Елена Афанасьева: Здравствуйте! Это программа «ЗаДело». Я – Елена Афанасьева. И сегодня мы поговорим. А поговорим мы о будущем наших детей. Конечно, все мы хотим для них одного – счастья. Но для кого-то счастье – это карьера. Для кого-то – богатство. А кто-то скажет: «Да были бы здоровы – и это уже счастье». Все зависит от традиций и установок родительской семьи. Но понимаем ли мы, родители, чего хочет сам ребенок? И как помочь нашим детям реализоваться? И что должна сделать современная семья для счастливого будущего своих детей? Давайте посмотрим сюжет. СЮЖЕТ Голос за кадром: Семья Кузнецовых – это мама Ирина, папа Николай и их 12 детей: десять кровных и двое приемных. Ирина Кузнецова, многодетная мама: Вы, главное, дайте им жизнь. И по возможности их как бы оберегать, по возможности. Конечно, когда много детей, сам не уследишь, там разные ситуации могут быть. Голос за кадром: Ирина закончила консерваторию в Москве, мечтала о карьере пианистки. Николай – тоже музыкант, играл на аккордеоне, а потом стал их производить и продавать. Малыши у супругов появлялись на свет друг за другом. Ирина Кузнецова: Они все разные, но в то же время их объединяет одно – это чувство юмора. Их мышление особенное и очень юморное. Они ко всему с юмором подходят. Вот это их объединяет. Голос за кадром: Сейчас все уже взрослые. Олег, старший сын, – электрик. Диана – художник. Ксения – режиссер. Вася – футболист. Никола и Данила – пианисты. Петр – артист. Кристина – нефтяник. Никита – бизнесмен. А Дима, младший ребенок, – сценарист. Ирина Кузнецова: Может быть, это судьба, чтобы они все родились. Просто через меня они вошли в этот мир. А моя задача только – по возможности, чтобы у них жизнь была сохранена. Ну и здоровье как бы, образование, конечно же. По возможности я старалась всем, чтобы кто-то чем-то занимался или учился. Голос за кадром: Кузнецовым было очень тяжело в девяностые годы, в прямом смысле семья выживала. Данила Кузнецов: Поскольку у нас не хватало постельного белья, матрасов и так далее, мы просто спали, бывало, на куртках и так далее. Вообще-то, это ужасные условия. Петр Кузнецов: Всегда, когда я приходил в школу, мне говорили: «Мы не пустим тебя без сменки и без рубашки». А у меня была только футболка. И сказали: «Иди домой, переодевайся». Я шел домой и ложился спать. И так всю четверть, пока мне не купили рубашку. Голос за кадром: Было трудно, но с раннего детства мальчишки у Кузнецовых стремились помочь родителям. Петр Кузнецов: У нас был старший брат, Олег, ему было уже 12–13 лет. И он даже школу забросил, потому что начал работать. То есть он сдавал бутылки, он подрабатывал в школе дворником и все деньги приносил в семью, покупал нам вкусняшки. Давал даже папе, иногда маме денег. То есть вместо того, чтобы сам там где-то тусить, как типичная молодежь, он искренне все деньги отдавал в семью. Соответственно, мы тоже, когда подросли… Ну как подросли? Вот мне было шесть лет, пять-шесть лет, старшему семь, младшему было четыре-пять – мы погодки шли. Мы в этом возрасте уже начали собирать бутылки и в день делали 10 рублей. Это было очень много. Нам хватало тогда на газировку, вкусняшки, чипсы. И у нас был план: пока ты 10 рублей, бумажку эту не сделаешь, купюру (бутылка рубль стоила, по-моему, тогда), мы не уходили, мы до вечера работали. Голос за кадром: Только в начале 2000-х ситуация стала меняться к лучшему. Правительство Москвы выделило Кузнецовым жилье, а потом – дачный участок, микроавтобус. А в 2008-м братья Никола и Данила вообще прославили семью на всю