное удовлетворение, что ты работаешь и ты помогаешь кому-то, то есть твоя энергия идет на пользу людям, и есть какая-то нужда заботиться о ком-то. У меня, наверное, максимум свободного времени в сутках – ну, полтора часа. Но вообще люди, которые здесь работают… Это не работа, это жизнь. Голос за кадром: Для семьи ван дер Плаат социальная деревня с самого начала была скорее личным служением, а не волонтерской работой. Дети Дарьи и Ремко – Эмма и Марк – тоже мечтают, когда подрастут, остаться здесь. К этому времени Ремко планирует для особенных людей построить еще несколько домов. Пока их всего три, с мастерской. Ремко ван дер Плаат: У этих людей, по моему мнению, у них есть задача в обществе, очень важная задача – пробудить людей вокруг. Потому что они требуют, чтобы мы признавали в них человека. Они люди, как и мы, люди. Дарья ван дер Плаат: И это очень приятно, когда к нам приезжают какие-то наши друзья с детьми. Или даже бывает, что школьники к нам целыми классами приезжают. Это очень здорово, потому что это расширяет, вот это вот, не знаю, чувственность. Когда они вырастут, они будут более чуткими к другим людям. Сейчас очень много людей, кто к нам приезжал за эти годы, остались нашими очень близкими друзьями. У меня уже как-то язык не поворачивается просто сказать: «Вот это наш волонтер», – потому что это уже просто родной человек. Просто такую степень родства еще не придумали, как это обозначить. ВОЛОНТЕРСКОЕ ЛЕТО – Это гораздо интереснее, чем валяться на пляже, гораздо интереснее. Здесь собрались люди, которые умеют отдавать, а не брать. – Каждая экспедиция – это как какое-то маленькое чудо такое вот. – Встречаешь людей, которые приехали отовсюду. – Физическая такая работа, тяжелая, активная. – Это как первая любовь. – Проснулись, помолились, «нарезали» задачи – и вперед делать! – Это мы сейчас промазываем отфугованные доски для пола в приделе антисептиком, чтобы они не гнили. Ну, там есть придел, самый маленький. Там положат на пол временный, чтобы местные жители уже могли хотя бы, как в часовне, проводить службу и молиться. Это место очень старинное – село Кужбал. Раньше оно было очень мощным таким, поэтому здесь два храма. Голос за кадром: Это уже вторая волонтерская экспедиция в село Кужбал Костромской области. Восстанавливают деревянный храм XVIII века – точнее, то, что от него осталось. Условия полевые, но именно это и нравится архитектору из Подмосковья Лии Титаренко. Лия Титаренко, волонтер: Один тоже волонтер, он такой бизнесмен, как раз в первой моей экспедиции, он говорит: «А что мы тут корячимся? Пригнать таджиков! Они же нам этот храм… Там за неделю все будет». Ну, он же бизнесмен. Ну, заплатить, и все. Вы едете в экспедицию – это как маленький подвиг. То есть палатки, комары, а люди едут. Анна Китайгородцева, руководитель волонтерской группы: Так, мы берем гребеночку, которой можно снять профиль наличника. Видите, получаем сразу форму, которую можно потом будет повторить. Сейчас мы зафиксируем, если вдруг там что-то утратится, пока придут реставраторы. А у нас тут уже все будет готово, и мы сможем им потом предоставить информацию. Мужчин, к сожалению, меньше, чем девушек. Наверное, может, один к двум. Когда я только начинала здесь участвовать, я в первую экспедицию поехала и говорю: «Мне бы еще мужчину одного». Мне говорят: «Нет, на одного мужчину двух девушек берите». Голос за кадром: Добровольцев собрала общественная организация «Общее дело», у них целая программа по спасению северных храмов. Командир отряда – Анна Китайгородцева. Реставратор по профессии в свое свободное от работы время занимается тем же самым. Начинала с выездов выходного дня, но ей этого показалось мало. Анна Китайгородцева: Дверь у нас все по храму, которые сейчас делаем, делала девушка. Как ни странно, сейчас мода пошла у девушек увлекаться столярным делом. И вот сейчас, в эту смену тоже есть девушки, которые с удовольствием мастерят что-то. Аналой собираются делать. Может быть, руки дойдут крест сделать, если успеем, если до кровли все-таки дойдет. Анна Карасева, волонтер: У нас есть чудесный