Елена Афанасьева: Здравствуйте! В эфире программа «ЗаДело». Я – Елена Афанасьева. И сегодня мы поговорим. Россия всегда была страной великих ученых и остается ей по сей день. И говорят, что профессия становится все более престижной, но до топа самых престижных профессий пока не добралась – далеко до блогеров. Вот сегодня мы хотели поговорить о том, что мешает престижности этой профессии, как помочь молодым ученым и для чего молодые люди идут в науку. И мои сегодняшние гости – молоды и прекрасны. Но они не звезды, их не узнают, как блогеров. Хотя, может быть, уже и узнают – у Александра и у Ивана появилась своя аудитория, насколько я знаю. Давайте посмотрим сюжет про Ивана. СЮЖЕТ Голос за кадром: Тридцатилетний Иван Меренков превратил свою квартиру в съемочный павильон. Здесь он сам себе сценарист, сам себе редактор и ведущий. Для заинтересованных зрителей парень объясняет научные законы, явления и процессы простым языком. Иван Меренков: Водная интоксикация – это состояние, при котором из-за объема выпитой воды концентрация электролитов в крови человека падает настолько, что электролиты, по сути, перестают выполнять свои функции. Евгений Шматко: Начиналось все, я так понимаю, не с вот таких декораций в форме плазм, мониторов? Иван Меренков: Конечно нет. Это начиналось и не в Москве, а в Новосибирске еще, и мы начинали это все снимать с другом в подвале. Голос за кадром: Сейчас на его канале 50 с лишним тысяч подписчиков и более 400 видео. Столько же сценариев хранится в компьютере – а ведь это раза в три меньше той научной литературы, которую он прочитал при подготовке программ. Ваня – не обычный просветитель из народа, он настоящий ученый-химик, который работает в «Сколтехе». Случайный прохожий в этих коридорах наверняка бы заблудился. Здесь – как в фильме «Чародеи». Правда, все двери закрыты на электронные замки. Но Ваня легко показывает свою лабораторию. Иван Меренков: Это нулевой этаж, потому что у нас в основном вся лаборатория, условно, под землей. Мы можем совершать различные операции. Евгений Шматко: А как ты понимаешь, что здесь среда стерильная? Иван Меренков: Да, там датчики, там написано H2O и О2. Евгений Шматко: А насколько удобно? Насколько можно потянуть с собой всего, что там есть? Иван Меренков: В принципе мне с моим ростом это без проблем. Ну, то есть я могу дотянуться и сюда, и вот сюда. Но те, кто поменьше ростом, у кого, так сказать, руки покороче – им вот уже проблематично, но они могут использовать или пинцет вот этот вот…Но основное неудобство – это когда ты долго работаешь, то стоять неудобно, поэтому вот тут есть… Да, ты садишься вот так вот – оп-па! – и можешь там уже функционировать. Елена Афанасьева: Иван, почему вас не было в моей школьные годы, вашего блока? Я бы, наверное, намного лучше соображала в химии и быстрее бы ее полюбила. А переведите на язык массовой аудитории – чем вы занимаетесь? Иван Меренков, кандидат химических наук, научный сотрудник Института неорганической химии им. А. В. Николаева: Сейчас химия – это не просто про сливание пробирочек и растворчиков, а это в том числе и про материалы. Вот все материалы – это, по сути, заслуга химиков. И сейчас это даже выделилось в некую отдельную специальность, она называется материаловедение. Елена Афанасьева: Я вижу, как у вас и глаза горят, и энергия идет. Вы с детства прямо такой фанат науки? Или в какой момент у вас в голове щелкнуло – и вы решили: «Пойду-ка я в ученые!»? Иван Меренков: Ну, наверное, прямо в науку я пошел в университете. То есть до университета я, наверное, не задумывался про карьеру ученого, но в университете (а я учился в Новосибирском государственном университете), там есть особенность, что университет очень тесно связан с различными научными институтами, поэтому, например, у меня на первом курсе была практика по курсовой работе уже в рамках научного института. Я шел изначально и вообще не понимал, что это. Ну, типа это было прикольно. Ты такой идешь в какой-то научный институт. Ну, типа он прикольный, и все. А уже когда ты погружаешься в работу и в задачи, то становится уже интересно, и ты такой: «Действительно, ну блин, это прикольно и интересно». Елена Афанасьева: Иван, а когда с девушками знакомитесь и говорите, что вы ученый, то это повышает ваши шансы на продолжение отношений? Или наоборот – сразу девушки недоверчиво относятся? Иван Меренков: В большинстве случаев это вызывает интерес. Елена Афанасьева: Интересно! Александр, а в вашей ситуации девушкам нравится, что они встречаются с ученым? Или, наоборот, говорят: «Ой, бессеребренники они, эти ученые. Что с них возьмешь?» Александр Осадчиев: Ну, я соглашусь с Иванов. Когда ты говоришь, что ты океанолог, то у людей, конечно, просыпается интерес, они говорят: «О, ничего себе! Что ты делаешь?» И сразу в голове возникает Жак-Ив Кусто, рыбы, подводные погружения, акваланги. Елена Афанасьева: То есть Жак-Ив Кусто подготовил вам почву для продвижения своего