страну: юные талантливые пианисты покорили сначала Москву, а затем Европу и мир, совместными концертами. Николай Кузнецов: Сказать, что это предназначение с самого рождения? Не знаю. Мы все были детьми, мы все бегали, играли в футбол, никто друг от друга не отличался. Но просто как-то в дальнейшем, видимо, из-за моего трудолюбия, из-за любви к маме я занимался фортепиано и где-то к 13 годам это, наверное, осознанно стал делать. Голос за кадром: У Ирины после восьмых родов появилась грыжа, из-за диабета начались проблемы с ногами. Многодетной мамы не стало осенью 2023 года. Данила Кузнецов: Неважно, какой семье ты растешь. Неважно, какие условия у тебя вокруг. Неважно, где ты спишь. Главное – это оставаться самим собой и к чему-то стремиться. Именно это главное. Елена Афанасьева: Сейчас многодетной считается даже семья, у которых трое детей. Анна Ухина: Да, верно. Елена Афанасьева: Анна, вас уже называют многодетными? Анна Ухина: Да, мы четыре года как многодетные родители. Елена Афанасьева: Это было осознанное ваше решение – много детей? Анна Ухина: Осознанное, осознанное. У меня в семье трое детей. Я самая старшая, потом идет брат и сестра. И у мужа то же самое – также у них старшая девочка, потом муж. Елена Афанасьева: Так если и там, и там было по трое, вы уже остановитесь на трех? Либо вы еще хотите? Анна Ухина: Может быть, и хотели бы, но сложновато, наверное, для меня. Сейчас наступил такой период, когда я могу наконец-таки выдохнуть, потому что младшая подросла, и я могу ее отправить на каникулы к родителям, стала уже самостоятельным человеком. Поэтому, наверное, пока точно остановимся. Елена Афанасьева: Сложновато в плане материальном? Или сложно маме самореализоваться? Анна Ухина: Я очень хочу уделять каждому из детей достаточно времени. Но сейчас я понимаю, что у меня не получается разделять время для всех – столько, сколько им нужно. И для себя оставлять. И моя такая вот мечта, которую я сейчас пытаюсь внести жизнь, – это день для ребенка. Вот один день я полностью с ним. То есть не со всеми… Елена Афанасьева: А где два другие в этот момент? Анна Ухина: А неважно. Можно их оставить на даче с родителями или с мужем дома. Почему нет? Елена Афанасьева: А почему возникла необходимость в такой традиции? Что вас натолкнуло? Анна Ухина: Сейчас в суматохе нашей жизни… А это и школа, и работа, и, опять же, те же соцсети, которые занимают много времени. Мы постоянно в телефонах, мы постоянно на связи с кем-то и по работе. И упускаем то время, которое могли бы именно… Вот как я девочкам говорю, своим подружкам: я сижу 24/7 с детьми, но именно такого качественного времени провожу с ними очень мало. Елена Афанасьева: Елена, а что главное должна заложить семья в маленького человека в дошкольном возрасте? Елена Рождественская: Ну, прежде всего, ребенок, который приходит в мир, он должен быть на каком-то очень глубинном уровне уверен, что его ждали. И вот это ожидание: «Вы должны меня принять таким, какой я есть. Вы должны меня любить». А все остальное приложится. В конце концов, сюжет, который мы только что с вами посмотрели, 2000-е. И вы посмотрите вообще, как тяжело было этой семье – спать на куртках и вообще быть обделенными по сравнению с другими детьми. Ведь достаточно много здесь и труда, и лишений. Поэтому, наверное, здесь есть что-то, что увлекает, компенсирует, вдохновляет родителей завести еще одного ребенка в этой ситуации. И поэтому, конечно, то, что получает ребенок, и то, что получают родители – вот какой-то такой предполагаемый баланс. С одной стороны, я