Живой колорит
Юлия Берлетова: Погремушечка?
Григорий Коротких, руководитель АНО Межэтническая ассоциация «Ильсат»:Это погремушечка, называется шаркунок. И вообще шаркунки, они разных делаются размеров. Вот, например, подольше, то есть побольше. Вот такой. Большие шаркуны, они могли использоваться вместо шаманского бубна.
Юлия Берлетова: А изображено это что?
Григорий Коротких:А изображено здесь мировое дерево. И здесь различные селькупские орнаментальные элементы. Этот символ – это утки в селькупском орнаменте.
Юлия Берлетова (за кадром): Музей, он же офис и магазин – три в одном.
Григорий Коротких:Здесь представлены три традиционных селькупских ремесла. Плетение – это древнее селькупское ремесло. Это такая универсальная архаика по всему миру. Другое ремесло – это художественная обработка бересты.
Юлия Берлетова (за кадром): Григорий Коротких – хранитель культуры и языка предков, не фанат неинтересной подачи материала, настаивать на своем умеет.
Григорий Коротких: Кстати, хотите, я вам буду все по-селькупски рассказывать.
(Говорит по-селькупски.) Такой большой завернутый нож охраняет ребенка от злых духов. Ребенок сам себя не может защитить. Вот матери так и защищали.
Юлия Берлетова (за кадром): Григорий родился в Северске, живет в Томске. Ему 22 года, из них шесть лет изучает язык одного из коренных народов своей Родины.
Это кадры из документального фильма 1999 года лингвиста Ольги Казакевич об экспедиции в Красноярский край.
Григорий Коротких: Ой, Ольга Анатольевна…
Юлия Берлетова: Чего спросила? Чего сказала?
Григорий Коротких: Она сказала, типа: «Добрый день, Гриша». И что-то вроде как спрашивает: «Как ты работаешь по селькупскому языку? Что делаешь?»
Ольга Казакевич, заведующая лабораторией исследования и сохранения малых языков Института языкознания РАН: Вот селькупы пришли с Саян, где-то из предгорья Саян. И пришли они примерно на территорию нынешней Томской области где-то больше тысячи лет назад, где-то в первом тысячелетии. И там они жили-жили и дожили… ну, на севере Томской области, и дожили они до Ермака Тимофеевича, когда вот пришел Ермак Тимофеевич, победил хана, и завоевали русские Сибирь. И пошли переселенцы русские. Ну, сначала не так много, но они стали двигать хантов.
Юлия Берлетова (за кадром): Ольга Казакевич заведует в Институте языкознания РАН лабораторией исследований и сохранения малых языков, 50 лет занимается селькупским, правда, диалектами исключительно северных селькупов – тех, которые осели на Ямале и в Красноярском крае. Там и сейчас живет большая их часть. Всего же селькупов в России чуть более 3 500.
Ольга Казакевич: Вообще там говорящих, по оценкам конца прошлого десятилетия, было на круг, наверное, человек шестьсот. Но это если брать разный уровень говорящих. Они там сохранили свой язык гораздо дольше, чем те, кто остался в Томской области.
Григорий Коротких: Это язык Томской области. Это язык, который здесь всегда бытовал. Как бы исторически на селькупском говорили на большей части территории Томской области. Краеведением я интересовался всегда. Со старшим поколением я общался всегда. Для меня селькупский – это язык моей земли.
Юлия Берлетова (за кадром): Два года назад Григорий стал руководителем некоммерческой организации «Ильсат» – это по-селькупски «Душа». Написал заявку и выиграл президентский грант на создание учебного материала для изучения селькупского. Заканчивает работу над методичкой и ищет новые формы сотрудничества с интересными людьми.
Григорий Коротких: (Говорит по-селькупски.) Это наш шаман Алексей.
Юлия Берлетова: А что значит «наш шаман»?
Григорий Коротких: Если у вас нет своего, то как бы нам вас жаль.
Юлия Берлетова (за кадром):Алексей – мастер по дереву и кости, делает уникальные индивидуальные обереги и лет десять как изучает шаманизм.