бренда? Александр Осадчиев: Да-да, для романтического восприятия нашей профессии. Елена Афанасьева: Отлично! А когда вы говорите, что вы доктор наук, то какая реакция у девушек? Александр Осадчиев: Они удивляются. СЮЖЕТ Голос за кадром: Александр Осадчиев в 35 лет океанолог, доктор физико-математических наук, ведущий научный сотрудник Института океанологии имени Ширшова Российской академии наук. Александр – лауреат премии президента в области науки и инноваций для молодых ученых за 2022 год. Церемония награждения, по традиции, проходила в Кремле. Там экстравагантную внешность ученого отметили, но еще большее впечатление произвел его рассказ о таянии арктических льдов. Александр уже около десяти лет изучает взаимодействие океана с водами суши, в частности великих сибирских рек: Оби, Лены и Енисея. С практической точки зрения, его исследования важны для прогноза изменения климата и освоения Северного морского пути. Александр Осадчиев, доктор физико-математических наук, ведущий научный сотрудник Института океанологии им. П. П. Ширшова РАН, лауреат премии Президента РФ в области науки и инноваций для молодых ученых: Мне в детстве нравилась биология, и я очень увлекался этой всей историей, потому что у меня была очень хорошая учительница. Ну, вообще в детстве, до школы мне нравилось, а потом у меня была великолепная учительница Наталия Феликсовна Штильмарк, и в школе она… Елена Афанасьева: Я только хотела спросить: кто вас подвиг, кто ваш наставник? Александр Осадчиев: Это же обычная история, когда учитель по какому-то предмету вдруг начинает интересно рассказывать, интересно вести занятия, и все дети… и неважно, что им нравится, у них возникает интерес именно к этому предмету. И у нас была такая ситуация. Наталия Феликсовна нас возила в заповедники на неделю, на десять дней. Она была связана с этой деятельностью, ее отец работал в заповедниках. И представляете, школьники в пятом-шестом классе едут куда-то вместе и там делают какие-то наукоподобные исследования. Это было просто великолепно! И это, конечно, очень сильно отличалось от того, что было на всех других уроках. А потом мне повезло попасть… Она ушла, к сожалению, из школы, и нам этом моя история с биологией закончилась. Но потом мне повезло попасть в математический класс, и я стал заниматься математикой, там тоже были великолепные учителя. Владимир Миронович Сапожников, был такой учитель, который в одной школе организовал и на протяжении десятилетий вел такую математическую тему, и эта школа стала одной из лучших в Москве в те годы. Потом он, к сожалению, умер, незадолго после того, как мы выпустились… через некоторое время после того, как мы выпустились. Тем не менее, был придан импульс.И вот то же самое – человек интересно рассказывает про математику, показывает красоту науки, не вот какое-то такое сухое и пустое, формальное отношение, а именно любовь и энергия. И она передается, конечно, детям. Мне понравилось, и я потом стал заниматься математикой. Потом я закончил Московский институт, закончил мехмат, но потом я захотел чего-нибудь повеселее. Скажем так, я захотел сменить тему и попал в океанологию. Это был тоже довольно случайный выбор. Но потом я понял, что это, конечно, очень сильно перекликается с той биологической историей, с тем познанием планеты нашей, которое у меня было в детстве. Елена Афанасьева: Насколько я знаю, вы изучаете тему, которая весь мир волнует, глобальное потепление. Так? Александр Осадчиев: Да, в том числе. Я вношу свой вклад в понимание того, что происходит с Землей в результате глобального потепления. Я очень много работаю в Арктике, а Арктика – это одно из мест на планете, которое, во-первых, очень сильно меняется сейчас, сильнее, чем в среднем планета, а во-вторых, которое очень сильно влияет на климатическую систему Земли. И за счет того, что в Арктике льды… А льды отражают солнечную энергию. Соответственно, морская вода хорошо поглощает солнечную энергию, а вот лед отражает. И чем больше у нас ледовый покров на полярных территориях – в Арктике и в Антарктиде, – тем больше, соответственно, солнечной энергии уходит в космос и тем меньше поглощается. А когда этот покров сжимается (а сейчас у нас десятилетие, когда этого ледового покрова становится все меньше и меньше), то это некая положительная обратная связь: меньше льда – сильнее нагревается планета – и от этого еще меньше льда становится. И, конечно, человечество это беспокоит, потому что происходят изменения климата. Они видны невооруженным глазом: температура планеты повышается, температура воздуха становится теплее, сокращается площадь ледников, площадь ледового покрова Арктики. И человечество, так скажем, с одной стороны, не готово отказываться от каких-то своих благ, которые оно получает за счет сжигания ископаемого топлива, за счет какой-то своей деятельности хозяйственной. Человечество развивается по пути увеличения комфорта, качества жизни. А с другой стороны, человечество