Коллекционеры

Елена Афанасьева: Здравствуйте! Это программа «ЗаДело». Я – Елена Афанасьева. И сегодня мы поговорим.

Каждый из нас хоть раз в жизни что-то собирал: марки, значки, открытки. Я не избежала этой участи, и в моем советском детстве собирала, как и мои одноклассники, вкладыши от жевательных резинок, которые тогда в Советском Союзе не продавались и были очень ценной валютой.

Но кто-то сделал коллекционирование своим главным хобби на всю жизнь, а кто-то – и работой, и источником дохода. Многие коллекции стоят целое состояние, а многие являются большой исторической и культурной ценностью, потому что позволяют нам узнать про те страны, эпохи и владельцев, которые касались этих коллекций.

Сегодня у меня в студии люди, которые увлечены собирательством. Давайте посмотрим сюжет.

СЮЖЕТ

Светлана Устюгова: А вот это – «КамАЗ» моего сына, например. Да, это была когда-то очень модная вещь, она стоила пять рублей, это дорого.

Голос за кадром: То, что дорого в прямом смысле и переносном.

Светлана Устюгова: Вот за этой куклой для дочки я стояла в Детском мире часа три. Это кукла 1985 года, сделана она в ГДР.

Голос за кадром: Она делится со всеми желающими. Света – одна из основательниц Музея СССР.

Светлана Устюгова: Мы начинали с кровати, ее покрасили. У меня какие-то фотоаппараты старые – три штуки, наверное. Игрушки, проигрыватель. Мы начинали буквально просто с нуля, вообще даже без стартового капитала. Мы вдруг увидели, что помещение небольшое сдается в аренду. То есть все как-то, знаете, пошло-пошло-пошло.

Кстати, символом достатка были оленьи рога, между прочим. Их дарили на новоселье. И вообще они придавали статус охотника хозяину.

Коллекция телефонов. Вы видели, что наши дети с ними делают, с этими телефонами. У нас есть традиция – мы просим вызвать скорую помощь, говорим: «Нам стало плохо. Давайте быстро наберите 03». Ну, в лучшем случае двумя руками крутят.

Кинокамеры советские в Красногорске делали. Как в патефоне, пружинку закрутили. И, пока пружинка раскручивается, снимается короткое кино.

Голос за кадром: А еще здесь посуда, одежда, этикетки, даже советская школьная парта и первый телевизор «КВН».

Светлана Устюгова: «Купил, Включил, Не работает» – так расшифровывали. А вообще – Кенигсон, Варшавский, Николаевский – три инженера-изобретателя, «КВН». Линзу наполняли водой или глицерином, чтобы увеличить изображение. Клеили цветную пленочку: голубая, желтая, зеленая – и у нас цветное кино.

Голос за кадром: Света с подругами (они же и ее коллеги) изучают историю каждого экспоната, который попадает к ним в руки. А счет таких уже пошел на тысячи.

Светлана Устюгова: Какие-то фантики, марки, этикетки, мелочь такая, которой просто счета нет, просто счета нет. Они у нас вываливаются отовсюду. У кого-то пожилые родственники умирали, дорогие вещи какие-то приносили. Кто-то переезжает и говорит: «Жалко, сохраните». Кто-то просит подписать.

Голос за кадром: Сколько всего еще в запасах! И хотели бы хранительнице эпохи Советского Союза выставить все – да места нет. И возможности расширения пока тоже нет. А музей уже давно не просто увлечение, а постоянное творчество, – заключает Светлана.

Елена Афанасьева: Светлана, ваш музей очень напоминает дачный домик моих родителей – там тоже как будто время остановилось и все предметы, хоть приходи и снимай кино про старую жизнь. А в чем разница, как вы думаете, между старыми квартирами, полными вещей, которые… часто наследники приходят и начинают на свалку их выбрасывать, и музеем?

Светлана Устюгова: Ну, во-первых, мы, конечно, не все выставляем, что было в тех квартирах. У нас представлены типичные интерьеры, допустим, сороковых годов, пятидесятых, шестидесятых. Это какие-то выборочные вещи. И люди, конечно, как вы говорите, первым делом приходят и говорят: «Ах, это мой шкаф! Ах, это мой стул!»

