«Блондинка на войне» - так описывает себя Евдокия Москвина на личной страничке в Инстаграм. Она режиссер-документалист. Родилась в Туле. Сейчас живет в Париже. Большинство ее фильмов посвящено судьбам людей на войне. Свою работу «Запрещенные дети» Евдокия сняла в сирийском лагере Аль-Холь, где в плену у курдов находятся тысячи жен и детей погибших боевиков ИГИЛ (запрещенной в России террористической организации). Главная задача фильма – возвращение на родину пятерых чеченских девочек, которых вывезли в Сирию завербованные родители. И дети поневоле стали частью халифата. Евдокия, здравствуйте. Евдокия Москвина: Здравствуйте. Олеся Руснак: Вы отважный человек. И это достойно восхищения. Но скажите, зачем блондинка из Парижа отправилась на войну спасать чужих детей? Евдокия Москвина: В первую очередь я режиссер-документалист, кинорежиссер. И меня волнуют человеческие судьбы и человеческие истории. И оказалось, что самой актуальной темой (и до сих пор она является, как мне кажется, самой актуальной) являются как раз лагеря военнопленных. И самое страшное, что в этих лагерях очень много детей. То есть это дети, которые жили при ИГИЛ, которых либо родители увезли, либо они родились там. Об этом нужно не просто снимать, об этом нужно кричать. Олеся Руснак: Евдокия, а как вы нашли этих девочек, именно эту историю? Кто вам ее рассказал? Откуда вы узнали? Евдокия Москвина: Я узнала, что в России этими детьми, которые сидят в лагерях, занимается правозащитница Хеда Саратова. Она живет в Грозном. Я полетела к ней в Грозный на встречу. Она собрала круглый стол, она позвала дедушек и бабушек. Она сказала: «Вот смотри, два дедушки сидят». Ну, когда они с двух сторон родителей. «Вот у них пять внучек, все девочки, все сестры от одних родителей. И все они сейчас сидят где-то там в курдском лагере, и судьба их совершенно неизвестна». Олеся Руснак: Под вопросом. Евдокия Москвина: И я понимаю, что это очень трогательная история. И я договорилась с героями, поехала рано утром на следующий день в эту деревню в Знаменском районе и снимала дедушку. И так начался этот путь, когда я познакомилась вообще с этой историей. Конечно, мое желание в принципе осветить эту тему и дать какой-то толчок к их вывозу, потому что на тот момент никого не вывозили. У меня были их фотографии и, в общем-то, всё. Когда их родители погибли, они вышли все впятером, держа на руках самую маленькую, которой был тогда годик с небольшим, истощенные, потому что они ели траву несколько месяцев. И они пошли просто в сторону курдов по пустыне. То есть они не знали, куда они придут. И они шли по пустыне 12 часов. Они держались все время за руки. Пережив смерть родителей, им было страшно потерять друг друга. Они пришли к курдам. Они выходили периодически на связь по WhatsApp и там периодически писали дедушек с бабушкой, что «мы в курдском лагере». Вы видите в фильме на камеру, как я их нахожу. То есть это не постановочная история. Именно так и было на самом деле. Олеся Руснак: Евдокия, а кто вам помогал уже там, в Сирии? На кого вы могли, например, сослаться в каких-то конфликтных ситуациях, сказать, что «мы с ними»? Евдокия Москвина: Когда ты снимаешь на войне, ты нанимаешь переводчика и водителя. Ну или это в одном лице водитель и переводчик, который еще вроде бы как несет ответственность за твою сохранность. Олеся Руснак: Это местный человек? Евдокия Москвина: Да, это местный человек, который работает с журналистами. Те, кто снимают на войне, они знают. То есть ты заранее через своих коллег узнаешь о каком-то проверенном человеке, договариваешься с ним. И этот человек тебя встречает на месте и сопровождает, переводит. Он знает блок-посты, знает людей на блок-постах, знает, как проехать, чтобы не нарваться, знает безопасные дороги. Вот когда я прилетела в Эрбиль (это Иракский Курдистан), там есть наше посольство, я общалась с консулом. Но когда я ей сказала, что я хочу в лагеря, они покрутили у виска и сказали, что «вы понимаете, что как только вы пересечете