Голос за кадром: Героиня программы – Мария Львова-Белова, благотворитель и общественный деятель, уполномоченный при Президенте по правам ребенка, в прошлом сенатор и член Общественной палаты Российской Федерации. Евгений Шматко: Мы все помним 27 октября. Владимир Путин, президент РФ: Мария Алексеевна, у вас и опыт очень хороший, большой общественной работы, и семейное, конечно, воспитание своих собственных детей. Конечно, эта площадка – омбудсмена по правам ребенка – она дает возможность применить все свои знания, навыки и весь свой опыт для того, чтобы на этом поприще добиваться серьезных, значимых результатов уже для большого количества семей и деток. Я так понимаю, что вы готовы к этой работе? Мария Львова-Белова, уполномоченный при Президенте РФ по правам ребенка: Владимир Владимирович, я благодарю вас за оказанное доверие. Для меня это правда большая честь. И защитой прав детей я занимаюсь уже 15 лет, опыт большой. Для меня это и личная история. Евгений Шматко: Были ли какие-то предпосылки к этому? Или это было как снег на голову? Мария Львова-Белова: На самом деле я видела публикации, которые выходили, я там в шорт-листе была под № 4–5, какие-то инсайдерские публикации. Но я понимала, что маловероятно, что это произойдет, потому что очень схожий такой портрет с предыдущей уполномоченной: мы как бы из одного города, обе матушки, обе многодетные, в одной общественной организации мы с ней были когда-то. Прямо совсем, как в анекдоте скорее. И поэтому я думала, что, да, я есть как участница президентского кадрового резерва, выпускница. Я понимала, что, скорее всего, это для численности. И когда мне позвонили и сказали: «Вы должны приехать, у вас будет встреча с президентом, и он на этой встрече будет решать – вы или не вы», – конечно, сердце зашло, потому что ну правда не ожидала, что это может произойти. И до последнего переживала, думала: «Ну а как? А вдруг Владимир Владимирович примет другое решение? А вдруг, пообщавшись со мной в очередной раз, он поймет, что я не тот человек, который должен быть на этой должности?» Евгений Шматко: Как Владимир Владимирович? Были ли какие-то вопросы от него лично? Потому что он тоже отец. Может быть, он говорил, что на эту конкретную ситуацию сейчас стоит обратить особое внимание? Мария Львова-Белова: Ну, наверное, когда он подписывал указ о моем назначении (наша первая встреча дистанционно была), то это скорее были такие общие напутствия про то, что: «Важная тема, но вы ее и так понимаете. Давайте разбирайтесь, двигайтесь». А вот вторая встреча наша личная, такая очень дорогая моему сердцу, когда мы обсуждали вопрос и помощи детям Донбасса – это такая текущая острая ситуация; когда мы обсуждали тему маленьких детей в домах ребенка и то, что эту самую, хотя бы маленькую категорию нужно убрать из учреждений, искать формы семейного устройства, поддержки кровной семьи, чтобы эти дети туда не попадали. И президент так посмотрел и говорит: «Но мы же не будем забирать детей из-за того, что холодильник пустой?» Я говорю: «Владимир Владимирович, нет, конечно. Как раз наоборот – мы все про то, чтобы у этих детей сохранились родственные связи. Если это не угрожает жизни и здоровью ребенка, то, конечно, приложить все усилия, чтобы эту семью сохранить». То есть он про такие действительно отцовские, человеческие вещи, очень близкие и понятные каждому. И меня просто совершенно поразило, что он так к этому подходит, прямо с душой, сердцем, и что детская тема для него не просто слова. Евгений Шматко: Как семья отреагировала? Они были к этому готовы? Мария Львова-Белова: Им было сложнее, конечно, потому что, будучи сенатором, я жила на два города, я ездила в Пензу регулярно, как бы семья была в Пензе. А тут мы понимали, что нам всем придется переехать в Москву. А так как у меня много детей, то это, конечно, много таких технических сложностей, связанных с переводом в школу, мужу надо будет как священнику служить, а это переход в другой приход, в другую церковь. Ну, очень и очень много таких вопросов, на которые не было ответа в тот момент. Поэтому мы думали, что раз это произошло – значит, так и должно быть, значит, эти проблемы мы будем решать по ходу. Поэтому, конечно, меня сразу семья поддержала, потому что она понимала, что на этой должности можно помочь большему количеству детей, можно сделать больше интересных проектов. И