В общем-то, для этого мы и создавали. Мы решили сделать место, чтобы те, кто жил в советские времена, приходили и с радостью вспоминали ту простоту, ту скромность, с которой жили, те какие-то прекрасные случаи из жизни, те искренние отношения. А самое главное – что мы гордились своей Родиной, мы с гордостью ложились спать и с гордостью вставали, что живем в такой великой стране. Поэтому все это можно у нас прочувствовать в музее.

Елена Афанасьева: Предметы действительно имеют какую-то удивительную память. Я помню, что, увидев один раз, что продается лампа, похожая на ту, что стояла у меня в детстве у кровати, но разбилась, я с такой радостью ее купила! Хотя понятно, что это не та самая вещь.

У меня, кстати, возник очень важный вопрос для меня лично. У вас телевизор «КВН» работает. Я как телевизионщик когда-то себе купила работающий, но после перехода на «цифру» он у меня не включается. В чем секрет у вас? Как ваш работает?

Светлана Устюгова: Ну давайте я не буду раскрывать этого секрета, мне бы не хотелось. Самое главное – показать, как это работало.

Елена Афанасьева: А почему вы не хотите секрет открыть?

Светлана Устюгова: Ну, потому что это секрет.

Елена Афанасьева: А откуда вещи берутся в вашем музее? Вы сказали уже, что отдают, дарят. А если вы делаете целенаправленно интерьеры?

Светлана Устюгова: Да, мы ничего не покупаем. Мы однажды, в самом начале купили «КВН-49», это наша приобретенная вещь. Первый советский фотоаппарат «Фотокор» мы приобрели. Сталинский диван нам очень хотелось иметь для интерьера. Мотоцикл «Иж» – он у нас как бы создает гаражную тему.

А остальное нам приносят практически каждый день. Мы, конечно, просто перенасыщены советскими вещами. Нам бы, конечно, расшириться, потому что… Вы не представляете, какая у нас великолепная коллекция вышивок, допустим, но их не представишь. Или гербарии. Или спичечные наборы, посвященные космосу. Но мы не можем, к сожалению, это выложить и показать.

Елена Афанасьева: Но у вас редкая ситуация для коллекционера. Далеко не каждый коллекционер имеет музей. Почему? Как вы перешли из частной коллекции дома в музей?

Светлана Устюгова: Я бы сказала, что сегодня, в такое непростое сегодняшнее время люди просто скучают по советскому времени, знаете, по той уверенности, что ли, в лучшем завтра, по тем отношениям, по тем предметам. Ну, мы были очень дружны, несмотря на простоту жизни. Конечно, по всему этому люди сегодня скучают. Приходя к нам, они возвращаются в это время. И многие плачут. Сегодня эта тема, по-моему, чудесная, прекрасная.

У нас нет каких-то раритетов. Я, например, была в нескольких музеях по этой тематике, и есть, конечно, коллекционеры, которые могут себе позволить от фантиков и до самолетов советских приобрести. Нет, мы себе этого не можем позволить, у нас нет таких раритетов. Но у нас есть то, что было в каждом доме. Именно это…

Елена Афанасьева: Так это, может быть, и более ценно, когда человек вспоминает.

Светлана Устюгова: Совершенно верно, совершенно верно.

Елена Афанасьева: Не все могли позволить себе раритет, а вот то, что у вас на столе, наверное, могли позволить все, как «Красную Москву», например.

Светлана Устюгова: Да. Приходят и говорят: «Дайте понюхать «Красную Москву». Дайте вспомнить тот самый запах «Красной Москвы». Хотя выпускалось в Советском Союзе, наверное, порядка 70 духов, но «Красная Москва», конечно, были самыми желанными духами.

Елена Афанасьева: Символом.