беспокоит, что вдруг что-то сорвется – и станет плохо. Елена Афанасьева: Страшно нам. Александр Осадчиев: Страшно, да. То есть все медленно меняется. И вот эти температуры изменений – они небольшие. Ну, если про масштаб планеты мы говорим, то это на 1–2 градуса выросла температура воздуха… Елена Афанасьева: А за какой период? Александр Осадчиев: Ну, за 100 лет. Но, скажем, за 15 лет она выросла на 0,8 градуса, то есть сейчас прямо резко пошла расти. Температура в Арктике выросла на 2–4 градуса. В каких-то отдельных регионах, может быть, на 5–6. Ну, вроде как это немного, да? Елена Афанасьева: Ну, на 5–6 – это уже, наверное, много. Александр Осадчиев: Да. Ну, 5–6 – это уже, конечно, экстремально много. Ну, это какие-то совсем отдельные изолированные регионы. Елена Афанасьева: Но если, опять-таки, пытаться перевести на понятный язык, нам стоит бояться или нет? Александр Осадчиев: Да. И вот мы хотим понять. Собственно вся наша работа, если так сказать в общем, наша работа как океанологов и как арктических океанологов заключается в том, чтобы мы научились предсказывать, что же будет дальше, потому что единственная возможность заглянуть в будущее – это какое-то численное моделирование. Елена Афанасьева: А за счет чего эти исследования? Кто дает гранты, деньги? Это государственное финансирование? Александр Осадчиев: В большинстве случаев это государственное финансирование. И особенно в России это государственное. Елена Афанасьева: А оно достаточное? Достаточно ли наше государство дает денег на это? Александр Осадчиев: Наше государство дает очень много денег на это все, особенно в последние годы. В целом, конечно, всегда денег не хватает, и это совершенно естественно. Ну, потому что чем больше денег дают, тем больше растут желания. Но в целом динамика очень положительная. Я работаю уже порядка 15 лет, занимаюсь океанологией, и я вижу такой четкий и очень хороший тренд на увеличение финансирования, вообще на увеличение интереса государства. Елена Афанасьева: А молодому мужчине – кандидату наук хватает денег на жизнь? Это достойная зарплата? Ой, доктору. Извините! Александр Осадчиев: У меня совершенно достойная зарплата, и мне более чем хватает. В науке начинать сложнее. И в науке, так скажем, человеку, который пока не производит научного продукта, аспиранту, молодому ученому… В целом, он конкурентно по зарплате, по каким-то условиям жизненным находится ниже, чем человек, который работает в индустрии, в бизнесе. Но потом эта ситуация несколько выравнивается, так скажем, за счет того, что когда человек уже опытный, который уже свои гранты имеет, какие-то свои проекты и такой хороший научный продукт делает, он совершенно, мне кажется, сравнивается со своими, так скажем, однокурсниками, одноклассниками, которые пошли в другие сферы. Но тут оказывается, что он живет гораздо интереснее, веселее, что у него есть полет фантазии. Елена Афанасьева: Опять-таки, задачки для мозга, как говорили. Александр Осадчиев: Совершенно верно. Это же больше удовольствие – решать задачи. Елена Афанасьева: Да. Но, Александр, я сижу и представляю себе девушку, которая попадает на первое свидание к такому человеку, который предвосхищает, все просчитано, абсолютно понимает, что его спросят, что скажут. Интересно, девушки тушуются, пугаются умного ученого? Александр Осадчиев: Мне кажется, нет. Елена Афанасьева: Отлично! Смотрите, мы сначала поговорили с юношами, пора перейти к девушкам. А это и в науке так, что девушки на вторых ролях, вас меньше? Или нет? Софья Новикова, студентка Первого МГМУ им. И. М. Сеченова: Нет, далеко не всегда. Проходя практику во многих операционных, я вижу, что количество женщин-хирургов растет с каждым годом. Очень много женщин в этой области, в принципе, и в науке, и в медицине. И эта тенденция только растет. Елена Афанасьева: Мы хотели поговорить о том… Я задавала вопрос: кто финансирует? Насколько я знаю, у Софьи есть вопросы с финансированием своих открытий. Давайте сюжет посмотрим и поговорим на эту тему. СЮЖЕТ Голос за кадром: Сегодня, чтобы выступить на публике, ученые могут собраться где угодно: от клуба или бара до открытых площадок в городских парках, университетских аудиториях или даже общественных пространствах. Требование к ним одно – только собственные исследования, максимально доступная форма изложения и готовность побороться друг с другом. Софья Новикова: Всем привет! Меня зовут Соня, мне 19 лет. Я и моя команда уже больше трех лет занимаемся разработкой велосипеда для людей без рук. Мне очень нравится, что здесь я могу говорить своим языком, не выпендриваться, не говорить кучу научных умных слов, которых я сама не знаю. И мне нравится то, какие здесь люди: они готовы помогать, они готовы поддерживать. Это такая дружественная, семейная атмосфера. Голос за кадром: Готовятся к презентации исследователи заранее вместе с тренерами по публичным выступлениям. Софья Новикова: Если ты за 30 секунд успела внимание человека