как любые близкие люди, которые любят и переживают за маму, за жену, ну конечно же, меня они поддержали. Павел Когельман, иерей, супруг Марии Львовой-Беловой: Я почувствовал невероятную какую-то гордость за нее, за то, что она своими усилиями, своей деятельностью смогла людям дать понять, что она может это сделать. И почувствовал радость, конечно. Не то что она этого хотела, к этому стремилась, но вся ее деятельность логично к этому привела. Не буду скрывать, была, конечно, и тревога какая-то, как это все будет в нашей семье, потому что это… ну, это сложно, это большая доля ответственности. Семья всегда под прицелом, так скажем, под пристальным вниманием окружающих. 4 мая у нас была годовщина – 19 лет как мы повенчались. Познакомились за год до этого, я ее заприметил в храме. Ну, я был такой захожанин, приходил на Рождество, на Пасху. Ну, увидел милую девушку, которая пела в хоре, как у Блока. И чем-то она запала мне в душу. Я стал ходить чаще. И в один момент набрался смелости (а я был очень скромный молодой человек) и сказал: «Меня зовут Павел. Я хочу с тобой познакомиться». Перед этим съездил на могилу, у нас есть местный чтимый в Пензе, помолился и сказал: «Если будет моя суженая, то пусть она будет моей». Евгений Шматко: И все случилось? Павел Когельман: Да. Не сразу, конечно. Были трудности. Это только в сказках бывает все хорошо. Но через год мы повенчались. Евгений Шматко: У вас двадцать два ребенка? Мария Львова-Белова: Ну, не совсем так. Евгений Шматко: Ну, это «Википедия». Мария Львова-Белова: «Википедия», да, но она не отражает деталей. У меня пятеро рожденных, четверо приемных. Евгений Шматко: Вы как-то их делите между собой? Или они все родные, все двадцать два родные? Мария Львова-Белова: Слушайте, они все родные. Я принципиально, когда мне говорят «свои – чужие», всегда говорю: «Они все мои. Как так?» Ну, говорят: «Это – свои, а это – чужие». Я говорю: «Нет. Это – рожденные, а это – приемные». И, конечно, у меня есть разделение между ними, потому что приемных мы брали подростками, и они уже сейчас все выросли, у двоих уже свои семьи. Они меня бабушкой никак не сделают. Я очень надеюсь, хочу понянчить. Евгений Шматко: Уже хочется стать бабушкой? Мария Львова-Белова: Конечно. Ну конечно! Ну что вы? Свои маленькие уже подросли, хочется понянчить. Поэтому пятеро рожденных – они еще относительно маленькие, ну так можно сказать, от четырех до семнадцати. А приемные уже выросли. И у меня есть тринадцать ребят под опекой. Это ребята с умственной отсталостью, которых я забрала из детского дома, которым дальше грозил психоневрологический интернат до конца их дней. И единственная возможность была их оттуда забрать – это физическая опека. Ну и так как у меня был определенный статус, я могла их группками брать. До тринадцати мы дошли, а дальше потом мне сказали: «Все, хорошо». И они живут в моих проектах. Павел Когельман: Я видел, что она такая. Я видел, что у нее есть свои дети, но этого недостаточно, вот хочет служить другим. Это все началось когда-то с подгузников в дом малютки, которые мы принесли, а потом все дальше и дальше. Палата отказников в детской больнице. И все это нарастало. Евгений Шматко: Цифра «двадцать два» кажется такой какой-то… Двадцать два ребенка, за которых ты несешь ответственность. Мария Львова-Белова: Да, ответственность за двадцать два, конечно, она существует, вне зависимости от возраста. И дети не перестают быть детьми, даже когда им становится восемнадцать лет. И даже скорее еще больше требуют внимания, требуют поддержки, какой-то финансовой обеспеченности. Поэтому уровень ответственности довольно высокий. Но когда ты просто понимаешь, что это твоя жизнь, что по-другому ты не могла, что это все было поэтапно… Они же не сразу двадцать два на мои плечи. Евгений Шматко: А легко было вообще на это решиться? Павел Когельман: Я был против, и я это не скрываю, и она знает, и все знают. Потому что, наверное, у мужчины и женщины разный склад ума. Вот женщина больше тяготеет к помощи ближним, к какой-то благотворительности, а мужчина более прагматичный. Есть свои дети. Ты не знаешь, как у тебя изменится уклад, как повлияет на своих маленьких детей (а мы брали взрослого подростка), насколько сможем справиться. Потому что отдать обратно – это предать еще раз этого человека. Были сложности. Мария Львова-Белова: Сейчас, например, изменились