Светлана Устюгова: Да. В 1958 году в Брюсселе на международной выставке-ярмарке они даже получили золотую медаль. Сейчас общеизвестна история, что они с 1913 года на самом деле, да. А в 1958 году в Брюсселе написали, что они имеют фиалково-ирисовый аккорд, подчеркнутый илангом, флердоранжем, гвоздикой и бергамотом. И, конечно, все эти запахи там присутствуют. И многие женщины просто, видя «Красную Москву»…

Елена Афанасьева: Сразу чувствую себя на экскурсии в вашем музее. У меня подруга, несмотря на то, что уже бывали и французские духи в то время, всегда любила только «Красную Москву».

Светлана Устюгова: Совершенно верно. У нас много фарфоровых статуэток. Опять же, они отражают наши эпоху. У нас очень много голубей, допустим. Вы знаете, в 1957 году в Москве был Международный фестиваль молодежи и студентов, голубь стал символом. И, конечно, голуби фарфоровые просто тиражировались, они в каждом доме.

Футбол советский – это тоже отдельная история. В 1966 году футбольная команда СССР вышла в полуфинал на Чемпионате мира, и это было событие. И, конечно, в каждом дворе мальчишки играли в футбол, все хотели быть Яшиным, Блохиным.

Елена Афанасьева: Михаил, а как вам кажется, зачем человек идет в Музей советского прошлого?

Михаил Валуйский, психолог: Есть вещи, которые в нашей психике, в нашей памяти несут отпечаток чего-то такого доброго, светлого, пережитых когда-то эмоций. И восприятие этого предмета – визуальное или тактильное, ну, или обонятельное – оно пробуждает те самые приятные эмоции. Поэтому люди за этим и идут – чтобы испытать что-то приятное.

Елена Афанасьева: А зачем идут? Несмотря на то, что Светлана говорила, чтопришли люди для того, чтобы вспомнить, но в сюжете была история про этот телефон. Сейчас часто говорят, что дети современные вообще не знают, как по дисковому телефону…

Светлана Устюгова: Бывает, что не знают.

Елена Афанасьева: Зачем идет молодежь в такой музей?

Михаил Валуйский: Молодежь идет посмотреть на диковинку.

Елена Афанасьева: Как люди вот так жили?

Михаил Валуйский: Ну, вообще как они жили не так, как сейчас.

Светлана Устюгова: Как жили их поколения предыдущие, родные.

Михаил Валуйский: Да. То есть, в принципе, это, как модно среди молодежи, неизвестно. Стремление к познанию неизвестного. Это для нас, в принципе, штуки понятные, а для них этот что-то из совсем другой галактики.

Елена Афанасьева: Как можно было жить без мобильных телефонов, социальных сетей и всего прочего.

Светлана Устюгова: Из окна кричали нас ужинать, друг за другом заходили.

Елена Афанасьева: Конечно. И все ходили и спрашивали: «А Света выйдет или не выйдет?»

Светлана Устюгова: Да. «А дайте мяч тогда».

Елена Афанасьева: Давайте посмотрим, у нас есть комментарий специалиста – культуролога.

Игорь Яковенко, российский культуролог, философ, педагог: Дело в том, что собирательство – процесс такой… Ну, очень многие собирают. Однажды оно перерастает в коллекционирование. Совсем не все могут стать коллекционерами. Ну, это немножко другого рода деятельность. Вещи выходят из нашего обихода, из нашего быта, и в вещах отражаются некоторые эпохи. В этом их очарование, в этом их прелесть. И человек исторически мыслящий, вглядываясь в вещь определенного времени, может что-то говорить о самом этом времени, о том, какое место она занимала, кто с ней работал и так далее, и так далее.

Но очень много всего – это не значит хорошая коллекция, потому что может быть собрание, в котором есть случайные вещи, дублирующие одно другое. В этом смысле коллекция предполагает… Каждый предмет интересен по-своему, а целый ряд их дает какую-то экспозицию.

Елена Афанасьева: Михаил, а в чем разница между барахольщиком (вот очень часто мы считаем, что пожилые родственники начинают «синдромом Плюшкина» страдать) и коллекционером?