подцепить, то ты себе выиграла одну-две минуты еще, до трех. Если ты дальше смогла за три минуты подцепить внимание, у тебя еще есть до пяти-шести минут. Голос за кадром: На слэмах, кроме задач просветительских, есть еще и коллаборационные – ученые ищут единомышленников. Софья Новикова, например, старается быстрее довести свое изобретение до благополучателей. Софья Новикова: Я занимаюсь разработкой велосипеда для людей без рук. Это такой специальный механизм, такое специальное устройство, которое позволит таким вот людям с экстремальным опытом жить полной жизнью и получать удовольствие от простых вещей, от которых получаем мы с вами. На данный момент велосипед почти готов, он почти собран. Понятное дело, что он собран из подручных материалов. Выглядит он, мягко говоря, непродаваемо, вид у него не товарный. Но у нас нет никакого кресла, мы не нашли никакого решения нигде – ни на Avito, ни на других барахолках мы ничего не нашли. Поэтому сейчас нам очень остро нужна помощь, может быть, каких-то инженеров, которые смогут что-то такое разработать, может быть, инвесторов, которые смогут поставить этот велосипед на колеса, может быть, даже тех простых людей, которые могут придать огласке эту проблему и помочь нам распространить эту информацию, чтобы про этот велосипед узнало намного больше людей. Елена Афанасьева: Софья, судя по прическе, было некоторое время назад снято? Софья Новикова: Да. Елена Афанасьева: Удалось ли за это время найти финансирование? Софья Новикова: К сожалению, ничего не получилось. Мы привлекали и общественность, и государственные органы, но ничего не получилось, к сожалению. Елена Афанасьева: Ни у кого нет заинтересованности? Но ведь настолько понятно прикладное значение этого изобретения. Софья Новикова: Все очень коммерциализировано. Если и появлялся интерес, то сразу хотели люди ставить на продажу и выясняли, будут ли еще модели. То есть у людей появлялась какой-то интерес только тогда, когда они думали о том, что я могу сделать что-то еще, как будто я эти велосипеды штампую. Елена Афанасьева: А почему вы не хотели дальше продолжить разработки следующего модельного ряда? Софья Новикова: Надо бы с этим сначала закончить и понять. Никаких испытаний пока не было пройдено, потому что у нас даже кресла нет, то есть на велосипеде не поездишь. Елена Афанасьева: Может быть, кто-то из коллег-ученых подскажет Софьи, где искать в таком случае? Александр Осадчиев: А какова цена вопроса? Ну, кресло для велосипеда… Софья Новикова: Там проблема в том, что это должен быть, я даже не знаю, индивидуальный заказ, потому что мы не нашли никаких аналогов самого кресла. Александр Осадчиев: Хорошо. А какова цена вопроса для индивидуального заказа? Софья Новикова: Если бы я могла на это точно ответить… Иван Меренков: Из того, что мне видится, то реальнее всего – это сделать в мастерской, в автомастерской, где занимаются салонами, потому что они работают с текстолитом. А из текстолита ты можешь делать любую форму. И я не думаю, что это будет дорого. Но, действительно, с другой стороны, я понимаю инвесторов, к кому приходят люди и пытаются им продать свои идеи. Если ты инвестор, то ты вкладываешь деньги. Естественно, ты вкладываешь их не просто так. Ты ждешь заработка и ты ждешь от человека, от команды, что у них есть видение, как это сделать бизнесом. Елена Афанасьева: Но, наверное, надо где-то еще и финансирование искать. Краудфандинг не пробовали? Софья Новикова: Мы пробовали искать не деньги, а людей для начала, чтобы хотя бы попытаться найти тех, кто будет заинтересован в этом, но тоже пока… Елена Афанасьева: Вот у вас эфир есть, вы можете обратиться. Кого вы ищете? Скажите. Конкретно сформулируем и пошлем запрос не просто в космос, а через эфир. Софья Новикова: В первую очередь мне нужны толковые инженеры и люди, которые смогут разработать этот велосипед, довести его до ума. Те, кто понимают в конструкции. Те, кто могут мне помочь. Потому что я предоставляю скорее идею… Елена Афанасьева: Вы медик. Софья Новикова: Да, я медик, я не инженер, я ничего в этом не понимаю, к математике я не прикасаюсь вообще. Елена Афанасьева: Так, уважаемые инженеры, если вы нас слушаете, пожалуйста, напишите в программу «ЗаДело. Поговорим», если вы готовы помочь в таком очень важном деле, как создание велосипеда для людей, у которых нет рук или они не действуют. Вот Софья будет ждать ваши отклики. Я к юношам через девушек заходили, а к девушкам, естественно, надо зайти через юношей. Когда вы говорите молодому человеку, что вы изобретатель, то какая первая реакция? Софья Новикова: Пугаются сначала. Елена Афанасьева: То есть лучше скрывать? Софья Новикова: Да. Когда узнают, что медик, то пугаются. Когда говорю, что изобретатель – еще сильнее. Это такая девушка, которая может все. Елена Афанасьева: Мужчины боятся умных женщин? Софья Новикова: Да, есть такая история. Елена Афанасьева: Вот так. Приходится искать в своем кругу, среди ученых? Софья