темы и Донбасса, и детей-сирот. Вот сейчас синхронизируем законодательство, чтобы этих детей можно было передать в семьи. И президент поручил убрать все бюрократические проволочки, чтобы у детей появилось нормальное детство в любящей семье. И вы не представляете, какой шквал пошел звонков от людей: «Мы готовы, мы хотим. Пожалуйста, дайте нам». Но при этом началось: «Беленького, с голубыми глазами, четырехлетнего. Чтобы у него были родители, которые погибли. И чтобы они были до этого какими-то интеллигентами, ну, из серии – врачи, педагоги. Чтобы у него была хорошая наследственность», – и прочие-прочие моменты. И когда ты начинаешь просто с ними разговаривать, то я просто рассказываю две-три истории из своего личного опыта, со своими личными детьми. Я говорю: «Ребята, вы как бы понимаете, что приемный ребенок – это ребенок, который пережил предательство близких, который пережил зачастую какой-то определенный этап времени в детском доме, а это вообще особое место со своими правилами, со своими устоями. И он это все принесет к вам в семью. У него есть опыт проживания, скорее всего, в неблагополучной семье – и это тоже будет у вас». И как бы ты рассказываешь, ну, из серии: ты берешь пятнадцатилетнего подростка, и он в какой-то момент, играя с детьми на полу, начинает кусать себя за ногу. И ты начинаешь недоумевать, потому что вроде бы он только что сейчас был нормальным, а тут он ведет себя как умственно отсталый. И если ты просто не знаешь про то, что дети, которые воспитываются в детском доме, не проходят кризиса трех, пяти и так далее лет, и они их проживают, когда эта любовь появляется, нормальное окружение появляется, и они проживают их, будучи взрослыми. И ты вспоминаешь своего трехлетнего малыша, который не знал, как любовь проявить, и он вцеплялся тебе, не знаю, в руку куда-то, в ногу, то есть он так любовь свою проявлял. И когда ты это начинаешь понимать, то ты думаешь: «О, нормально! Нам уже три. Дальше движемся уже на повышение». А для людей это шок. И когда ты пару историй рассказываешь, они говорят: «Ой, нет, мы не готовы». То есть, действительно, сердце-то большое, а не всегда это получается. И вторая часть – это про себя лично: как решилась и было ли страшно? Я в своей жизни редко когда что-то просчитываю – к сожалению, а может быть, и к счастью. Мария Львова-Белова: Сегодня мы не полным составом, в большой семье очень сложно всех собрать, поэтому сегодня старший сын Николай, второй сын Лев, дочка Варвара и дочка Евдокия. И, конечно, мой любимый муж – отец Павел. Евгений Шматко: Именно отец Павел? Или это только в стенах церкви? Или это уже такое нарицательное? Мария Львова-Белова: Ну слушайте, в принципе, совершенно как бы возможно и так, и так. Но так как мы находимся сейчас на территории храма, то отец Павел, так как он в облачении, поэтому вот так. – Божией воли ведь нет на наше бездействие. Есть такое слово «синергия» – это когда господь спасает нас вместе с нами. То есть обязательно для спасения нужно усилие, нужно воля человеческая. Николай Львов-Белов, сын: Для нас церковь – это, наверное, да, второй дом. Так еще и отец священник. Поэтому каждое воскресенье, каждую субботу мы здесь. Поэтому воскресные дни мы проводим в церкви, очень благочестивые, благочестивая семья. У нас мама очень активный деятель для всей страны, я бы так даже сказал, поэтому волонтерство. Соответственно, мы тоже в этом участвуем, помогаем людям, ходим на какие-то такие обширные проекты, приобщаемся к общим полезным делам. То есть мы можем пойти в детские дома, пойти с мамой на работу, бывает и такое, бездомных кормить. То есть мама нас приобщает. Мы приобщаемся как к семейным делам, так и к общеполезным. Не проходит и дня, чтобы мы не собрались вместе вечером, не обсудили какие-то события во всем мире. Мама каждый вечер нам рассказывает, что у нее случилось за этот день, какие-то тяжелые события, какие-то очень хорошие. И это очень хорошо, потому что семья – превыше всего. Поэтому для нас есть общественная жизнь и есть семейная. Семейная жизнь для нас составляет, наверное, большую часть нашей жизни. Она слишком большая просто, наша семья, и тяжело не находиться в ней, так сказать, то есть тяжело не быть ее частью, когда у вас столько детей. Поэтому для нас мама и наша семья – это самое важное. Но и не забываем про других людей, не забываем кому-то