Алексей Ганагин: Провожу так называемые календарные обряды, то есть обряды, связанные с движением солнца, с культом солнца, с солярным культом, который для селькупов, насколько я могу понимать, имел довольно большое значение. Также, я рассказывал, мы проводили обряд первой воды, обряд кормления реки.
Юлия Берлетова: Это у селькупов именно есть такое?
Григорий Коротких: Есть такое, да.
Юлия Берлетова (за кадром): Интерес к архаическому орнаменту предков набирает обороты и уходит в массы. Нежилые деревянные строения в Томске недавно преобразились.
Григорий Коротких: Это движение «Том Сойер Фест – Томск» совместно с Музеем славянской мифологии выиграли тоже проект и взяли на себя роль – создать арт-консервацию нескольких домов.
Алексей Ганагин: Перед нами находится такой ассамбляж, как это называется. Это такая иллюстрация того, каким видели мир архаичные селькупы, ханты. Здесь, как вы видите, три такие секции, они символизируют три мира. Лягушки. Здесь много таких рыб, опять же схематичных. Мы можем увидеть средний мир, где тоже, как и на эмблеме нашей организации, изображен такой чум – это дом. Мы можем увидеть…
Юлия Берлетова: В смысле – с веточками?
Алексей Ганагин: Да-да-да.
Юлия Берлетова: Как дерево такое.
Алексей Ганагин: Да, да. Он очень похож. Мы можем увидеть в центре этого солнца птицу, и это глухарка. Это символ души.
Юлия Берлетова: А у «Ильсата» эмблема не птичка?
Григорий Коротких: У «Ильсата» эмблема – это тот самый большой квадратик, и он создан в технике лоскутного шитья. Октябрина Владимировна создала наше знамя.
Октябрина Тиунова: Я не знамя создала, я, вообще-то, знаете, лоскутное шитье преподаю уже десять лет. Допустим, что шишка обозначает, глухарка что обозначает. Сначала это было трудно для меня решить: ну как это можно претворить в ткани-то, в тканях-то?
Юлия Берлетова (за кадром): У Октябрины дедушка 1888 года рождения был селькупом, но он уже на родном языке особо не разговаривал.
Октябрина Тиунова: Вот это дедушка.
Юлия Берлетова: Ой, похож!
Октябрина Тиунова: Он говорил с большим акцентом.
Григорий Коротких: По-русски?
Октябрина Тиунова: По-русски, да, по-русски, но с большим акцентом разговаривал.
Юлия Берлетова: А вы уже все, да? Не учили?
Октябрина Тиунова: Нет. А кто меня учил бы? Бабушка говорила, что она пробовала, конечно, что-то говорить, но у нее все по-матерному получалось, не выговаривала ничего. Ну и она забросила тоже, не стала учить ничего. Мне мама говорила: (Говорит по-селькупски). Больше ничего не знаю.
Юлия Берлетова: Это «один, два, три, четыре»?
Григорий Коротких: Это «один, два, три, семь».
Юлия Берлетова (за кадром): Сейчас в России 47 коренных малочисленных народов – более 300 тысяч человек. В основном они живут на Севере, в Сибири и на Дальнем Востоке. У них особый статус и ряд льгот со стороны государства: квоты на дрова, вылов рыбы, охоту, субсидии на лекарства, летний отдых детям, поступление в институты. И они раньше уходят на пенсию.
Николай Плужников, научный сотрудник Института этнологии и антропологии им. Н.Н. Миклухо-Маклая РАН: Часть малых народов, как считают, например, мои более старшие коллеги, уже предыдущего поколения, они считали, что часть этих народов были придуманы искусственно. Допустим, существуют такие крупные народы, как эвенки и эвены, которых до революции называли тунгусами – общим словом. И у них родственные языки, но считается, что они разошлись где-то в Средние века, где-то в XIV–XV веке, наверное.
Маргарита Попова: Я еду в стойбище.
Юлия Берлетова (за кадром): Маргарита Попова едет в глубину своей малой родины знакомиться с теми, кто еще говорит на языке ее предков – эвенском.
Маргарита Попова, руководитель творческого объединения «Кындыкан»: Я, получается, была единственной якуткой в детском садике. Это был детский садик для строителей. Ну, отношение ко мне было такое от некоторых ребят достаточно острое, такое недружелюбное отношение, меня обзывали по национальному признаку.