Михаил Валуйский: Ну, основная разница – в мотивации. Правильно это понятие называется «хординг».

Елена Афанасьева: Хординг?

Михаил Валуйский: Хординг, да, или силлогомания – то есть страсть к бесконечному собиранию всего. Если коллекционер собирает что-то соответствующее его коллекции, то человек, страдающий хордингом, он собирает вообще все. И если коллекционер собирает для того, чтобы каким-то образом сделать это действительно культурно, ну, донести что-то, какую-то идею донести, то собиратель, страдающий хордингом, он делает это, чтобы спастись от тревоги, потому что у него в голове постоянно присутствует страх того, что: «Что-то ужасное произойдет, а я вдруг окажусь без этих дырявых носков, которые можно зашить, и тогда я буду как бы защищен».

Светлана Устюгова: Психологическая подоплека.

Михаил Валуйский: А поскольку эту тревогу никак нельзя насытить, ее никак нельзя успокоить, то все это приобретает характер такого обсессивно-компульсивного расстройства. То есть у человека навязчивая мысль: «Впереди что-то опасное, я в опасности». И навязчивая потребность избавиться от этого страха в данном случае путем тащения домой всего на свете. И, в отличие от коллекционеров или собирателей, люди, страдающие хордингом, не показывают этого другим. То есть для них это не предмет гордости, который надо всем показать. Они очень боятся, что что-то оттуда, например, могут спереть.

Елена Афанасьева: Если коллекция, которая у Светланы, в Музее советского времени, была практически в каждом доме, то того, что собирает Тимур, в советских домах точно не было. У вас коллекция чего?

Тимур Муртазин: У меня коллекция конструкторов.

Елена Афанасьева: Давайте посмотрим, там сразу будет видно.

СЮЖЕТ

Тимур Муртазин: Там, где написано «1932 год», такое красно-серое – это самое-самое любимое.

Голос за кадром: Самое любимое – здание пожарной части.

Тимур Муртазин: Когда я его собирал, то это было одно из самых приятных. Просто я его еще очень долго хотел. А так у нас полная коллекция модульных зданий. Каждый домик – это отдельный набор. И выходят они по одной штучке в год. Каждый год жду 1 января, как, наверное, и большинство фанатов, когда выйдет новое модульное здание. И традиция – 1 января покупаем, сразу собираем. И это появляется в музее. Вот это уже традиция.

Голос за кадром: Это Музей конструкторов, здесь больше тысячи наборов. А еще – раритетные игрушки знаменитого производителя кубиков.

Тимур Муртазин: Наше самое старое – это деревянный танк 1945 года выпуска. Деревянные игрушки мы искали в максимально сохранившемся состоянии, не реставрированные и с родной краской.

Корреспондент: Да вы что?

Тимур Муртазин: Да. То есть они такие, как должны быть. Кстати, на удивление, этот танк 1945 года стреляет.

Голос за кадром: Владелец этого рая из кубиков – Тимур. Ему 30 лет. Закончил географический факультет МГУ, а нашел свое призвание в хобби, которое страстно полюбил с шести лет – тогда ему подарили первый конструктор.

Тимур Муртазин: С шести-семи лет, наверное, создалось это правило: один раз собрал – и никогда не разбирать, не играть и не модифицировать.

Голос за кадром: Правило строгое. Как и то, что в музее ничего нельзя трогать руками. Можно запустить карусель, но не более. Движением поездов руководит сам Тимур. Это еще его одна большая любовь. Их в коллекции тридцать три. А тридцать четвертый – в сборке.

Ася, жена Тимура: Вот такой большой классный новый набор 2022 года по «Гарри Поттеру». Это эксклюзив, коллекционный поезд. Он 118 сантиметров в длину, такой огроменный!

Голос за кадром: Ася – супруга Тимура. Она поклонница «Гарри Поттера», поэтому строительство Хогвартса было на ней. Но это сейчас она собирает наборы, а пять лет назад было иначе.

Ася: Когда он их первый раз мне показывал, вот эту коллекцию, конечно, это все было удивительно для меня.