хочу, чтобы меня любили, элементарно приняли. А с другой стороны, я хочу получить от этого периода детства, раннего детства ту массу удовольствия – вот хотя бы 15–20 минут. Все остальное займет рутина. И вообще не факт, что кто-то поможет. Вот хорошо, если вы мужу говорите. Хорошо, если будут родители с обоих сторон, которые помогут, плечо подставят. А у кого-то ведь этого нет. И, конечно же, вот это ощущение, что я могу формировать, управлять, планировать и реализовывать, оно дает родителю невероятное ощущение могущества. Это почти божественно. Елена Афанасьева: Как понять потребности своего ребенка? Аня, как вам кажется? Вот как понять, что ему нужно, а что не нужно? Анна Ухина: Мне кажется, только прочувствовать в общении с ним, в доверительных отношениях, естественно, потому что сейчас дети взрослеют раньше. Если раньше, в нашем детстве это было 14–15 лет, то сейчас в 9 лет это: «Все! Не заходи в комнату. Это моя личная жизнь, личные границы». Елена Афанасьева: Личное пространство, да. Анна Ухина: Очень сложно. Плюс телефоны, интернет, вседозволенность везде, и очень сложно контролировать. Мы пытаемся с гаджетами со всех сторон обкладываться, но это невозможно, потому что везде есть свои лазейки. Детки умные, кнопочку отключил: «Все, мама, прости». Елена Афанасьева: Елена, а у вас дети есть? Елена Рождественская: Да. Елена Афанасьева: А сколько вашему ребенку или детям? Елена Рождественская: Двое детей, два мальчиков. Елена Афанасьева: Им сейчас сколько? Елена Рождественская: Старшему – 35, а младшему вот сейчас будет 16. Елена Афанасьева: А, достаточно большая разница в возрасте. Елена Рождественская: Да. Елена Афанасьева: А они разные были по подходам к жизни, к пониманию того, что они хотят? Елена Рождественская: Конечно, естественно. Старший ребенок – фактически мы с ним вместе проживали все мои командировки, стажировки. Он объездил всю Европу, он вместе со мной лекции читал. Второй ребенок занят 24 часа в сутки, по сравнению с первым, у которого все-таки было много степеней свободы. В конце концов, я просто не смогла бы работать. А помощи особенной не было. Этот ребенок – он дослежен, он досмотрен, с психологами обсужден. Все его увлечения – от каллиграфии до джиу-джитсу, через музыкальную школу – мы все-все прошли, выбирали, откладывали. Ну, в конце концов, чемпион мира по джиу-джитсу. Елена Афанасьева: Уже в данном случае вопрос не только как матери, но как профессионалу: что вы наблюдаете? Те дети, которым родители помогали делать этот выбор, исходя из их интересов, что это дает этим людям в жизни? Елена Рождественская: Я думаю, что прежде всего мы стремимся в этой ситуации выровнять общие ценности. Потому что меняются культуры детства, дети становятся представителями вообще другого поколения. «Выпустить ребенка во двор? Что вы?!» Да? Это уже невозможно. И поэтому надо его в обмен занять чем-то, что будет соответствовать его интересам. А его интересы нужно узнать. Как и каким образом? Наблюдая и проговаривая. И вот то, чего не было, может быть, ранее – это вот этих интенсивных переговоров. Мы все время говорим и говорим, обсуждаем – не напрямую, не с точки зрения моралите, как мы можем, присев на кроватку вечером. Нет. Мы обсуждаем фильмы, мы обсуждаем коллизии, мы обсуждаем прочитанное. И, соответственно, по реакциям на обсуждаемое мы как раз и выравниваем наши ценности. Вот это важно. Потому что, что нас ждет послезавтра, вообще-то говоря, мы не знаем. Елена Афанасьева: Никто не знает. Елена Рождественская: А в зависимости от того, что у нас