человек, мужчина, Антон его зовут, он с нами здесь тоже в экспедиции сейчас. В прошлом году он привез с собой несколько молотков. И у нас в один из дней была задача – забить как можно больше гвоздей, там какие-то пятки они делали под столбы. И, значит, мы колотим-колотим. И вдруг я встаю, смотрю на молоток и говорю: «Какой молоток классный!» И он ко мне подходит, говорит: «Нравится? Забирай!» И меня это почему-то настолько тронуло, что я даже расплакалась. Казалось бы, мне подарили молоток, молодой московской девушке подарили молоток. Ну, это же ерунда, а я расплакалась. Вот тут такая атмосфера какая-то, ну, переворачивает вообще душу наизнанку. Голос за кадром: Студентка из Москвы Анна Карасева вместо комфортных каникул выбрала волонтерскую стройку. Была уже здесь в прошлом году и приехала снова. При этом работу здесь легкой не назовешь. Анна Карасева: Это физическая такая работа, тяжелая, активная. Это при том, что я не стелила крыши, ничего такого супертрудного не делала. Просто когда ты городской житель и ты не так много физически трудишься, а тут вдруг по несколько часов долгих стоять и мазать эти доски, таскать доски. Мне было непривычно и тяжело. Но на второй-третий день ты уже привыкаешь, и это не чувствуется. Дмитрий Микулин, волонтер: Сейчас будем застилать пол. И чтобы было хорошо, нормально, убрать все занозы, сделать в размер. Сейчас вот эти доски будем фуговать. Проснулись, помолились, «нарезали» задачи – и вперед делать! Ну, интересно. На самом деле, когда ты… Не у всех есть такая вот уникальная возможность. Ну, например, бухгалтер что-то делает и делает, тысяча бухгалтеров. А тут ты строишь храм, по большому счету. Где у тебя есть возможность построить храм? К примеру, барышня, которая в библиотеке сидит, условно, она приезжает и здесь строит храм. А потом, если даст Бог, начнутся службы, на каждой службе о ней начнут молиться. То есть, есть что-то, что после тебя останется. Голос за кадром: Дизайнер Дмитрий Микулин из Ижевска уже оставил после себя то, что увидят тысячи верующих. Вместе с другими художниками он расписал больше 15 храмов. Не считает себя профессиональным волонтером, но Кужбал его тоже зацепил. Дмитрий Микулин: Как-то поискал информацию, нашел ближайшее место, чтобы мне можно было на машине, автомобиле доехать куда-то. Нашел, что вот здесь, Костромская область. В принципе, интересно. И решил поехать. Приехал в прошлом году, познакомился тут с интересными ребятами. В общем, не успели закончить все год назад, поэтому решил в этот раз вернуться опять сюда. Голос за кадром: В селе две заброшенных церкви, одна из них каменная и тоже в полуразрушенном состоянии. А когда-то сюда на службы приходили жители всех соседних деревень. Если бы не странные гости из разных регионов, то памятники архитектуры просто растворились бы в зарослях бурьяна. Дмитрий Микулин: И тут вдруг приезжают какие-то ребята непонятно откуда. Стекаются местные жители: «Вы что тут делаете?» Ну, как бы всем интересно. Я говорю: «Слушайте, мы тут решили помочь вам восстановить храм». И когда появляется такая движуха, то есть народ понимает: «А мы-то что? Мы-то что ничего тут не делали? Люди за свои деньги и за свое время, значит, приезжают к нам. Что? Почему?» И в итоге они начинают устраивать субботники. И тоже каждый стал немножко что-то приносить, что-то отдавать. Им стало просто интересно и стыдно. Нина Дудина, представитель администрации Нейского муниципального округа: Местные жители хорошо относятся к волонтерам, подкармливают их, поддерживают кто чем может. Я была удивлена, понимаете, желанием людей, которые свое личное время, свои личные ресурсы, возможности, отпуска тратят вот на такое дело. Я сначала даже не очень поверила этому, честно говоря. И когда мы ближе познакомились с участниками, действительно, они от души работают, они искренне верят, они настоящие. Анна Карасева: Каждую экспедицию выбираются ответственные за кухню. Как правило, это какая-то очень сильная духом и готовая работать целыми днями на кухне женщина. Они прекрасно готовят. Вчера у нас были прекрасные сырники на завтрак. На