помогать, потому что это тоже очень важно. Евгений Шматко: Я не совру нашим зрителям, если скажу, что мы договаривались полгода об этом интервью. Хотя я, еще будучи в Пензе, говорил: «Надо снимать историю про Машу и ее семью». Мария Львова-Белова: Да-да-да. Евгений Шматко: И вот наконец-таки сошлись все планы. Насколько ваш график сегодня расписан вперед? Мария Львова-Белова: Ну, он расписан на три месяца уже сейчас, но это по каким-то ключевым встречам, мероприятиям. А так он заполняется с какой-то невероятной скоростью. То есть ты в понедельник открываешь и думаешь: «Ну, среда и четверг относительно полусвободные». И до обеда понедельника ты понимаешь, что все, уже ни о каком свободном времени вообще речь не идет. Поэтому ты в семь выезжаешь, а в одиннадцать вечера возвращаешься. Вот как-то так. – Сейчас реабилитация, две-три недели. Посмотрим на помощь реабилитации. – Я вообще уполномоченный при Президенте по правам ребенка. – Сегодня это реально, так что желаю вам, чтобы те идеи, которые есть в ваших головах, они воплощались с помощью неравнодушных людей, как Мария Алексеевна. Мария Львова-Белова: Вот сейчас мы проводим Федеральный детский общественный совет. Приехали ребята со всей страны, которые помогают уполномоченным в регионах. Мы сформировали такой федеральный совет, который при уполномоченном при Президенте. И ребята приехали… Я раньше их видела только дистанционно, а это первая такая наша личная встреча. – Вся наша идея заключается в том, что мы смещаем фокус с понятий «учитель» и «ученик» на понятия «человек» и «человек». – Еще хотелось бы отметить, как мы будем популяризировать наш ресурс, потому что не все же смогут о нем узнать. – Это правда все не зря. И сегодня, и вчера, и вся наша работа до и после – это точно не зря. Я сижу и думаю о том, где взять на все это денег. Думаю, что мы решим этот вопрос. Мария Львова-Белова: Когда они следят за качеством питания горячего в школе. Когда они придумывают алгоритм работы с буллингом в школе. Когда они задумываются о том, что иногда травят же не только детей, но и дети травят учителей. Представляете? Евгений Шматко: Это вообще, кстати, новая мысль. Мария Львова-Белова: То есть это какой высокий уровень ответственности у детей, что они это просто в целом замечают. Евгений Шматко: И опять про стереотипы. Мы все привыкли к тому, что, казалось бы, у нас ребенок всегда в позиции жертвы. Мария Львова-Белова: Конечно, да. Ребенок всегда прав, ребенок всегда в позиции жертвы, да. Евгений Шматко: А тут сами дети говорят, что время изменилось, и сегодня уже не ребенок в позиции жертвы зачастую. Это интересно. Мы пообщались с ребятами. Вообще вопрос безопасности их заботит, я так посмотрел по их ответам. Как думаете, с чем это связано? Мария Львова-Белова: Ну, во-первых, это связано, конечно, с громкими случаями, которые в последнее время частенько происходят и в школе, и в садике, и на улице. Здесь тема их личного участия. Их не просто беспокоит вопрос безопасности, а их беспокоит: «Как я могу поспособствовать тому, чтобы этого не произошло?» Чтобы каждый человек понимал, что если плачет ребенок, а его ведет взрослый, то совершенно незазорно подойти и просить: «А не нужна ли вам помощь?» – для того чтобы не повторился случай с педофилом, который нес ребенка, ребенок плакал, все вокруг видели, но никто даже не подошел. И это привело к страшной трагедии. Евгений Шматко: Расскажи, пожалуйста, как тебя сегодня занесло на этот форум, на котором твоя мама принимала решения и оценивала проекты ребят? Александра Львова-Белова, дочь: Ну, она вчера прислала мне оттуда видео, говорила, как здесь классно, какие здесь инициативные ребята. Вечером пришла тоже под впечатлением, рассказывала, говорит: «Тебе надо пойти». И вот я пришла сюда. Евгений Шматко: Так, а расскажи, чем ты занимаешься сейчас. Александра Львова-Белова: Я заканчиваю одиннадцатый класс, поступаю в театральный институт, пытаюсь. Евгений Шматко: То есть ты планируешь стать актрисой? Александра Львова-Белова: Да. Евгений Шматко: Почему? Александра Львова-Белова: Ну, это было моим любимым делом всю мою жизнь. Я и в театральные студии ходила, и сцена – как дом родной уже. Евгений Шматко: То есть ваш такой переезд в столицу в связи с тем, что маму назначили омбудсменом, – это только на руку? Александра Львова-Белова: Очень. Евгений Шматко: Или ты бы и так переехала из Пензы? Александра Львова-Белова: Я бы и так переехала, ну, если бы смогла поступить, конечно. Но это было, конечно, очень на руку и очень вовремя. Евгений Шматко: Расскажи мне, как мама относится к тому, что ты выбрала такой актерский путь. Александра Львова-Белова: Мама поддерживает. Она смогла с этим смириться и принять это.