общий взгляд на вещи, то есть ценностный уровень, мы можем быть спокойны. Елена Афанасьева: Ценности семьи. Елена Рождественская: Конечно. Елена Афанасьева: Это очень важно. Да, конечно. И ценности семейные идут в первую очередь от семьи, и даже если это дети не родные, а приемные. Давайте посмотрим сюжет про вашу историю. СЮЖЕТ Владимир Голотюк: Диана, вот водичку вытри. Вот, вот. Голос за кадром: Диане нет и трех, а уже знает, что если намусорил, то нужно убрать. Владимир Голотюк: Ей два годика, а она уже помощница. Видите? Голос за кадром: Папа Вова за трудотерапию с ранних лет. Он многодетный отец. У него двойняшки Диана и Паша. Никита. А еще Артур, ему шесть. Кирилл, Даня – им по двенадцать. И это только мальчики, всего их пятеро. Столько же и девочек – пять. Елена Голотюк: Меня зовут Лена, мне 51 год. Мы воспитываем 10 детей. Мы свою такую «воспитательную карьеру» начали с 2010 года, когда первый ребеночек у нас появился. Свои девочки, у нас три девочки. Владимир Голотюк: Идея наша взять ребенка существовала 32 года. Не совру, точно 32 года. Идея была – взять какого-то ребенка, потому что мы понимали, с чем дети в детском доме могут столкнуться. Голос за кадром: Вове 54 года. В 9 лет он попал в детский дом, его папа отбывал наказание, а мамы не стало. До совершеннолетия Вова сменил семь детских домов. Владимир Голотюк: Как школа выживания такая была, мама не горюй. Да, такого никому не пожелаешь. Голос за кадром: Вова усердно учился, получил много разных технических профессий. Владимир Голотюк: Я работаю, занимаюсь снабжением строек. Ну, мне в основном работа позволяет и по удаленке, то есть я могу договориться. Есть поставщики, с которыми я работаю постоянно, они привозят, а я могу завтра оплатить или как-то. Голос за кадром: Они вместе 32 года. Лена из полной семьи, папа и мама у нее военные. Вова и Лена – уже бабушка и дедушка, 22-летняя родная дочь Лиза вышла замуж и родила внучку Афину. Лиза хорошо помнит, как родители сообщили им с сестрами о решении взять в семью ребенка и как потом девочки сами умоляли маму с папой на этом не останавливаться. Лиза: Родители нас посадили за стол всех и говорят: «Ну, мы хотим взять ребенка». Мы были прямо «за», мы говорим: «Конечно, да, давайте». Они взяли одного. Мы говорим: «Давайте, может, еще?» Голос за кадром: Голотюк принимали в семью малышей: сначала Кирилл, потом Даня, затем Артур, его забрали прямо из бэби-бокса. Кто у него мама – неизвестно. Владимир Голотюк: Мама хотела красавца-грудничка. Голос за кадром: На первом – кухня-гостиная, на втором – четыре спальни. В просторных условиях семья живет семь лет. До этого была трехкомнатная квартира. Владимир Голотюк: Мы дом покрасили полностью. Стены антивандальные, резиновая краска. Ну, так мы сделали, потому что дети любят рисовать на стенах. У нас малыши. Голос за кадром: Жанна попала в детский дом в семь лет, жила там почти год. Жанна: Я сначала жила с папой, а потом папа умер, и я осталась с мамой. А потом, получается, мама меня отдала, но она приходила ко мне. Елена Голотюк: Жанна пришла в восемь лет. Я думаю: как она будет меня называть? Мы приехали домой. Ну, буквально на второй день… Все же: «Мама, мама», – бегают. И она: «Мама, мама». Ну, как-то так. Мне даже неудобно было в первый день. Владимир Голотюк: Мы сказали: «Называй как хочешь, как тебе удобно для твоего внутреннего состояния». Елена Голотюк: Он на «вы». «Я хочу покушать, дайте мне, вы дайте конфетку». Владимир Голотюк: Мы их любим, мы души не чаем. Мы устраиваем отношения, что дальше