Юлия Берлетова (за кадром): Учить родному якутскому языку взрослые Маргариту не стали. В школе, напротив, одноклассники общались на якутском. Маргарита им не владела и молчала. Чувство белой вороны не покидало ее очень долго. Потом она закончила университет, факультет пиара, работала в администрации главы Республики Саха. Два года назад круто изменила жизнь.
Маргарита Попова: Привет, папа! Как самочувствие, папа?
Юлия Берлетова (за кадром): Папе Маргариты – Василию – 75 лет. Он родом из села Ситте, которое в 300 километрах от Якутска. Выучился он на инженера, но в деревню обратно не вернулся, остался жить в городе. Но память рода все же заставила вспомнить о корнях.
Василий Попов: Мы произошли от бабушки Кындыкан, которую нашли в стойбище. Мы, дети, ничего не понимали. Мы даже стеснялись, что мы тунгусы.
Юлия Берлетова (за кадром): Тунгусы – они же эвены – коренной народ Восточной Сибири. Кочевники, которые на оленьих упряжках совершали тысячекилометровые переходы через тайгу, степь, горы и болота. Такая мобильность поражала воображение русских первопроходцев. В современной России, по переписи 2010 года, осталось чуть более 22 тысяч эвенов. На родном – эвенском – говорят всего около 6 тысяч человек.
Маргарита Попова: Я приняла решение твердое – уйти с последнего места работы практически, можно сказать, в никуда, в некий такой поиск. И в 2019 году… Ранее я знала, что отец говорил, что вот у нас есть северные корни, что у нас есть история бабушки.
Юлия Берлетова (за кадром): Три года назад у Василия случился инсульт, и Маргарита за ним ухаживала. Они стали больше общаться. Папа рассказал, что бабушку его отца нашли в стойбище, в котором все погибли от оспы, а она чудом осталась жива.
Василий Попов: Нашли охотники, которые переправились на правый берег Лены и поднялись на гору, нашли стойбище.
Маргарита Попова: Я знала эту историю, чувствовала. И просто я в конце его прошу сказать: «Назови ее имя. Назови ее имя». Он после инсульта кое-как говорил. Он говорит: «Кын-ды-кан», – очень так тихо, сложно. Я говорю: «Еще раз скажи». Он: «Кын-ды-кан». И вот три раза он это повторил. И на последний раз (я могу только так объяснить) как будто меня что-то… не знаю, обухом по голове как бы ударили.
Юлия Берлетова (за кадром): Второй год Маргарита создает с нуля этнический бренд «Кындыкан», чтобы через удивительную историю спасения маленькой девочки о народе Крайнего Севера – эвенах – узнал весь мир.
Дмитрий Воробьевский, креативный продюсер и сценарист: Это на самом деле массовка. Мы едем уже на третий день после похорон. Там еще часть обрядов должны были совершить.
Юлия Берлетова (за кадром): Документалистам из Москвы удалось снять важный для истории материал и здесь жизни малых народов Камчатки.
Дмитрий Воробьевский: Мы приехали в один из самых удаленных районов Камчатки – в село Манилы, это Пенжинский район, он на самом севере Камчатки находится. И вот мы приехали и узнали, что умер человек. Конечно, мы не могли ни на что подобное рассчитывать. Насколько я понимаю, мы первые и единственные, кто в принципе вообще снял этот обряд огненного погребения, который действительно сохранился еще у коряков, у чукчей.
Юлия Берлетова (за кадром): Камеры записали многодневный ритуал прощания с человеком – ровным счетом все именно так, как происходит у коряков веками.
Дмитрий Воробьевский: Один день похорон. А потом, через три дня, на третий день они туда приезжают, сгребают кости, накрывают это место сожжения кедрачом, там совершают определенные ритуалы. Там такие символические ворота из веток ольхи (это у них священное дерево), которые как бы закрывают мир живых. Таким образом это место закрывается – и все, и оно больше никогда не посещается.
Юлия Берлетова (за кадром): Теперь этот обряд – эпизод документального фильма. Весной 2022 года кино вышло в прокат.