Голос за кадром: Колизей, Эйфелева башня, «Звездный разрушитель», «Титаник», парки развлечений, дома – всего стало очень много, потому супруги, фанаты кубиков, открыли музей. Но и его площади уже недостаточно.

Елена Афанасьева: Та же ситуация, как и у Светланы. Вы с таким выражением лица смотрите на свою коллекцию, даже в сюжете, как обычно мамочки на своих деток смотрят. Я вижу, что это тот же утюг, который показывали.

Тимур Муртазин: Да, все верно.

Елена Афанасьева: Это что-то очень ценное, да?

Тимур Муртазин: Это деревянная игрушка. Мало кто знает, они выпускали деревянные игрушки с 1932 года, когда была основана компания, по пятидесятые годы. Это 1953 год. Ну, не самая старая в коллекции. Просто он самый милый, если можно так сказать.

Елена Афанасьева: А еще что-то у вас есть, прямо упакованное даже. Чтобы не повредилось?

Тимур Муртазин: Это довольно необычная деталька. Такая деталька была только в тринадцати наборах.

Елена Афанасьева: В тринадцати на весь мир?

Тимур Муртазин: Нет, именно тринадцать разных наборов. А всего каждый набор был выпущен лимитировано в количестве трех тысяч экземпляров. И у каждого был подписан фломастером на заводе номер этого экземпляра. И в каждый положили вот такой кубик.

Он не ценный в плане финансовом, но он очень – как бы сказать? – ценен в другом. Тогда, когда его выдавали, об этой акции очень мало кто знал. Есть биржа данного конструктора, где можно было участвовать в краудфандинге, то есть дать, так скажем, одолжить… не одолжить, а купить определенную вещь, и если она соберет определенное количество голосов, то ее выпустят в качестве набора. Об этом мало кто знал. Ну, так получилось, что я решил поучаствовать на свой страх и риск, выбрал два набора. Один я сумел получить, а вот второй, к сожалению, не отправили в Россию из-за проблем с логистикой. Ну, в этом наборе…

Елена Афанасьева: Какая беда у коллекционера, когда что-то желанное рядом – и вдруг…

Тимур Муртазин: Ну, было бы два кубика, если бы, конечно, второй такой набор. И каждого набора – три тысячи штук на весь мир. Как я уже отметил, самое необычное – фломастером подписаны.

Елена Афанасьева: Знаете ли вы примерно, сколько денег вы вложили в свою коллекцию?

Тимур Муртазин: Я, честно, даже боюсь считать.

Елена Афанасьева: А жена ваша, наверное, уж как боится!

Тимур Муртазин: Ну, она раньше боялась, когда не было музея. То есть мне иногда, когда прямо очень дорогой набор, нужно было все-таки спросить разрешения, потому что это очень финансово больно.

Елена Афанасьева: Затратно, даже больно.

Светлана Устюгова: А аренда?

Тимур Муртазин: У нас очень приятный договор с руководством места, где мы находимся.

Елена Афанасьева: О больном сразу Светлана: «А аренда?»

Тимур Муртазин: Да, это очень больная тема. Ну, нам повезло, то есть у нас договор – и мы им, и они нам.

Елена Афанасьева: То есть ваше хобби сейчас монетизируется, музей?

Тимур Муртазин: Не совсем. Музей – это скорее как, можно сказать, место хранения. Кроме самого музея…

Елена Афанасьева: Просто разгрузили квартиру?

Тимур Муртазин: На самом деле, перед тем как открыть музей, где-то примерно 80% всего конструктора, что у меня было, не было собрано, то есть оно хранилось в запечатанных коробках. Так более емко используется пространство. А перед открытием музея было самое сложное – все это дело собрать.

Елена Афанасьева: У вас есть другая какая-то работа, основная, где вы деньги зарабатываете, а это – хобби? Или все-таки как-то…

Тимур Муртазин: Сейчас основное – это музей.

Елена Афанасьева: Я уже сказала, что вы смотрите так трогательно на свою коллекцию! А что вы к ней ощущаете? Что она для вас?