будем, всю жизнь… Правда? Да. Видите? Елена Афанасьева: Что вы хотели дать детям – и своим, и тем, кто стали своими? Того, чего вы были лишены в детстве? Владимир Голотюк: Знаете, вот с Никитой был у меня момент какой-то… У меня есть там Никита, красавчик мой. Вот мы шли. У него проблемы были поведенческие, и он все время жаловался. И я ему говорю: «Знаешь, ребенок, знаешь, заяц, – я ему говорю, – самое важное и самое ценное – это любить и быть любимым в жизни. Все остальное проходит. Друзья уходят, приходят». И он многие вещи… Он потом уже, со временем, через два года как-то у него были проблемы, он говорит: «Папа, это ерунда. Самое главное и ценное, что меня любят в семье». Знаете, мне это было так со стороны приятно слышать, потому что он запомнил те слова, которые я ему сказал. И он периодически… Если его спросить: «Что самое главное в жизни?» – он уже на автопилоте говорит: «Любить и быть любимым в жизни». Елена Афанасьева: То есть это то, чего вам не хватало? Владимир Голотюк: Да, наверное, потому что то, что, может быть, я прошел… Но я все равно счастливый человек. Вы знаете, я скажу, что дети настолько позитива дают в семье. Я не думал в начале своего пути, что… Было трое своих, воспитывали, но все равно. Ну, тяжело, но было… Елена Афанасьева: Ну, трое детей, Анна понимает. Владимир Голотюк: Я понимаю, Аня. Да, это правда, действительно. Но с возрастом я… Елена Афанасьева: А у вас какие были трудности? Вот в этой семье показывали, что они даже рубашку не могли ребенку купить. Владимир Голотюк: Нет, слава богу… Я, конечно, тоже затронут. Конечно, это подвиг этой семьи. Уважение и респект. Нет, мы были… Можно сказать, что трудности были в том, что нам особо никто не помогал. Вот это была одна такая, можно сказать, трудность. Мы рано женились: ей было 18, мне было 20 с чем-то. Елена Афанасьева: Не помогали бабушки и дедушки? Владимир Голотюк: Да-да-да. Елена Афанасьева: Или государство? Или кто? Владимир Голотюк: Ни бабушек, ни государства не было тогда, когда мы своих воспитывали. А когда мы уже взяли ребенка и нам опека предложила: «Вы не хотите еще взять?» – мы говорим: «Да мы не против, но у нас условия жилищные – трехкомнатная квартира». И нам сказали: «Можно дом взять, дать дом». И мы увидели эти условия в доме реально. Понимаете, когда у вас дом, извините, 180 квадратных метров, у тебя там шесть комнат… И я говорю: «Лена, я понимаю, что Господь нам дал не зря это. Давай в жизни что-то пересмотрим». Елена Афанасьева: Это дом, который положен родителям приемным, пока вы приемные родители? Владимир Голотюк: Да. Елена Афанасьева: А если вы ими перестаете быть, дети вырастут, то тогда все? Владимир Голотюк: Мы уезжаем на свое жилье, у нас есть свое жилье. Мы обеспечены, у нас нормально, у нас есть дом, у нас есть квартира. Поэтому мы, можно сказать, не переживаем. Елена Афанасьева: Елена, у вас уже не получится день в неделю выделять каждому ребенку, да. А что вам хотелось дать детям? Чего не хватало вам? Вы жили в полной семье, в отличие от мужа, да? Что вы хотели дать этим детям такого, что, может быть, имели и хотели принести? Или наоборот – чего-то не хватало? Елена Голотюк: У меня папа военный был, и мы постоянно из города в город переезжали. Я так хотела: «Мама, отдайте меня в музыкальную школу! Я так хочу на пианино научиться». А мама говорит: «Ну, подожди. Вот мы сейчас опять в другой город переезжаем». Вот музыкальное образование деткам – по согласованию с ними. Я спрашивала: «Пойдете на музыку?» – «Пойдем». Вот музыкальное образование. Ну и