Новикова: К сожалению, по крайней мере там, где я учусь, мальчиков очень и очень мало. В медицину очень мало мужчин идет. Елена Афанасьева: Но есть химики, есть океанологи, есть другие профессии среди ученых, где, наверное, мальчики доминируют. Софья Новикова: Надо будет, да, ходить. Елена Афанасьева: Тем более изобретатели. Думаю, мальчиков-изобретателей больше. Нет? Софья Новикова: Караулить у института имени Баумана. Елена Афанасьева: Хороший вариант. Анастасия, а вам приходится сталкиваться с проблемой нехватки юношей, которые не боятся умных женщин? Анастасия Рычагова, аспирант МГУ им. М. В. Ломоносова: Я бы сказала, что наоборот: когда люди узнают, чем я занимаюсь, они с таким интересом, с такими круглыми глазами на меня смотрят. Наоборот, стараются на ранней стадии запартнерить: «Ну, я с тобой был рядом. Когда ты разовьешься, помни меня. Когда твой стартап будет большим, помни меня. Я был твоим другом еще вначале. Я верю в тебя». Елена Афанасьева: А помочь, значит, как у Софьи, тоже не получается? Анастасия Рычагова: Нет, по-разному, по-разному. Елена Афанасьева: Или у вас хорошо с вложениями в ваш проект, научными и человеческими? Анастасия Рычагова: С вложениями еще потихоньку, так скажем. Вы правильно отметили, что пока мы, ученые, не стали кандидатами или докторами, по сути… Сейчас сложно у нас с финансированием. То есть я совмещаю работу и работу над стартапом. Но это такой действительно период, когда у тебя есть внутренний этот огонь, тебе нравится заниматься наукой, потому что ты реально через это можешь менять мир. И ты это терпишь, потому что знаешь, что в один момент все это щелкнет и пойдет. Но если ты выбираешь между тем, что не нравится и обеспеченностью, и тем, что нравится очень, но там не так много денег, мне кажется, что мы, ученые, выбираем вторую историю, которая больше про изменение мира вокруг, про помощь людям. Вот мы такие ребята. Елена Афанасьева: Миссия ваша? Анастасия Рычагова: Да. Это внутреннее. Оно где-то там, внутри, зарыто, и против него не пойдешь. Елена Афанасьева: У нас в этой студии бывали разные гости. Собаки были, петухи были, но первый раз пришел человек с зеленым другом, живым. Почему вы пришли с необычным каким-то устройством, с цветком, Анастасия? Анастасия Рычагова: Это одна из моих разработок. Я вообще эколог-почвовед. В один момент я долго работала в лаборатории и разработала такой биосорбент, который эффективно очищает воздух от газообразных загрязняющих веществ. То есть через него прогоняешь воздух – и он себе все это забирает. Я его тестировала, тестировала в лаборатории – и вот он у меня получился. Все отлично по результатам. И что дальше обычно ученые делают? Пишут статью, защищают на конференции, оформляют патент – ну и все. Мне захотелось, чтобы он приносил пользу людям, и для этого я стала развивать стартап. Патент – это средство, что вот он принадлежит мне, что эта разработка запатентована. Значит, я первая. Елена Афанасьева: Но очередь инвесторов не стоит за свежими патентами, я так понимаю? Или стоит? Анастасия Рычагова: По факту – нет. Елена Афанасьева: Не стоит? Анастасия Рычагова: Нет на самом деле. Кажется, что так, но на самом деле наоборот – ты сам должен свою разработку донести и показать: «Вот, люди, она для вас, она работает, она для помощи вам же самим». И чтобы это сделать, мы разработали очиститель воздуха. Ну, здесь увлажнитель воздуха. Елена Афанасьева: Вы сам себе маркетолог, пиарщик и все остальное? Анастасия Рычагова: Да. Я хочу просто сказать отдельное спасибо людям, которые нас вдохновляют, потому что, мне кажется, у каждого ученого есть такой человек, который его когда-нибудь вдохновил. Елена Афанасьева: Конечно. Анастасия Рычагова: Вот у меня в школе была учительница биологии Яна Олеговна, она меня водила в лес и приучала к биологии. Так я и попала сюда. И вот это все появилось тоже благодаря одному человеку – Андрею Валентиновичу Смагину. Он у нас вел в МГУ курс какой-то по экологии. Так это называлось, по-моему. И он что-то читал, читал, а потом говорит: «Слушайте, а вы знаете, есть такая проблема. На самом деле мы живем в квартирах, и мы не знаем об этом, а качество воздуха в помещениях – в офисах, в квартирах – часто бывает хуже, чем на автомагистрали». Вот просто представьте. Елена Афанасьева: Почему? Анастасия Рычагова: Ну, по статистике, в пять раз хуже. Елена Афанасьева: Так, мы только успокоились, что не так страшно глобальное потепление, как нас напугали тем, что мы дышим, оказывается, хуже, чем на автомагистрали. Анастасия Рычагова: Да. Елена Афанасьева: То есть сейчас у нас здесь, в этой студии, воздух хуже, чем… Анастасия Рычагова: Возможно. Александр Осадчиев: Сейчас уже хороший воздух. Елена Афанасьева: А, благодаря цветку. Анастасия Рычагова: Ну, благодаря нашему устройству, да. Здесь недостаток в том, что у нас обонятельные рецепторы не позволяют… чувствительности не хватает, чтобы определить, когда эта концентрация