Дмитрий Воробьевский: Есть ощущение, что, может быть, мы застали последнее поколение тех, кто сохраняет эту культуру.
Юлия Берлетова (за кадром): Это кино – проект Фонда Николая Расторгуева. На средства президентского гранта снят уже второй фильм о малочисленных народах России. Два года назад был Алтай, а осенью 2021 года команда отправилась в экспедицию на Камчатку. Больше двух месяцев снимали материал о быте и традициях коряк, ительменов, чукчей, эвенов и алеутов.
Дмитрий Воробьевский: Задача состоит в том, чтобы зафиксировать срез того, что сохранилось из культуры коренных народов на сегодняшний день, не приукрашая, не сгущая какие-то краски. Чем дальше туда, в глубинку, тем люди какие-то более простодушные, такие открытые.
Юлия Берлетова (за кадром): Задача максимум была снять быт кочевых оленеводов. Сделать это непросто. Причина – в отсутствии транспортной доступности.
Дмитрий Воробьевский: Там в принципе нет дорог никаких, ну, кроме как от Петропавловска к каким-то самым ближним точкам. А весь полуостров пересечен горами. И иначе как на вертолете или на самолетах малой авиации, вот этих небольших… А нам-то нужны были самые удаленные районы. Лично меня, конечно, больше всего впечатлил именно быт оленеводов, которые каждый год проводят там, в тундре, кочуя с табуном, с марта по декабрь. А кто-то и на зимний период остается сторожить табун. Это, конечно, то место, где в наибольшей мере, наверное, сохранился традиционный быт, потому что это такое кочевое скотоводство. И это, конечно, впечатляет. Как только уходит традиционное хозяйство, уходит все.
Николай Плужников: Прошлое, оно имеет совершенно колоссальный энергетический потенциал, оно может воодушевлять человека на свою жизнь. И поскольку они живут в настоящем времени, а предки жили в прошлом, то эти времена связываются. И получается вот эта непрерывность жизни.
Нина Грузинская:Томской губернии Томского уезда Тискинской волости. Инородец Костенькиных Анисим Яковлевич Пичогин.
Юлия Берлетова: Вот что это значит?
Нина Грузинская:Инородец? Это остяк. Раньше так называли.
Юлия Берлетова: А, это остяк?
Юлия Берлетова (за кадром): У Нины вся семья – остяки. Это устаревшее название малочисленных народов Севера: хантов, кетов, селькупов.
Нина Грузинская:До 54-го года в свидетельстве о рождении, в мамином свидетельстве о рождении, там у нее написано «остятка». А у меня уже – «селькупка».
Юлия Берлетова (за кадром): Нина хорошо помнит свою бабушку Марину, у которой было 19 детей, и она прекрасно говорила на селькупском.
Нина Грузинская: К нам очень часто в деревню приезжали ученые-лингвисты. Помню, утром баба хлопочет около плиты, жарит, что-то парит, варит и рассказывает. А ученые сидят и записывают. У нас в семье, когда я у бабы интересовалась языком, и баба, и мама говорили, что не надо говорить, потому что как бы не приветствовалось это той властью, нужно было всем говорить на русском.
Юлия Берлетова (за кадром): Запретить говорить можно – что и было сделано. А вот привычный уклад жизни старались сохранять. И сейчас продолжают это делать. В лес ходят как на работу: кто – по ягоды, кто – по шишки.
Юлия Берлетова: Интересно! Вы это едите? И я хочу попробовать шишку.
Нина Грузинская: Конечно. Это очень вкусно!
Юлия Берлетова: Прямо обычную, вот такую, можно?
Нина Грузинская: Можно, можно.
Юлия Берлетова (за кадром): И за берестой для любимого традиционного занятия.
Юлия Берлетова: Вот это да! Красивая, очень красивая!
Нина Грузинская: Вот именно эта. Видите, она такая чистейшая.
Юлия Берлетова: Очень красивая!
Нина Грузинская: И она мягкая вот сейчас. Она – как кожа.
Юлия Берлетова: Можно ее потрогать?
Нина Грузинская: Да. Ее можно заворачивать сейчас как хотите.
Юлия Берлетова: Ой, правда!