отдых. Елена Афанасьева: Когда столько деток, как вы пытаетесь нащупать от ребенка, что он хочет, как он хочет развиваться? У вас же старшие уже? Как они заявляли, чего они хотят? Или вы им говорили: «Попробуй музыкальную»? Елена Голотюк: Мы вместе шли в музыкальную школу, допустим, в музыкалку, да. Ну, с детьми-то… Как-то чувствовать их. Мы чувствовали друг друга. Не знаю, близость с детьми, такая эмоциональная. И я чувствую, что она тянется к музыке. Я говорю: «Пойдем в музыкалку, может быть». Вот из наших девочек одна старшая закончила музыкальную школу. А вторая девочка, которую мы родили, она говорит: «Мама, я не пойду в музыкалку». И она спортом занимается. Она тоже первые места занимала по легкой атлетике. Она как-то: «В музыкалку? Нет, давайте я не пойду». Ну, не хочет – не пойдем, конечно. Чувствует, что не ее. Елена Афанасьева: А когда малыши или уже не совсем малыши приходили к вам, вот вы чувствовали, чего им не хватало до семьи вашей? Вот чего? Владимир Голотюк: Реально любви. Вы знаете, у нас есть один… Вот там было показано. Елена Афанасьева: Который из бэби-бокса? Владимир Голотюк: Да, из бэби-бокса. Вы знаете, когда ребенок к тебе в четыре или пять лет, я не помню, он приходил в день по 20–30 раз спрашивал. Откуда? Ребенок взят месячным. Понимаете? И что он? Елена Афанасьева: А что спрашивал? Владимир Голотюк: Он спрашивал: «А любите вы меня?» Он ко мне приходит и к ней. И в день это в течение часа по пять-шесть раз может спрашивать. И вот это было, наверное, на протяжении года. Он приходил постоянно. И мы понимали, что ребенок… Знаете, мы видели, что что-то такое генетическое. Отверженный ребенок, нежеланный. И откуда? Мы с психологом начали беседовать, и она нам говорит: «Ребята, вот вам результат, когда мать ходит и не хочет ребенка и меть. Вот результат». И он ходил где-то восемь месяцев и спрашивал: «А вы меня любите? А вы меня любите?» Мы уже так начали поглядывать. Он разбалованный, он любимчик. Она его обожает! У них такая любовь, прямо гармония до сих пор. И вот эти девять лет она прямо… Елена Афанасьева: А давайте спросим Елену. Елена, неужели действительно малыш, которого взяли в месяц, он не может иметь какие-то особенные воспоминания об этом месяце, вроде бы не должен чувствовать себя отверженным, как более старшие детки? Откуда это? Елена Рождественская: Именно потому, что мы не исчерпываемся только сознанием. Есть еще и бессознательное. Есть еще глубины подсознания. И вот там как раз… Глубинная жизнь. И ребенок, очевидно, это каким-то образом ретранслирует дальше. Елена Афанасьева: То есть он понимал, что его этот мир не хотел, через мать – ту, которая биологическая – мир его не ждал? И только мама и папа сделали этот мир… Елена Рождественская: И их терпение. Владимир Голотюк: Он расцвел! Елена Рождественская: Отвечать на 30–40 вопросов в течение дня. Елена Афанасьева: И не только. Владимир Голотюк: Мы еще уделяем время… Конечно, практикуем такую вещь – уделять хотя бы 15–20 минут минимум. У меня есть не максимум, а у меня есть норматив минимальный, что я должен уделить каждому ребенку, отдельно пообщаться. Абсолютно каждому, начиная от взрослого, а особенно малыши. Малыши больше в тебе нуждаются, а старшие – уже так. Важно то, что я им говорю. Это семья, это ценности семейные. И у меня отношения с ними… Я им сказал: «Это до могилки, можно сказать». Елена Афанасьева: Вот сейчас вашим старшим сколько? Елена Голотюк: 34. Елена Афанасьева: А младшим? Елена Голотюк: Пять. Елена Афанасьева: Совершенно разные поколения. Разница даже