Тимур Муртазин: Это не описать словами. Это самое любимое.

Елена Афанасьева: Жена не ревнует?

Тимур Муртазин: Не знаю. Но ей тоже очень нравится уже.

Елена Афанасьева: А, уже тоже?

Тимур Муртазин: Ну, у нее выбора не было.

Елена Афанасьева: А, выбора не было? Отличный подход! Когда вы с ней только познакомились и она увидела масштабы, какова была ее реакция?

Тимур Муртазин: Когда мы с ней познакомились, масштаб был на самом деле не очень большой, потому что не было собрано, в коробках, то есть ничего…

Елена Афанасьева: Не визуализировался масштаб?

Тимур Муртазин: Да, не визуализировался. То есть это были коробочки, и я никогда их не открывал. Перед самим открытием музея она мне помогала с «Гарри Поттером».

Елена Афанасьева: А в чем смысл обладания несобранной коллекцией, неоткрытыми коробками?

Тимур Муртазин: Есть на самом деле большая проблема. Они в последнее время выпускают очень большие конструкторы, которые не всегда могут поместиться в вашу квартиру. То есть даже «Титаник» имеет в длину 145 сантиметров. Это самая длинная модель, сделанная из конструктора. Вы представляете: вы ее поставили в квартире – и она уже занимает у вас довольно большое пространство. Это не считая Эйфелеву башню, которая в высоту и в ширину тоже имеет внушительные размеры. Соответственно, иметь все, собирать и хранить где-то – это несовместимые вещи.

Елена Афанасьева: Михаил, а какие чувства обычно доминируют у коллекционера по отношению к своим коллекциям?

Михаил Валуйский: Ну, это детище. Не дитя, конечно, но детище. Это дело. Это что-то важное. Это в какой-то степени жизненная ценность, может быть, даже смысл. Ничего плохого в этом нет, на мой взгляд. По-моему, это даже здорово, когда человек реализует себя в каком-то направлении. Пусть в таком.

Елена Афанасьева: А есть типы коллекционеров, вот психотипы?

Михаил Валуйский: Ну, скажем так, официально нет…

Елена Афанасьева: А неофициально?

Михаил Валуйский: Неофициально делятся на коллекционеров, которые коллекционируют люксовые вещи, то есть люксовые автомобили, дорогие платья…

Елена Афанасьева: Это, по-моему, иначе называется, а не коллекционирование.

Михаил Валуйский: Почему? Это тоже коллекции. Есть коллекционеры, которые коллекционируют редкие вещи. Есть те, которые коллекционируют обычные вещи. Ну а есть те, которые не коллекционируют, а просто собирают.

Елена Афанасьева: А мотивы начала собирательства и коллекционирования какие? В чем мотив основной? Это азарт? Жажда обладания? Или что это?

Михаил Валуйский: По-разному бывает. Если вспомнить те же самые наклейки от жвачек, то это была как бы такая принадлежность к обществу. А дальше просто у кого-то это затухает, потому что исчезает потребность быть одним из этого общества, а у кого-то это перерастает уже как бы в настоящее коллекционирование.

Елена Афанасьева: А конкуренция какую роль в психологии собирателей и коллекционеров играет, чтобы получить то, чего нет у других?

Михаил Валуйский: Поначалу – никакую чаще всего. Тут я, конечно, не могу за всех говорить, но поначалу – никакую. Поначалу человеку просто нравится понимать: «У меня есть такая штука». А вот дальше уже как бы начинаешь оглядываться и смотреть: «Так, а насколько же моя коллекция крутая?»

Елена Афанасьева: «Насколько же она редкая?»

Михаил Валуйский: Да, да. «Может быть, можно еще круче как-то сделать?» И здесь, конечно, можно войти в зависимость даже уже.

Елена Афанасьева: Вот это интересная тема! Вот у Тимура это зависимость или нет?

Михаил Валуйский: А давайте посмотрим.

Елена Афанасьева: Давайте.