Нина Грузинская: Тяга к ремеслу. Это, наверное, уже в крови генетически, наверное, как-то заложено. Допустим, меня сильно тянет работать с берестой. Очень!
Юлия Берлетова (за кадром): Нина родом из небольшой деревни Новосондрово Колпашевского района, училась же в соседней, где был интернат для детей коренных народов Севера.
Нина Грузинская: Дети, попавшие в интернат, оторваны от той среды, в которой они родились. Очень многие утратили эти навыки, которые приобретаются с детства. С пяти лет можно уже ходить на рыбалку, на охоту. То есть мальчик в одиннадцать лет – это был полноценный охотник, знающий все премудрости, и полноценный рыбак. Но, живя в интернате на всем готовом, эти навыки у детей были утрачены.
Юлия Берлетова (за кадром): Нина закончила социокультурный колледж в Томске, вернулась в Колпашево и работала в городской библиотеке. А когда вышла на пенсию, вместе с другими ремесленницами открыла творческое объединение «Ильсат».
Григорий Коротких: По моей оценке, около 500 селькупов в Колпашевском районе.
Юлия Берлетова: А сколько говорит на селькупском языке?
Григорий Коротких: Нисколько. Сейчас некуда ездить и записывать язык. Я сейчас езжу с прямо противоположной целью – я езжу обучать людей языку.
Юлия Берлетова (за кадром): Гриша бывает в Колпашево часто, хотя путь из Томска не близкий – 300 километров на север региона и паромная переправа через Обь.
Григорий Коротких: Мы едем на пароме. Ничего особенного не происходит.
Юлия Берлетова: Ну, это для тебя ничего особенного.
Григорий Коротких: Мы почти приехали в Колпашево.
Юлия Берлетова (за кадром): С колпашевсками селькупами и их «Ильсатом» Гриша знаком с 2017 года – именно тогда он стал интересоваться историей остяков и искал о них информацию, бывал на всех тематических мероприятиях. На одном из таких повстречал Нину. Сейчас Гриша учится в Томском педагогическом вузе на учителя английского и французского.
Юлия Берлетова: Гриша, знаешь, что я хочу тебя попросить сделать? Представиться на всех языках, которыми ты владеешь: русский, английский, французский и селькупский.
Григорий Коротких: Я, честно говоря, говорить не хочу, потому что люди, которые занимаются языками России, у них европейские языки за языки не считаются, поэтому мне как-то даже неловко говорить. Вот это такая попса!
Юлия Берлетова (за кадром): Гриша не попсовый, он за архаику своей малой родины, за шесть лет в совершенстве освоил язык селькупов.
Григорий Коротких: Начал я учить язык с августа 2016 года, когда мне подарили вот эту книгу. А словари и грамматику я нашел в Интернете. Таким образом, я разбирал тексты из этой книги и в Excel составлял свой личный словарь.
Юлия Берлетова (за кадром): Язык практиковал несколько лет подряд.
Григорий Коротких: Носительница нарынского диалекта, Коробейникова Ирина Анатольевна ее зовут. Это было плотное общение, переписка в WhatsApp и в «Одноклассниках» по-селькупски, ну и плюс говорение непосредственное.
Юлия Берлетова (за кадром): Гриша написал методичку с таблицами и словарем, по ней сейчас и переводят тексты все Гришины ученики.
Григорий Коротких: Как мы помним, сначала идет подлежащее, а сказуемое в конце.
Юлия Берлетова (за кадром): Скоро пособие уйдет в печать и появится на полках во всех библиотеках Колпашевского района. В деле распространения знаний о селькупском Грише помогает Юлия.
Юлия Селявко: (Говорит по-селькупски.) Сегодня у нас хорошая погода, солнечное небо, и поэтому мы работаем.
Юлия Берлетова (за кадром): Юля – местная жительница Колпашево. Десять лет работала здесь по профессии – юристом. Затем устала.
Юлия Селявко: Пыталась устроиться дворником долго – не пробьешься на дворника. Ну, получилось наконец-то, вот я уже второй год работаю.