Сейчас полностью поддерживает и считает, что это мое решение, и если я люблю это дело, то оно должно стать делом моей жизни. Мария Львова-Белова:Я очень рада, что у меня сегодня есть возможность прикоснуться к такой важной традиции, как Последний звонок. Признаюсь честно, я в своей жизни это пропустила, потому что я выпустилась девятом классе, поступила в музыкальное училище, поэтому мне вдвойне ценнее, что сегодня я вместе с вами могу разделить эту радость. Евгений Шматко: Вы смотрите на это все как мама в первую очередь. Дальше – уже как общественник, как человек, у которого есть за спиной проекты, которые посвящены детям с инвалидностью. То есть вам близки эти проблемы, вы с ними работаете напрямую. Теперь вы уже представляете всех детей. У вас же ширится вот это понимание, с чем они сталкиваются. Как-то поменялось отношение? Мария Львова-Белова: Ну, на самом деле мне очень часто сложно отстроиться от своего восприятия, которое я получила в процессе жизни. Вот вы сейчас перечислили разные ипостаси, но, помимо этого, я еще дочь из многодетной семьи. В 90-е годы наша семья была малообеспеченная, и как бы у меня есть понимание, что такое жить в бедности, например, такой существенной. У меня были два брата и сестра, у нас очень большая разница в возрасте. Как я уже сказала, было сложное финансовое положение у семьи. И мне часто приходилось с братьями и сестрой гулять, много времени проводить, заниматься хозяйством, домашними делами, потому что в силу разных обстоятельств родители работали, занимались строительством дома и прочими такими бытовыми вещами. Поэтому моя молодость, можно сказать, прошла с коляской в руках. Ну, наверное, меня это спасло от каких-то вещей, за которые мы сейчас очень переживаем с нашими подростками. Но тогда для меня, конечно, это было таким серьезным сдерживающим фактором. Я очень грустила, что у меня нет возможности поиграть в «Казаки-разбойники», побегать. У нас тогда были немножко другие интересы. Но я тут же находила решение, то есть я делила всех детей на улице, выдавала им талончики, кто и когда сидит с моими братьями и сестрами, и прекрасно себе играла. Евгений Шматко: Организаторские способности. Мария Львова-Белова: Организаторские способности начинались уже тогда, да. Евгений Шматко: И все-таки теперь из всех этих ипостасей складывается большая картина. Мария Львова-Белова: Да, из всех этих ипостасей. Плюс у меня еще есть приемные дети, то есть это тоже особая категория детей, ребята с инвалидностью, которые у меня под опекой. И на самом деле у меня есть как бы весь калейдоскоп. И сказать, что во мне прямо что-то кардинально поменялось – наверное, нет. Скорее я утвердилась в мысли о том, что если ребенка любить, если ребенка слышать, если в ребенка верить, то даже самые сложные, самые трудные проблемы и черты характера возможно исправить. Когда я приехала на финал конкурса «Большая перемена», а там талантливые ребята, победители, такие все яркие, креативные, ну и у нас был такой мини-тренинг. И после этого ко мне выстроилась очередь из детей, они говорят: «А можно мы вас обнимем. Нам вот этого очень не хватает, нам этого очень хочется»; «Мне мама говорит: «Не обнимай меня. Иди и уроки учи». То есть ты понимаешь, что наши дети сейчас зачастую недолюбленные. Что касается ребят с умственной отсталостью, которых тринадцать человек, то здесь просто про понимание, что я могу им дать другую жизнь. И у меня есть для этого ресурс. И собственно мои проекты, моя деятельность и моей большой команды как раз на это направлена. Евгений Шматко: Я понимаю, что вы командный игрок. Столько раз уже прозвучало слово «команда». А кто эти люди, которым вы можете доверять? Мария Львова-Белова: Часть моих сотрудников пришли со мной вместе, они со мной прошли уже долгий путь – и общественный, и в Совете Федерации, и как бы сейчас уже перешли в эту позицию. Они мне во многом помогали, то есть такие тылы отстраивали. А сейчас я действительно смело уже могу сказать через полгода работы в этой должности