достигает пиковой. А испаряет это все: стены, пластик, ведь сколько сейчас материалов, и фенолы. Когда мы готовим – то же самое. Елена Афанасьева: Ой… Анастасия Рычагова: Да. Лучше просто поставить наши очистители и забыть об этом. Поэтому я собственно этим и занялась. Елена Афанасьева: У меня вопрос к каждому из вас: а вы можете вспомнить тот миг, как это было, именно по ощущению? Что вы в тот момент делали, когда первый раз возникла мысль: «А пойду-ка я в ученые»? Софья. Софья Новикова: Ну, у меня вообще не было такой мысли. Она у меня была всегда, с раннего детства. Я всегда любила… У меня был такой натуралистический склад ума. Сколько я себя помню, все лягушки, все змеи, ящерицы, кошки, собаки на улице от меня страдали, потому что… Елена Афанасьева: Почему? Вы их лечить начинали? Софья Новикова: Мне было слишком интересно смотреть, как они работают, что они такое. Елена Афанасьева: А как вы смотрели? Я надеюсь… Софья Новикова: Нет-нет-нет! Исключительно руками и глазами. Поэтому все дворовые собаки и кошки всегда от меня убегали, как только я выходила во двор, потому что знали, что я пойду к ним и буду их тискать. Мне иногда кажется… Елена Афанасьева: Хвост задрать, лапу поднять? Софья Новикова: Да. Если в студию сюда приведут крокодила, я первой побегу его за хвост дергать. Елена Афанасьева: Нет, крокодилов у нас еще не было. Анастасия, а вы когда? Какой это был миг? Сколько вам лет было? Что было вот этой последней решительной каплей, что вы решили идти в экологию, в науку? Анастасия Рычагова: Ну, опять же, я скажу про человека, который меня вдохновил и приучил в принципе, показал этот мир. Это особый мир. И когда ты не по учебникам это смотришь, а когда видишь реального человека, который прожил такую жизнь, ты думаешь: «Блин, я реально хочу так же!» Вот это так реально работает. Я так и попала. Елена Афанасьева: Это высшее удовольствие от мыслительного процесса? Или от чего? Почему так же хочется? Анастасия Рычагова: Ну, потому что ты видишь, что это космос, простым языком говоря. Нет края. Ты идешь в это, и ты можешь делать все что угодно. Вот столько сфер, в которых требуются сейчас открытия, столько сфер, в которых требуется наша помощь нашего сознания, наших мозгов. И когда ты эту всю картину открываешь, ты понимаешь: «Я хочу вот это. Я хочу помогать миру. Я хочу узнавать что-то новое и использовать свои ресурсы для создания этого нового, а не по какому-то шаблону действовать». И это действительно вдохновляет и мотивирует, потому что это очень сложный путь. Честно говоря, не знаю, как для других, но для меня столько там подковерных разных моментов. Не всегда это получается, но это… Елена Афанасьева: Подковерных? Это интриги в научном мире? Или что? Анастасия Рычагова: Ну, подводных камней, так скажем. Ты думаешь, что сейчас изобретешь, планируешь, а на самом деле это работает на практике совершенно по-другому. Но это путь новаторства. Этим он и замечательный – тем, что никогда не знаешь, какой будет результат. Ты планируешь одно, а у тебя получается другое. Ты это развиваешь – и получается еще лучше, чем ты планировал. Это такое… Не знаю, как вам это еще объяснить. Ну, наука – это про вот это. Елена Афанасьева: Но мы же не научные люди, поэтому нам объяснять сложно. Иван, Александр, а после такой эффективной работы мозга и общения с людьми умными в науке другие люди кажутся глуповатыми? Александр Осадчиев: Наука – это некий срез общества. И наука – это не то, что это какие-то великие умы все сидят и, значит, друг с другом разговаривают. Наука – это тоже определенный срез общества. Может быть, более подтянутый в сторону какой-то интеллектуальности, но тоже в науке широкий спектр людей есть, как и везде. Конечно, гораздо приятнее разговаривать с людьми, которые тебе приятны, в том числе в интеллектуальном плане. Но они могут быть откуда угодно. И есть такая, знаете… Елена Афанасьева: Извините, знаменитая цитата барона Мюнхгаузена из «Приключений барона Мюнхгаузена», когда Янковский перепутал фразу и сказал не «Серьезное лицо – признак ума», а «Умное лицо еще не есть признак ума». Александр Осадчиев: Ну, в том числе и так. Елена Афанасьева: Так что и так бывает. Александр Осадчиев: Да. Елена Афанасьева: А что нужно сделать для того, чтобы профессия все-таки поднялась в топ престижных? Вот профессия ученого. Анастасия, как вы думаете? Чтобы молодые ребята захотели быть не только блогерами, а прямо тянулись… Вот вы говорили, что такое огромное пространство для открытий. Анастасия Рычагова: Я думаю, что сейчас это очень на острие – связывать больше науку с практикой, чтобы меньше работ выполнялось в стол, так скажем. Чтобы каждый ученый, каждая эта звездочка, которая хочет также добиться чего-то, что-то дать миру, чтобы этот огонечек не погас, нужно, чтобы его разработки доходили до практики. Елена Афанасьева: У нас, кстати, есть сюжет как раз на тему того, как не работать в стол. Давайте посмотрим. СЮЖЕТ Голос