Юлия Берлетова (за кадром): Теперь Юля посвятила себя тому, что нравилось с детства: рисовать, мастерить что-то – в общем, творчеству и селькупскому языку. Записывает ролики на селькупском: обзор нетбука, кукольного театра или даже модная песня.
Юлия Селявко: У нас в начальных классах в школе было сибиреведение отдельным прямо предметом, да. Сейчас, по-моему, его нет. Нам рассказывали селькупы, ханты, кто у нас тут жилы, эвенки. Ну, Россия – она огромная по территории, и у нас тут много-много всяких народов. В каждой деревне может отдельный народ жить, самобытный, очень интересный. И это прекрасно! И искусство у них свое, и творчество, и музыка, и языки у них свои. Все это надо изучать, иначе… А что от нас останется? Кто такие русские? Непонятно, кто такие русские. Будет одно искусственное все, ненастоящее.
Юлия Берлетова (за кадром): Деревня Сеп в 100 километрах от Ижевска. Здесь традиционный праздник Италмас проводят в любую погоду.
Татьяна Мосова, руководитель Дома культуры в д. Сеп: Прекрасное мероприятие! Ну, дождь пошел, но ничего, потому как у нас два мероприятия только были без дождя, а так всегда дождь.
Юлия Берлетова (за кадром): Италмас – обаятельный желтый цветок и широкое гуляние в честь его цветения. Для проведения праздника сама природа подарила жителям Сепа уникальную локацию.
Татьяна Мосова: Сейчас мы на месте Джутвыра. Джутвыр – это Высокая гора. Представляете, это прямо деревня на ладони, видно с этой стороны. И этот красивый такой италмас… Вот видите, весь народ, вся деревня здесь, весь Игринский район, республика. Это моя деревня. Это я. Это люди. Это вся моя деревня. Я люблю деревню!
Юлия Берлетова (за кадром): В Сепе уже больше десяти лет развивается модное и прогрессивное деревенское комьюнити-сообщество.
– У нас посередине музея раскрывшийся бутон италмаса. Тут у нас лежат альбомы исчезнувшим деревням. Как раз от этих альбомов и идет идея создания музея.
Юлия Берлетова (за кадром): Да, с 2017 года в деревне, где всего 400 жителей, есть мультимедийный музей исчезнувших деревень. Инициатива создания – за местными жителями. Воплощение – за активистами из Нижнего Новгорода, Самары и Москвы.
Марии Николаевне 88 лет. Она всю жизнь с телятами, была в колхозе телятницей.
Мария Николаевна:Все, порядок. Кушай! Не ленись, кушай!
Юлия Берлетова (за кадром): Родилась в деревне Сундур, замуж вышла в соседний поселок (это все рядом с Сепом), там и живет. Пять детей, девять внуков. В душе, на сердце, всегда с ней песня, которую она пела вместе со своей мамой, лирическая, удмуртская, о любви.
Мария Николаевна: С мамой мы вместе вечером всегда песни пели. Отец у нас долго работал, вечером не было. И мы все время песни пели с мамой.
Юлия Берлетова (за кадром): Здесь живут настоящим, но с благодарностью к опыту своих предков. Для того продолжают работу по сбору и сохранению фольклора, снимают видеоролики о колоритном быте удмуртов.
Татьяна Мосова: Меня зовут Мосова Татьяна Ксенофонтовна, работаю я в сельском доме культуры заведующей. Родители работали, и они оставляли маслобойку – надо работать, взбить масло. Мы приходили из школы и взбивали масло. Но мы не убирали это масло, так и оставляли. Главное, чтобы взбить, чтобы готовое масло было, а потом мама уже убирала это масло. И этот процесс тоже мы навсегда запомнили, потому что хочется идти, гулять, играть, а нам надо было всегда работать.
Юлия Берлетова (за кадром): Поэзия сельской жизни у сеповцев получается вдохновляющая. Наверное, в том числе именно поэтому SEP Community несколько лет выигрывает гранты.
Татьяна Мосова: Грантов у нас – около 50 миллионов. Ну, наверное, правильно сказать: привлекли денег на 50 миллионов. И вот клуб такой красивый, да? Ведь это все в рамках проекта. И люди уже понимают, что расцветает деревня – проект за проектом, проект за проектом.