про то, что у нас по-настоящему команда. Я сразу пришла и сказала: «Ребята, мы выстраиваем командную работу». У нас каждый работает на своем блоке, ответственность каждого конкретного за то, чем он занимается. И всегда я говорю о том, что работа на результат. То есть, в принципе, мне не интересен процесс, мне интересен результат. То есть результат есть – очень хорошо. И второй момент – это про атмосферу, про коммуникацию, про то, что это должно быть такое теплое, дружественное. Евгений Шматко: То есть душевность сохраняется и здесь? Мария Львова-Белова: Обязательно, да. А как можно без душевности, работая по детской теме, по защите прав детей? Это самое такое тонкое, уязвимое, чувственное. Евгений Шматко: Про проекты давайте поговорим, в частности про «Квартал Луи», про «Новые берега», про «Дом Вероники» и «Дом на Березовском». У вас четыре таких глобальных проекта, и все они про совместное сопровождаемое проживание. Откуда здесь растут ноги? Как появилась идея, что можно придумать вот такие локации, где люди с ограничениями по здоровью смогут реализовываться, и им будут при этом помогать. Мария Львова-Белова: Ну, также это было жизнью продиктовано. Мы приехали в детский дом, где ребята с инвалидностью на колясках, но интеллектуально сохранные. И в разговоре с мальчиком одним я говорю: «А что дальше?» Он говорит: «А дальше дом престарелых, после восемнадцати лет». И у меня просто шок, потому что смотришь на них… Ну да, на коляске. Ну, руки-ноги, может быть, не совсем такие, как у нас. Но голова-то светлая. То есть они хотят жить, хотят работать, учиться, создавать семьи, а у них такой возможности нет. И когда ты уже к ним привязываешься… А так и произошло, потому что мы приехали туда с командой волонтеров, и на протяжении нескольких лет мы регулярно, раз в несколько недель мы туда приезжали, с ними занимались, устраивали какие-то мероприятия. И когда ты понимаешь, что в восемнадцать лет все, конец, то ты думаешь: надо искать какие-то пути. И вот первый наш домик – мы его перестроили, «Дом на Березовском». Это был наш с мужем дом, кстати, где выросли наши четверо приемных детей, такой счастливый наш домик. И мы просто его переделали. Нашли благотворителей, которые помогли нам создать доступную среду. И первых четверых ребят туда перевезли. Евгений Шматко:Сегодня арт-поместье «Новые берега» известно во всей России. На территории в два гектара проживают сорок резидентов из девяти регионов, молодежь, семейные пары, люди с особенностями здоровья. А ведь финансирование для этой площадки вы собирали самостоятельно и буквально по крупицам. Мария Львова-Белова: И тут меня приглашает Дмитрий Анатольевич Медведев, он был тогда председателем Правительства. Он в резиденции в Горках собирал региональные НКО в преддверии Дня инвалида, ну, чтобы они рассказали, чем они занимаются и прочее. Мне дали две минуты. Я ему рассказала про то, что у нас уже созданы проекты «Дом Вероники», «Дом на Березовском», мы вот это делаем, вот это делаем. Я говорю: «Дмитрий Анатольевич, дайте денег». Евгений Шматко: Отчаянный такой шаг. Мария Львова-Белова: Я говорю: «Ну, как бы я многодетная мать. Вот мы все, что могли, мы сделали. Мы стройку начали. Но у меня больше нет денег, ну, как бы ресурсов нет. И я понимаю, что у меня получится это сделать». И он такой говорит: «Ну, давай я подумаю по линии бизнеса». Я приехала сюда, в Пензу. И сказать, что надо мной здесь смеялись – это вообще ничего не сказать, потому что никто, естественно, не поверил, что вообще кто-то что-либо мне даст. Ну, начали запрашивать какие-то сметы, запрашивать какую-то аналитику. Я тут уже нашла первые 10 миллионов, мы уже стройку как бы начали. Но спустя три месяца раздался телефонный звонок из серии 111, то есть я понимаю, что номер непростой. Я беру трубку, и там такой приятный мужчина говорит: «Мария, здравствуйте. Вот Дмитрий Анатольевич поговорил с Романом Аркадьевичем». Я думаю: «Дмитрий Анатольевич – понятно. Роман Аркадьевич – не совсем. Потом разберемся». Он говорит: «Мы вам решили пожертвовать 30 миллионов». Я думаю: «Вау! Как круто!» Оказалось, что мне звонил Андрей Городилов, это «правая рука» Абрамовича. И здесь 30 миллионов как бы Абрамовича. И когда ты про это людям рассказываешь, они говорят: «Либо ты врешь, либо у тебя есть какая-то «крыша» наверху, которая тебя как бы спонсирует». Но это