границу с сирийскими курдами, вас могут расстрелять?» Я вспоминала страшную историю, которая произошла с другими документалистами Центральной Африканской Республики. Саша Расторгуев. А я училась по его фильмам и я знала его. Мне эта история была очень близка. И я представила сразу в голове, что меня расстреливают. Потом я долго разговаривала со своим вот этим… И он меня убедил в том, что курдам вообще неинтересно меня расстреливать. Им, наоборот, нужна максимальная медиаогласка того, что у них сосредоточилось такое количество людей со всего мира, особенно русских. Олеся Руснак: Были моменты, когда вы думали вернуться? Ну, когда, может быть, было страшно или вы понимали, что, скорее всего, их не найдете? Евдокия Москвина: Да, были такие моменты. Олеся Руснак: Но что вам помогало двигаться дальше? Евдокия Москвина: Я поняла, что я правда могу, если я немножко напрягусь, спасти 5 жизней. Олеся Руснак: Были какие-то конфликтные ситуации? Может быть, даже немножко опасные. Евдокия Москвина: Дети действительно очень агрессивные. Фон там агрессивный в этих лагерях. Это можно понять. Они живут, взрослеют в этих условиях по сути заложников. И когда они взрослеют, их переводят в тюрьму для подростков. Поэтому, конечно, их агрессия обоснована. Не могу сказать, что нам в этих лагерях прям были рады. Потом было такое, что мне кричали вслед: «Покройся, это харам». То есть была такая агрессия на меня, что я непокрытая была в смысле головы. Олеся Руснак: От женщин, да? Евдокия Москвина: От женщин, да. Кричали. Олеся Руснак: Опишите свои эмоции, когда вы девочек нашли. Евдокия Москвина: Я почувствовала огромное удовлетворение. То есть я поняла, что все мои усилия были не напрасны, что, как минимум, я их нашла. Еще такой интересный момент. Они мне сказали, что с момента нашей первой встречи они потом каждый день в течение почти что где-то 5 месяцев приходили на это место на рынке в надежде меня увидеть. Потому что я же им сказала, что я вывезу не сегодня и не завтра. И они не знали, когда. И они очень переживали, что я их не найду снова. И вот они приходили каждый день на это место, где со мной встретились, в надежде там меня увидеть. Когда наших девочек курды забрали и везли уже на встречу с тетей, они им сказали, что «мы вас везем на встречу с тетей», то они были настолько напуганы, и они не верили курдам, потому что они слышали истории, когда детей забирали и увозили в неизвестном направлении. И они думали, что курды их просто обманули, чтобы успокоить. И они всю дорогу плакали. Олеся Руснак: Бедненькие. Евдокия Москвина: А старшая (видимо, которой 13 лет), которая понимала вообще, какая участь ее ждет, ее рвало всю дорогу. В каком ужасе она пребывала, в каком страхе, что ее выворачивало! И, конечно, когда они увидели тетю, успокоились, обрадовались, плакали. Олеся Руснак: Что сейчас с ними? Вы общаетесь? Поддерживаете связь? Евдокия Москвина: Да, у меня очень хорошие отношения сложились со всей семьей. И они мне как родные уже стали. Я слежу за их новостями. У них тоже сейчас проблема в том, что суд не хочет признавать погибшими их родителей. Потому что нет тестов ДНК, нет доказательств, нет тел, так сказать. И тоже их тетя, которая стала их официальным опекуном, она уже 1.5 года судится, чтобы девочкам назначили пенсию по потере кормильца. Олеся Руснак: Обращались в благотворительные фонды, может быть? Кто-то им помогает? Евдокия Москвина: Да. Им помогает фонд «Справедливая помощь доктора Лизы». У них есть программа помощи детям, пострадавшим в войне. И как раз девочки попадают под эту программу. Уже два раза им оказывали материальную помощь. Олеся Руснак: Что у вас сейчас в планах? Может быть, вы уже начали что-то снимать? Евдокия Москвина: Я продолжаю снимать сирийскую тему. Ко мне обратилась киностудия имени Горького с просьбой снять больше на эту тему. Вот сейчас как раз ведем подготовку фильма. Так что ждите в конце года. Появится новый фильм. Олеся Руснак: Будем ждать. Спасибо. Евдокия Москвина: Спасибо вам.