Юлия Берлетова (за кадром): Пример удачного вложения – студия звукозаписи в местном ДК. Сюда приезжают записывать свои треки музыканты из других городов и даже стран. Местные исполняют фольклорные композиции.
Удмурты из Сепа – это традиционный уклад жизни и язык. Но так далеко не везде. По данным переписи 2010 года, удмуртов в России полмиллиона, но говорит на родном языке не больше 300 тысяч.
Ольга Казакевич: Сколько же у нас языков в России? Ну, сразу поделили на автохтонные – те, которые наши языки, и на языки приезжих, потому что у нас довольно много приезжает людей, и они тоже говорят на своих языках. Вот что касается автохтонных языков России, то, по последнему списку, там получается, по-моему, 154 языка.
Юлия Берлетова (за кадром): Это действо – обряд очищения.
– Вот то, что у человека есть негатив или настроение плохое, я их очищаю. Они проходят – и у них все плохое остается здесь. Всегда делается обряд очищения именно могильником.
Юлия Берлетова (за кадром): В городском парке Якутска теперь есть стойбище. Возвела монументальную экспозицию Маргарита Попова – руководитель творческого проекта «Кындыкан».
Маргарита Попова: Это называется чорами. Ну, вообще в целом как бы жилище эвенского народа. Ну, можно так сказать, как юрта.
Юлия Берлетова (за кадром): Маргарита – мост между прошлым и будущим. Два года она создает империю смыслов эвенской культуры. Это сказка про чудесное спасение девочки Кындыкан, ее перевели на эвенский.
Алексей Соколов, глава эвенского родового стойбища оленеводов «Осикат»: Чучуна передвигался по-звериному ловко, даже в полной темноте легко находил тропу.
Морган Бриан, доктор юридических наук: Набравшийся сил Гиркэ мчал следом.
Юлия Берлетова (за кадром): Еще нарисовали мультик.
– А расскажи мне еще раз про моего прадедушку, великого шамана.
Юлия Берлетова (за кадром): Кындыкан – это про бабушку отца Маргариты, Василия. Он ослеп. Маргарита показывает ему и описывает все, что происходит на экране, мультик про их знаменитую родственницу.
Маргарита Попова: Кындыкан маленькая, и бабушка ее качает.
Юлия Берлетова (за кадром): В планах мультипликационный сериал. Задумала Маргарита и новую экспедицию на родину отца – в село Ситте, там захоронение Кындыкан. Она ведь реальная, как и все то, что делает Маргарита. Например, научно-исследовательских экспедиций в разные отдаленные стойбища было уже шесть. В одну из них удалось провести интернет.
Маргарита Попова: Им дали бесплатный интернет, бесплатное спутниковое оборудование, тариф, для того чтобы внедрить дополнительные образовательные онлайн-программы для наших оленеводов. Оленевод – это же профессия. Чтобы были, например, оленевод-дизайнер, оленевод-иллюстратор. У них есть интернет, есть техника, и они, например, могут также сохранять и свой традиционный уклад, и, соответственно, приобрести новые навыки, которые им помогут зарабатывать.
Юлия Берлетова (за кадром): Маргарита намерена делать еще больше – выиграла грант от Фонда культурных инициатив. Сейчас оформляет некоммерческую организацию «Кындыкан» и составляет новую заявку на поддержку от Фонда президентских грантов.
Сценарист Дмитрий Воробьевский интересовался фольклором коренных народов с юных лет. Увлечение переросло в документальный проект о народностях Алтая и Камчатки.
Дмитрий Воробьевский: Сценарист на таких проектах – это человек, который на один проект становится специалистом в какой-то области, в данном случае в этнографии Камчатского края.
Юлия Берлетова (за кадром): На средства президентского гранта их команде удалось зафиксировать уникальные эпизоды жизни исчезающих культур – например, алеутов.
Дмитрий Воробьевский: Алеуты – это народ, который в России живет на единственном острове, Командорских островах. Это два острова. На одном из них есть люди, и на этом острове есть один населенный пункт. И в этом населенном пункте есть один человек, который говорит на алеутском языке до сих пор.
Геннадий Яковлев: (Говорит по-алеутски.)