правда. И когда уже… Евгений Шматко: А Абрамович не попросил потом какой-то отчет? Мария Львова-Белова: Нет, конечно, мы за каждую копейку отчитались. Евгений Шматко: Не приезжал? Мария Львова-Белова: Нет, мы звали, но он не приехал. Он побоялся, что я буду еще что-нибудь просить, наверное. Девчонки, привет! Привет, дорогая! А где все остальные? Привет! У нас есть такая любимая игра, называется «Капуста». – «Капуста», которую мы все любим. Мария Львова-Белова: Нас много. И вот так нравится, когда ты обнимаешься. И ты чувствуешь себя листиками одной большой капусты. Маленькие мои, что вы там готовите? Что готовишь? – Суп с лапшой. Мария Львова-Белова: Суп с лапшой? – Да. Евгений Шматко: А как сейчас дела в «Новых берегах»? Не тяжело ли было все это оставить, переезжая сейчас в столицу и понимая, что график будет еще более сумасшедшим, чем был до того? Мария Львова-Белова: Я уезжала с мыслью о том, что я это не оставляю, я даю новый импульс развития этому проекту. И сейчас мы на постоянной связи с командой. Конечно, меня поддерживает то, что там прекрасные ребята остались. Это моя команда, которую я собирала прямо по крупицам, которые знают и понимают, про что это. Я регулярно туда езжу. Ну как регулярно? Раз в несколько месяцев, но я все-таки туда приезжаю. Я понимаю, что стройка должна закончиться в конце сентября. Ну, как бы у нас намечены такие планы. И я полностью занимаюсь поиском финансирования для того, чтобы мы могли закрыть эту стройку. То есть договоренности с разными партнерами, которые с нами уже до этого работали, мы эту работу продолжаем с ними. И я очень надеюсь, что в конце сентября мы отметим торжественное открытие уже полностью всего комплекса. Мария Львова-Белова: Они очень скучают, очень! И каждое утро ты просыпаешься, а у тебя в соцсетях, в телефоне эсэмэски, сообщения: «Машулечка моя любимая!»; «Мамочка, ты когда приедешь?»; «Я очень соскучилась, давай скорее приезжай». То есть я понимаю, что им этого очень и очень не хватает. И, конечно, это моя такая боль в сердце. Но по-другому не получается. И в какие-то моменты ты принимаешь решение, что просто жизнь теперь так сложилась. Да, ты стараешься, обеспечиваешь всем необходимым. Я смотрю кадры, которые, например, дополнительно набирают. Ты смотришь на соответствие тем правилам, которые ты задумывала, тому отношению, которое должно быть в этом проекте. Это же моя душа, это мое дело, детище. И здесь невозможно… Ну, это мой ребенок еще один. Евгений Шматко: А как ваши дети относятся к этому проекту? Они здесь бывают? Мария Львова-Белова: Да. Мои дети в этом всем выросли, поэтому для них это вообще норма. Они с рождения ездят на колясках, на коленях у кого-нибудь из ребят. У нас всегда гостили сироты, и это было вообще норма, и на выходные, потом мы их в семью взяли. У меня была недавно история. Я приехала в приют, а там девочка одна – ну, прямо моя вообще, ну прямо не могу! Двенадцать лет. И ты понимаешь, что ее вряд ли кто-то возьмет, потому что она уже подросток. И ей семья нужна, то есть она еще в детском доме не была. В общем, сейчас нужно устраивать. А у меня дети старшие были в «Орленке», 14 и 16 лет. Я им звоню и говорю: «Ребята, так и так, девочка. Может, возьмем?» И мне старшая дочка кричит: «Ребята, у меня будет новая сестра!» И я, знаете, просто с этой трубкой сижу, и я понимаю, что я нормально воспитала своих детей. Это самое главное и самое ценное. А сын только спросил: «А где она будет жить?» Я говорю: «Сынок, в той комнате, куда ты собирался переехать». – «Да, мама? Ну, если ты считаешь, что это нужно – ну ладно, хорошо». Александра Львова-Белова: Мне было семь лет, когда взяли первого. Евгений Шматко: Ну, это уже такой осознанный возраст. Александра Львова-Белова: Осознанный возраст, конечно. Но до этого всегда эти ребята… Ну, мы их всех знали, мы всегда к ним приезжали в детские дома в гости. Они к нам тоже приезжали, гостевой режим был такой, что просто приезжают. И мы очень любили всех, кто к нам приезжал. Мы были очень счастливы, потому что всегда хотелось старшего брата, старшую сестру. Это просто какой-то мечтой было. И когда мама просто говорит: «Ну как вы? Готовы?» – «Да, конечно, мы будем очень рады». Я даже не помню на самом деле… То есть я помню, что было, что спрашивали. Я помню просто, что никогда не было никакого чувства: «Почему так? Зачем это все?» Ну