за кадром: Артем Обухов руководит научной лабораторией, недавно защитил докторскую диссертацию. Он вошел в пятерку ученых из Тамбова, которые получили президентские гранты на научные проекты. Вместе со своей командой создает тренажер виртуальной реальности. – В шахте нормально, но я не могу взять… – Это не дверь. – Она прямо во мне! – Ты слишком подошел. – Я могу отойти. Артем Обухов, доктор технических наук: В ТГТУ мы уже давно разработали тренажер для подготовки шахтеров, но сейчас мы переводим его на новую архитектуру, на новый уровень детализации. Сейчас идет этап тестирования. Естественно, какие-то проблемы возникают. Ну, в данном случае, я думаю, у них проблема с аппаратной частью, с перегрузкой. То есть в процессе тестирования они просто подберут оптимальные параметры. И сейчас необходимо это испытать. Ну и без натурных таких экспериментов это невозможно. – Один драйвер сдох, который изменял угол наклона. И потом этот угол наклона здесь рукой надо вот так устанавливать, чтобы он встал в норму. Поэтому у нас сейчас тут было… Голос за кадром: Команду Артем набирал сам. Это опытные инженеры, программисты, ученые. Андрей Волков – проект-менеджер, руководит процессом на этапе разработки. Чтобы лучше понять технологию тренажера, все испытывает на себе. Андрей Волков, проект-менеджер: За таким большим круглым столом, овальным, все садились, друг на друга смотрели непонятными глазами: «Это кто? Мы что здесь будем делать?» И Артем говорит: «Вот у нас есть такой проект, нам нужен такой-то разработчик, такой-то разработчик, такой-то разработчик. Кто есть?» И я такой: «Ну, наверное, я могу вот это делать». Другой человек: «Ну, я, наверное, больше по графике». Третий: «А я больше по моделированию». Никто никого не знает, никто ничего не понимает, но потом все-таки… Артем Обухов: Грант президента, который я выиграл, он связан с технологией машинного обучения, машинного зрения. Мы некоторый задел уже в этой области сделали, то есть использовали нейронные сети для распознавания жестов. Попробуйте разные. Ну, если мы говорим о людях с ограниченными возможностями. То есть если, например, тяжело пользоваться клавиатурой и мышью, то можно как-то реализовать интерфейс с помощью жестов. Может быть распознавание эмоций. Мы можем распознавать ноги, можем распознавать руки, можно распознавать лицо, можно распознавать тело в целом – тогда мы будем видеть, как движутся ноги, руки, все вместе. Голос за кадром: Одно из важных направлений, над которым работает команда Артема, – это импортозамещение и усовершенствование медицинских тренажеров. – Когда работаешь с пациентами, на самом деле не хватает обратной связи. То есть я не совсем хорошо понимаю, что в настоящий момент происходит с пациентом. Мне хотелось бы знать, как работает, соответственно, левая конечность, как работает правая конечность. И желательно, чтобы все было в цифрах. Потому что если, например, где-то какая-то просто визуализация, то это вообще ни о чем. Голос за кадром: Чтобы быть уверенным, что разработки будут эффективными, Артем лично общается с врачами – неврологами и реабилитологами – 3-й городской больницы имени Долгушина и присутствует на занятиях с пациентами. Артем Обухов: Мы понимаем, что мы не в стол делаем какую-то работу теоретическую, а все-таки хочется сделать действительно то оборудование, системы, которые действительно будут помогать людям. И я понимаю, что это очень важно. Елена Афанасьева: Я все смотрю, какие прекрасные лица – что в студии, что в сюжетах. Вот этот засевший, видимо, у кого-то в голове образ ученого, что это какой-то такой знайка, бледный весь, думаю, сегодня благодаря этой программе будет этот стереотип уходить. Девочки говорили много о том, что не только деньги нужны для этого. А вот какие нужны обычно ученому именно не финансовые ресурсы еще? И так как у молодых людей больше получалось, как вы их находили? Александр, как их можно найти? Александр Осадчиев: Да, Елена, хороший вопрос. На мой взгляд, молодому ученому, который приходит в науку, очень важна научная группа, в которую он приходит. И это просто ключевая роль на ранних этапах, потому что в вузе учат чему-то одному, а реальная жизнь складывается по-другому, она устроена по-другому. И когда человек приходит в науку, наверное, как и в любую другую деятельность, он не знает, что ему делать, как себя вести, как принято, что хорошо, а что плохо. И если он попадает в хорошую научную группу, то она подает ему хороший пример, она ставит ему хорошие ориентиры, прививает хорошие практики. И это потом очень сильно влияет на всю дальнейшую жизнь. Если человек приходит в плохую группу, то очень велик шанс, что ему просто не понравится, что он… Елена Афанасьева: Завяжет с наукой и пойдет в бизнес. Александр Осадчиев: Завяжет, потому что не пошло. Ну, не из-за того, что он какой-то не такой или наука какая-то не такая, а потому что вот группа не подходящая. Соответственно, очень часто