Юлия Берлетова (за кадром): Геннадий Яковлев – последний алеут России. Он регулярно созванивается с американскими алеутами, чтобы практиковать родной ему алеутский.
Дмитрий Воробьевский: Ну, с одной стороны, это, конечно, грустно. С другой стороны, он очень бодрый такой мужик, и с ним общаться было очень приятно. Я спросил его… Потому что там-то алеуты, они на своей родине до сих пор живут и говорят на своем языке. Здесь же переселенцы. Вот эти алеуты – это потомки переселенцев. Я спросил у него: «А вы не хотите, может быть, переселиться к своему, так сказать, народу и так далее?» И он такой: «Нет. Зачем? Здесь моя родина».
Ольга Казакевич: Евгений Васильевич Головко, который занимается алеутским и который директор Института лингвистических исследований в Санкт-Петербурге, вот он как раз написал нам в рассылку лингвистическую, что не стало алеутского.
Григорий Коротких: Ну давай, Юля, диктуй. «Мы в библиотеке сидим».
Юлия Селявко: (Говорит по-селькупски.) Какое там окончание?
Юлия Берлетова (за кадром): Языковой практикум. Здесь не отсидишься. Сюда приходят учиться говорить на селькупском. Хочешь знать – действуй.
Григорий Коротких: Вот найди. Это у нас таблица с глаголами. Найди настоящее время.
Юлия Берлетова: Вот настоящее время.
Григорий Коротких: Ага. Со всеми падежами. Нашла?
Юлия Берлетова: Вот.
Григорий Коротких: Так. И как?
Юлия Берлетова (за кадром): Для новичка, как я, – детальный разбор.
Григорий Коротких:«Тортынагры» – это «книга». А «лат» – это что такое?
Юлия Селявко: Множественное число.
Юлия Берлетова (за кадром): А вот Раиса сама, между прочим, учитель начальных классов, но на пенсии. Увлекается плетением из бересты и второй год постигает селькупский. Как только Григорий приезжает в Колпашево, она спешит к нему на урок из соседнего поселка – он в 30 километрах, на другом берегу Оби. Но что расстояние, когда тяга к знаниям? Рая ответственно составила свой личный словарь и так отточила произношение, что стала голосом «Ильсата» – озвучивает тексты на селькупском.
Григорий Коротких: Только не все сразу, а до запятой. И потом отдельно до следующей запятой. Кусочками будем.
Раиса: (Говорит по-селькупски.)
Юлия Селявко: Молодец!
Юлия Берлетова (за кадром): Помимо озвучивания роликов, команда душевных селькупов («ильсат» по-селькупски означает «душа») разрабатывает электронный словарь и настольные игры.
– Например, попадаешь сюда, на это бревнышко, и называешь какое-нибудь женское украшение на селькупском языке или ягоду.
Григорий Коротких: Я стараюсь делать все возможное, чтобы передавать людям именно языковые практики. То есть кто может – чтение и перевод, а кто как бы еще более продвинутый пользователь – там уже выходим вплоть до говорения. Таким образом, то есть язык останется такой живой субстанцией, которая как душа, скажем так, народа, которая продолжает существовать.
Юлия Берлетова (за кадром): Число говорящих на уже было почти исчезнувшем языке растет. Другу Григория Коротких – Григорию Колмакову – восемнадцать, и он тоже в совершенстве владеет селькупским. Их компания пока еще шокирует своих сверстников в кафе.
– Я немного шокирована!
Григорий Колмаков: (Говорит по-селькупски.) Я в одной деревне был.
Григорий Коротких: (Говорит по-селькупски.) В какой?
Григорий Колмаков: (Говорит по-селькупски.) Эта деревня недалеко от Молчановского района расположена, и в этой деревне есть люди, которые белок в лесах…
Григорий Коротких: (Говорит по-селькупски.) Добывают?
Григорий Колмаков: (Говорит по-селькупски.) Добывают, да!
Юлия Берлетова (за кадром): Быть полиглотом становится модно, во всяком случае в Томской области именно так. Попробуйте и вы свои силы в селькупском. Контакты учителей и видеоуроки можно найти на странице организации «Ильсат» в социальных сетях.