Михаил Валуйский: Для того чтобы мы сказали, что что-либо является зависимостью, должны соблюдаться три главных условия. Во-первых, нарастание толерантности, то есть постоянно должно хотеться больше.

Елена Афанасьева: Тимур, вам постоянно хочется больше?

Тимур Муртазин: Смотря как посмотреть. Мне не хочется все.

Михаил Валуйский: То есть перерывы между покупками меньше, меньше и меньше, а надо покупать все чаще, чаще и чаще?

Тимур Муртазин: Есть просто цель – определенные вещи. То есть не все наборы, которые выпускали, а определенные. То есть все – нет.

Михаил Валуйский: Второе – наличие абстиненции, то есть такого…

Елена Афанасьева: Переведите на общепонятный.

Михаил Валуйский: Перевожу. То есть такого тоскливо-тревожно-злобного настроения с вегетативными проявлениями, когда человек не может получить объект своей зависимости.

Елена Афанасьева: Так, придется спросить Тимура: бывают ли у вас тревожные настроения, если какая-то нужная вам модель недоступна?

Тимур Муртазин: Ну…

Михаил Валуйский: И третье, на мой взгляд, самое главное – зависимость должна разрушать жизнь человека и осуждаться обществом.

Елена Афанасьева: Ну нет. Тогда уж точно нет зависимости.

Михаил Валуйский: Поэтому филателия не считается зависимостью. Или употребление кофе не считается зависимостью.

Елена Афанасьева: То есть не разрушает жизнь?

Михаил Валуйский: Хотя первые две вещи там есть, но третьей нет. И вот чтобы мы сказали, что это зависимость, все три должны быть строго соблюдены.

Елена Афанасьева: Ну, собственно собирательство когда началось?

Тимур Муртазин: Ну, честно сказать, с самого детства есть правило, как я уже сказал: один раз собрал – и никогда не разбирать, не играть и не модифицировать. Поэтому те наборы, которые были, так скажем, куплены и не собраны, они так и стояли неоткрытыми. А те, которые были собраны, они сохранились в прекрасном состоянии, и сейчас это часть коллекции музея. Например, я помню наборчик, который мне подарили на день рождения в 2000 году.

Елена Афанасьева: Вам сколько было в тот момент?

Тимур Муртазин: Шесть лет.

Елена Афанасьева: На шесть лет? То есть с шести лет вы уже фанат этого направления?

Тимур Муртазин: Я помню его. Но не все наборы сохранились. Например, то, что мне дарили, наверное, в 1999 году, не сохранилось.

Елена Афанасьева: Как-то грустно говорит об этом Тимур.

Тимур Муртазин: Нет, я просто до сих пор жалею об этом. Потому что я знаю, какие серии и вообще…

Елена Афанасьева: А причина? Мама выбрасывала? Уже не помещалось в доме? Или что?

Тимур Муртазин: У меня после детства осталась небольшая коробочка с детальками. И если посидеть усердно, то можно, наверное, что-то восстановить. Но, опять же, главное правило музея – все собрано один раз. Поэтому у нас все блестит, идеально, то есть нет царапинок, нет ничего. А если конструктор трясли или еще что-то в этих мешках…

Елена Афанасьева: А как вы пыль вытираете?

Тимур Муртазин: Каждое утро я с пылесосиком и кисточкой…

Елена Афанасьева: То есть, кроме вас, никто не имеет права прикасаться? Даже жена?

Тимур Муртазин: Она может, она может.

Елена Афанасьева: Ну хорошо.

Мы несколько раз сравнили коллекцию, что смотрит как на детей Тимур. А вот у Маргариты практически вы видите почти ребенка на руках. Давайте посмотрим сюжет.

СЮЖЕТ

Голос за кадром: Их часто путают с настоящими детьми. Они весят, как настоящие младенцы. У них настоящие волосы и стеклянные глаза. Это – реборны. В переводе с английского обозначает «заново рожденный». Из-за их реалистичного вида этих кукол часто бросаются спасать из припаркованных автомобилей. Известен случай, когда полицейский да