ужин у нас была курица из духовки. Даже привезли с собой небольшую переносную духовку, запекли курицу. Какой-то чудесный рис нам приготовили. Голос за кадром: Командир стройотряда внимательно следит, чтобы все волонтеры были сыты и в хорошем настроении. Во время обеда появилась даже маленькая традиция – выделять и на лирику минутку. – Пахнет бардой и навозом, Где-то кричат журавли. Схвачено первым морозом Чахлое горло земли. Холодно, сыра немножко. Серая, сирая Русь. В небе луна, как лукошко, Смотрит в окно. Ну и пусть… «Вроде зима наступает», – Скажешь, что мне не означай. «Может быть… Кто ее знает? Дай мне, пожалуйста, чай. Чаем согреюсь, оттаю, Буду молиться в тиши, Смутно надеясь на тайну И на бессмертие души. Анна Китайгородцева: Я как-то добрая, я беру всех – и с детьми, и с собаками, и, в общем, с кем угодно, потому что мне кажется, что найти контакт нужно с любым участником. У нас основная масса все-таки людей православных, верующих, но приезжают и ярые атеисты, и бывают и иноверцы. То есть, ради Бога, все. И немаловажным является то, что приезжают сюда дети. Это, конечно, настолько вообще замечательно, потому что они как бы здесь получают прививку, я так думаю. Пусть они дальше не будут этим заниматься, но какая-то вот доля добра, интереса к своей истории, к памятникам, она уже в них прививается, и они дальше уже это… Пусть оно будет в пассивной памяти, но оно наверняка с ними останется на всю жизнь. – Благословен Бог наш всегда, ныне и присно, и во веки веков. Аминь! Миром Господу помолимся. – Господи помилуй. Голос за кадром: Пока идут работы, службу проводят на улице. Проповедь идет под стуки молотков. Потом священник вспоминает, что готовил для волонтеров не только пищу духовную. – Яйца забыл. Господи! Приготовил вам яиц целую корзину и оставил дома. Да что же ты! Голос за кадром: Сергей Меньшиков из Москвы – один из самых старших этого волонтерского призыва, ему 61. Говорит, что для него это самый лучший отдых. Сергей Меньшиков, волонтер: В миру занимаюсь особым детством, педагог и дефектолог, запускаю речь детям. Я родился в древнем городе Юрьев-Польский, поэтому для меня белокаменные храмы домонгольского периода и деревянное зодчество – это в крови, собственно говоря. И первая запись в моей трудовой книжке – это ученик столяра. Поэтому здесь все совпало. Гораздо интереснее, чем валяться на пляже, гораздо интереснее. И, понимаете, здесь собрались люди, которые умеют отдавать, а не брать. – Полы настелили, почти паркет. – Ой, какая прелесть! Ура! Мы боялись очень здесь ходить. Лия Титаренко: Каждая экспедиция — это какое-то маленькое чудо такое. А вообще, на самом деле неизвестно, кто кого восстанавливает: мы – храмы, или храмы – нас. ВОЛОНТЕРСКОЕ ЛЕТО – Это практически полный восьмичасовой, а бывает, что и двенадцатичасовой рабочий день в поле. – В позапрошлую весну мы подняли воронку, где было только 47 человек. Сорок семь. – Когда смотришь как раз на вот эти вот останки, не знаю, что-то внутри, наверное, просто перещелкивает. – Подобной деятельностью плохие люди заниматься не будут. У нас все такие люди с открытой душой, с которыми приятно вместе, да, походить, покопать, поискать. – Мы находимся в месте, где траншеи немецкие. Здесь была, скажем так, выстроена оборона в несколько линий. И как раз в июне 1942 года отряду «Особые» приходилось прорываться через несколько линий немецкой обороны. Им удалось пройти порядка 700 метров. Голос за кадром: Юхновский район Калужской области. Волонтерский отряд имени комиссара Михеева на очередной вахте. Разыскивают останки героев – тех, кто остановил в свое время фашизм. Николай, волонтер поискового отряда им. комиссара Михеева: Поиск всегда проходит в непростых условиях. И осенью погодные условия достаточно тяжелые, и летом сейчас, несмотря на хорошую погоду. Здесь лес полон насекомых, и это все затрудняет достаточно поиск. Практически полный восьмичасовой, а бывает, что и двенадцатичасовой рабочий день в поле, когда с металлоискателями, с лопатами, со щупами проходим метр за метром леса, участки, овраги. Наверное, проходим каждую воронку, каждую