да. Евгений Шматко: А расскажи мне про ваши какие-то семейные традиции, семейные праздники. Все-таки такая большая семья. Наверняка у вас как-то все устроено не так, как, скажем, «мама, папа, я». Когда у вас такое количество людей, где вы собираетесь, что вы делаете? Александра Львова-Белова: Конечно, намного сложнее собраться. Собрать все это огромное количество людей – это очень сложно. Мы все разбросаны по городам. На большие праздники – Рождество, Пасха, дни рождения чьи-то – всегда все собираются где-то. Мария Львова-Белова: Наверное, где-то каждый из них ревнует. И я уверена, что каждый вырастет и, наверное, не предъявит, что чего-то им не хватало: времени, любви, заботы. Но очень хочется, чтобы этого было как можно меньше. Ну, поживем – увидим. Николай Львов-Белов: Вы знаете, всегда это было очень тяжело, когда она была в Совете Федерации. Все было намного легче. То есть мама была с нами, а сейчас же мы переехали к ней, мы стараемся быть всегда рядом и каждую минуту, которую мы проводим с ней вместе, просто используем на полную. Да, мама уезжает рано утром, возвращается поздно вечером, но всегда, когда мама приходит, всей семьей бежим ее встречать, садимся вместе за стол, стараемся как-то за ней поухаживать и провести это время по максимуму. Евгений Шматко: Есть ли у вас какие-то принципы как у представителя всех детей, которым вы будете верны до конца? Мария Львова-Белова: Слышать голос ребенка, потому что «ничего для нас без нас» – этот принцип, мне кажется, очень важный. Сколько угодно можно придумывать каких-то проектов, решений, но если это не нужно детям или если они видят это немного иначе, или если это не приносит какого-то результата, именно помощь детям, то, наверное, это не имеет смысла. Это про искренность, человечность, душевность, то есть такая помощь сердечная. Она не должна стать бюрократической, она не должна стать какой-то фальшивой. Это всегда должно быть искренне и с любовью. И это про то, что не бывает маленьких дел, не бывает незначительных обращений, не бывает проблем, связанных с детьми, скажем, неважных. То есть все важно. И даже какой-то небольшой элемент, небольшое какое-то вмешательство зачастую может решить судьбу одного маленького человечка. Евгений Шматко: Ваш совет детям и ваш совет родителям? Мария Львова-Белова: Совет детям? Не бывает безвыходных ситуаций. Пока ты жив, из любой ситуации можно выйти. И хочется пожелать, чтобы рядом с ними оказались люди, которые смогут их услышать, которые смогут их почувствовать, полюбить, отогреть и дать им заботу и внимание, которые им так необходимы. Павел Когельман: Детям всей России? Евгений Шматко: Детям всей России, да. Павел Когельман: Я посоветовал бы им жить на полную катушку, но не в том выражении, как это сейчас принято – получить от жизни все, все удовольствия, а жить, именно раскрыв себя, раскрыв свои таланты, раскрыв свои способности. Использовать все возможности, которые есть вокруг тебя. Брать для своих идеалов и ориентиров не какие-то навязанные нам ценности, а то, что именно присуще нашему народу, то есть выбрать для себя правильные идеалы. Мария Львова-Белова: А для взрослых – видеть в детях все-таки человека. У нас, взрослых, как обычно бывает? Какое-то собственничество: «Ребенок – это мое». Евгений Шматко: «Ращу его под себя. Я его воспитываю так, как мне надо». Мария Львова-Белова: Да. «Я его ращу. Как это так? У меня же есть принципы, и я хочу, чтобы он вырос врачом. И с самого детства мы этим занимаемся». А это про то, что ребенок – тоже личность. И чтобы родители научились слышать этот голос ребенка, чтобы они понимали, что если он себя ведет как-то иначе, по-особенному – значит, на это есть какие-то причины, и нужно их искать. И вот эта чуткость нас, взрослых, может сделать жизнь детей намного-намного теплее, светлее и счастливее. Евгений Шматко: Я не знаю, как у вас, Маша, это получается. Все интервью у меня сегодня в мурашках. Я надеюсь, что хоть капля этой атмосферы передастся нашим зрителям в том числе. Спасибо огромное за уделенное время. Мария Львова-Белова: Спасибо. Евгений Шматко: Я надеюсь, что все ваши проекты будут реально иметь результат, потому что я вижу в вас человека, который не про поговорить, а все-таки про то, чтобы сделать. Спасибо. Давайте обнимемся просто уже без камеры. Правда, спасибо огромное! Мария Львова-Белова: Спасибо и вам.