студенты, аспиранты, они приходят как-то наобум к научным руководителям и в научные группы. И это такое слабое звено этого перехода из вуза в науку. Поэтому я бы отметил это. Елена Афанасьева: Знаете, о чем я подумала? Знаете, когда переносишь закономерности … Я знаю, что ученые это любят: закономерности, которые работают в одной сфере, можно перенести и попробовать применять в другой. А есть ли у ученых продюсеры? Потому что я сейчас столкнулась с тем, что продюсеры есть у актеров, продюсеры есть… Сейчас даже писателю нужен продюсер. А ведь какая, наверное, была бы большая помощь, если бы у молодых ученых были продюсеры, которые разбираются в этой сфере, но при этом могут продвигать и знают уже. И не приходилось бы каждому проходить. Вот вам бы пригодился продюсер? Софья Новикова: Конечно, да. Елена Афанасьева: А нет таких еще пока специализаций? Александр Осадчиев: Елена, вы наш продюсер на данный момент. Елена Афанасьева: Ох, меня бы саму кто-нибудь спродюсировал. А может, мы с вами новую профессию придумали сейчас? Иван Меренков: Нет, обычно эта роль возложена на пресс-службы, но… Елена Афанасьева: Нет, это пиар, Иван, это продвижение, пиар. А вот продюсер в смысле каком? Вот ты ученый. Ты пока не знаешь ни всю сферу, где свои знания можно применить, что можно исследовать, что можно открывать. Ты не знаешь все научные институты либо потенциальных заказчиков, которые могут тебе… Если бы человек, который разбирается в науке и знает всю индустрию (назовем ее так), помогал бы молодым людям. Александр Осадчиев: Ну, это действительно правда, потому что… В случае коллег, девушек, которые делают свои разработки, они оказываются один на один, в общем-то, с этим жестоким миром бизнеса и индустрии. И этого не хватает, потому что ты должен и изобрести, и сделать какой-то образец, а потом еще его и продавать, находить деньги. И это, конечно, не то, чему нас учили. И это не то, что мы, наверное, хорошо умеем делать в науке. И вообще в России очень большая проблема есть в том, чтобы доводить свои научные результаты до потребителя, до производства. И это именно потому, что отсутствует это звено – отсутствует продюсер, с точки зрения производства и реализации конкретной своих идей. Елена Афанасьева: Так, мы сейчас еще раз в камеру скажем. Давайте призывать тех, кто хочет продюсировать молодых и талантливых ученых. Там же потенциал какой! Александр Осадчиев: Да. Я бы обратил на это внимание, потому что у нас есть государственный интерес к тому, чтобы больше разработок доводилось до реального экономического применения. То есть… Елена Афанасьева: То есть заработать там тоже можно, дорогие продюсеры, поэтому обратите внимание. Александр Осадчиев: Да. Ученым не хватает их сил, их возможностей, их компетенций не хватает для того, чтобы свое изобретение, свой какой-то результат потом пустить в серию и довести уже до экономического эффекта. И это звено остается немножко незакрытым. Елена Афанасьева: А в вашей жизни кто эту функцию продюсера несуществующего выполнял? Кто вас продвигал в нужном направлении, Иван? Иван Меренков: Ну, если говорить про научные исследования, то это, естественно, научный руководитель, который изначально видит какую-то общую картину и дает тебе определенное направление. А уже дальше ты становишься более или менее специалистом и начинаешь уже ориентироваться самостоятельно. Елена Афанасьева: Приходится самому? Иван Меренков: Да. Ну и ты видишь уже, потому что ты больше погружен в тематику, ты видишь уже для своей работы какие-то векторы по ее развитию. Елена Афанасьева: Анастасия, а у вас как сложилось с этим – с продюсированием? Анастасия Рычагова: Я в целом хотела бы объяснить больше, наверное, ситуацию. Вот у нас есть мир науки и мир предпринимательский. Это два разных мира. И мы разговариваем на абсолютно разных языках. Мы представляем больше науку. И бывает такое, что темой, которой мы занимаемся, занимаются в мире еще десять человек. То есть мы профессионалы в своей какой-то сфере. Мы посвящаем жизнь этому, мы это изучили. Это определенная сфера. А у предпринимательства другие скорости, другие понятия. И вот не хватает этого – не хватает соединения на стыке, потому что это два абсолютно разных мира. И больше нужно перенести наши ценности и наши продукты на язык потребностей бизнеса. Вот когда это произойдет, я думаю, и продюсеры не нужны будут. Елена Афанасьева: Ну что же, мы сегодня, во-первых, новую профессию придумали. Пожалуйста, кто хочет ею заниматься, поле непаханое, можно начинать. И я получила огромное удовольствие сегодня от разговора с умными людьми, молодыми, красивыми, умными. Это просто энергия удивительная! И так хочется сделать все, чтобы у нас страна по-прежнему была страной талантливых ученых, а профессия стала одной из самых престижных. Что же, я – Елена Афанасьева. Пожалуйста, пишите, о чем бы вы хотели поговорить. Мы обязательно встретимся в этой студии и обсудим темы, которые вам важны и интересны.