ямку. Голос за кадром: Поисковый отряд создали сотрудники ФСБ, поэтому лица некоторых волонтеров показывать нельзя. Но записаться в экспедицию могут все желающие. Главный критерий при отборе участников один – здоровый патриотизм. София Саитова, волонтер поискового отряда им. Комиссара Михеева: Именно в таких ямах бывают санитарные захоронения. То есть, когда солдаты умирают, их сбрасывают в одну могилу. Я из города Орла. Меня зовут София Саитова, мне 15 лет. В основном в обычной жизни я занимаюсь музыкой, то есть я больше творческий человек. Я когда-то была преподавателем по гитаре, потом у меня была рок-группа. А сейчас я, скажем так, больше отпустила музыкальную тему и сейчас убилась именно в военно-патриотическую. Василий Ермаков, волонтер поискового отряда им. Комиссара Михеева: Стараемся встать к семи-восьми. Ну, не всегда, конечно, все к этому готовы. Поели, позавтракали – и в лес. По возможности, сколько можем, ходим. Можно, конечно, с перекусом ходить, но в этот раз мы лентяи, приходим обратно в лагерь на обед. Ну и после обеда, опять же, уже до темени, идем и копаем. Сложно на самом деле с аппаратом, естественно, научиться разбирать звуки, понимать, что ты нашел, чтобы не осколок, а что-то побольше было. Постоянно к старшим товарищам (ну, по опыту старшим) обращаешься: «Саша, Ваня, – еще кто-нибудь, – посмотрите, скажите, что это». Они: «Мы тебе по сотому разу уже объясняем». Вот это тяжело, да. А так все остальное достаточно просто. Голос за кадром: Волонтер Василий Ермаков – преподаватель Президентской академии из Москвы. Вместо кафедры у него на этой неделе лопата и металл-искатель. Признается: и сам не заметил, как друзья завербовали в отряд. Василий Ермаков: Постоянно соблазняли. Ну и соблазнился наконец, время получилось выделить. И меня и свой личный мотив есть, определенный, как и у многих в нашей стране. У меня есть родственники, которые погибли на войне, которых так никто и не нашел. И люди фактически-то живут, пока о них помнят. Я думаю, наверное, вообще просто вершина для любого поисковика – это найти бойца, найти его родственников и дать возможность похоронить человека. Ну, если кто-то когда-нибудь найдет моего прадеда, деда, я буду благодарен, наверное, до конца жизни. – Ну, из интересного нашли гильзы, скорее всего, от «Томсона» или от «Кольта». Подобной деятельностью плохие люди заниматься не будут. У нас все такие – люди с открытой душой, с которыми приятно вместе походить, покопать, поискать. Бывали случаи, когда, я помню, пришел пионер, который мечтал накопать немецких крестов и озолотиться, но, посмотрев на то, что происходит, он превращался в такого патриота, который прямо горит душой, который готов ездить, который готов жертвовать своим временем. Ну, прямо такое, можно сказать, перерастание человека произошло. Голос за кадром: Где-то в этих местах почти полностью погиб отряд НКВД под названием «Особые». Командир, майор Петр Коровин, и 119 бойцов несколько месяцев в районе Калуге совершали диверсии в тылу врага: пустили под откос около 20 эшелонов с боеприпасами, уничтожили примерно 2 500 гитлеровцев. Затем получили приказ возвращаться и пошли на прорыв. К сожалению, почти все погибли. Многие из героев до сих пор лежат в этом лесу. – Здесь люди отдали свою жизнь, отдали самое ценное, что у них было. Причем в большинстве в своем случаев эти люди очень молодые, им не всегда двадцать, им и двадцати нет. Я свято верю, что они где-то на том свете видят, что я их нашел. А я могу только о них позаботиться. Вот моя мотивация, другой нет. В прошлую весну мы подняли воронку, где было только 47 человек. Были именные солдаты. Было такое, что дочка солдата была жива, лейтенанта Безяева, которая хранила всю свою жизнь его фотографию. Ей было четыре года, когда папа ушел воевать. Он погиб под Орлом. Нашли мы его как раз в этой воронке, где 47 человек. И мои товарищи-поисковики отвезли дочке домой папу. София Саитова: Волонтер для меня – это милосердный человек, я могу это так назвать, которые жертвует собой ради других, своим временем, а некоторые – даже своим здоровьем.