больше, чем у вас. Владимир Голотюк: И это для нас школа хорошая. Елена Афанасьева: А как меняется то, с чем, с каким багажом вы хотите их выпустить в мир? Появляется ли что-то новое в том, что вы понимаете, что вы должны дать детям? Владимир Голотюк: Ну, во-первых, эти дети, последние… Поколение детей старших мы не трогаем. Они выросли в любви, желанные, в радости, счастливые. И они созревшие. Они счастливые люди прежде всего – и в семье, и в жизни. А для этих детей – мне хочется, чтобы они были социально адаптированными, потому что сложно иногда происходит эта адаптация, когда они где-то чувствуют себя в связи с тем, что они какую-то наследственную часть, груз берут. И это не дает им иногда отпустить это и жить полноценной и счастливой жизнью. Поэтому мое желание, чтобы они счастливыми были. Прежде всего, наверное, счастье в жизни. Можно иметь какие-то успехи, но быть несчастным. Елена Афанасьева: А меняется ли понимание счастья? Вот если раньше казалось: «Вышла замуж, родила, квартира есть, дача есть, машина есть – счастлива». Меняется ли сейчас? Лена, как вам кажется? Елена Голотюк: Ну, насыщается, наоборот, человек этим. Все равно к родителям тянет. Все равно квартира, машина, муж. К папе тянет. Елена Афанасьева: Аня, а вот вы какого счастья хотите для своих троих деток? Анна Ухина: Мы затронули тему – чего не хватало в семье. Так как я тоже из многодетной семьи, у нас хватало всего, в том числе внимания мамы. И не было гиперопеки такой, чтобы: «Ты покушал? Попил? Поел?» Мы все росли в таком счастье. И мама всегда была красоткой. Мама всегда была на все сто! Готова хоть сейчас… С утра отвела детей в садик и пошла на светский какой-то раут. И, наверное, вот то ощущение семьи дало мне уверенность в том, что я тоже хочу так. Я хочу вечером собираться на ужин. У нас традиционно родители… Даже девчонки у меня прикалывались в школе: «Почему Аня уходит так рано?» Они шептались и говорили: «У них молитва за обедом, за ужином». А мы просто… У нас традиционно было: приходил папа с работы, и в семь часов мы садились за ужин обязательно. То есть кто бы где бы ни был – на прогулке, на спорте, еще где-то, – мы садились и ужинали. Ну и общались. Елена Афанасьева: И в вашей семье теперь тоже такое же правило? Анна Ухина: Да. Стараемся и завтракать все вместе. С утра это не всегда получается, когда в будни дни. В выходные – точно. Папа печет по воскресеньям оладьи у нас. И мы садимся, завтракаем вместе. И ужин у нас – обязательно все вместе. Елена Афанасьева: А как вам кажется, Анна, вот когда вырастет ваша дочка, как вы видите ее счастье? Анна Ухина: Счастье у каждого свое. У кого-то – реализация в детях. И стать родителями – это их работа. Эти навязанные стереотипы: «Почему? Вот ты же сидишь дома, тебе нужно реализоваться, карьера, еще что-то». В последнее время просто очень часто с этим сталкиваюсь: «У тебя же дети уже большие. Почему ты не пойдешь работать, учиться на какие-то другие профессии?» Сейчас я чувствую себя мамой. И мамой хочу быть на сто процентов. В ближайшие два года – точно, пока младшая не пойдет в школу. А потом посмотрим, как сложится. Но я счастлива сейчас. Может быть, кого-то я спрошу, кто достиг карьерных вершин, и человек скажет: «Я счастлив в работе, когда я прихожу, реализуюсь и получаю отдачу». Елена Афанасьева: Но это вы правильно сказали, что только сейчас стали появляться такие возможности быть просто мамой, чтобы вам никто не капал на голову: «А как же самореализация?» Или, наоборот – когда женщина в вашем возрасте успешна в карьере, а ей все время: «Часики-то тикают, часики-то тикают», – такой нервяк создают. Елена, а как кажется вам? Вот тот образ счастья, который закладывается, он семьей закладывается или обществом, который мы невольно хотим повторить? Или наоборот – вопреки той жизни? Не такую, как хотелось бы, как вот у Владимира. И мы хотим сделать другой образ счастья, идеальной семьи или идеальной работы. Елена Рождественская: Вы знаете, это колоссальная философская дискуссия. Десятки философов, социологов, экономистов, психологов потратили на это массу усилий. И к чему, в общем-то, по большому счету, если так суммировать, они пришли? С одной стороны, счастье воспринимается как некое такое онтологическое благо, да? Условно говоря, не было ресурсов у той семьи, о которой мы посмотрели сюжет. И, соответственно, появилось постельное белье, уже есть что одеть, уже есть что поесть – и вот как бы оно, счастье, удовлетворены. И вот тут мы рядышком видим слово-брат по отношению к термину «счастье» – «удовлетворенность». Мы часто подменяем счастье удовлетворенностью. «Ну, вот теперь уже благо есть, уже как бы все насыщенно, быт у нас устоялся, повседневность упорядочена. Ну, как бы можно пережить это счастье. А сколько нам его надо? А где, за каким порогом начинается счастье? Или все-таки еще удовлетворенность?» То есть, вообще-то говоря, дискуссия о том, что счастье – это не мерный стаканчик, а это абсолютное его переживание. Это вот другая часть этой дискуссии. То есть, с одной стороны, это благо. А с другой стороны, субъективное переживание. Елена Афанасьева: Но мы все равно все хотим помочь нашим детям создать уют, в том числе дать те навыки, помочь выбрать профессию, которая поможет им в будущем. Но как мы порой ошибаемся? Если в нашем поколении всех детей обязательно надо было в институт, обязательно, без высшего образования никак, а потом все эти инженеры в девяностые оказались никому не нужны. Потом стало очень много экономистов, юристов, перепроизводство произошло, которые, может быть, сейчас тоже не так востребованы. Как найти вот ту грань, куда подталкивать нам детей, чтобы не ошибиться, как поколение до нас? Елена Рождественская: Образовательные контексты меняются. Если мы делали ставку на одну профессию, то теперь вот это lifelong learning. То есть мы всю жизнь учимся. Елена Афанасьева: Непрерывно, непрерывное образование. Елена Рождественская: Да. И поэтому не только твердые навыки и компетенции, но и мягкие. И оказывается, что из них можно комбинировать, выращивать, все время по запросу рынка труда, новые занятия. Елена Афанасьева: Вот эти так называемые soft skills, мягкие навыки – это что? Елена Рождественская: Это, прежде всего, коммуникация. Елена Афанасьева: То, о чем мы говорили. Умение понимать, умение коммуницировать. Владимир Голотюк: Перестраиваться. Елена Рождественская: Да, да, совершенно верно. Елена Афанасьева: Перестраиваться, понимать себя и вокруг. Елена Рождественская: Работать в команде. А у вас команда будь здоров. Елена Афанасьева: Эмоциональный интеллект. Умение вести переговоры. То есть нам нужно не профессию детям выбирать, а научить их выбирать самим дальше, да? Елена Рождественская: И каждый этап образования планировать и осматриваться. То есть фактически таким образом мы «подкручиваем» наши возможности под запросы со стороны и общества, и рынка труда. Елена Афанасьева: Но это, несмотря на то, что такая болевая тема про гаджеты и технологии, это поколение без них жить не сможет. Давайте посмотрим сюжет и обсудим эту насущную тему. СЮЖЕТ Голос за кадром: Виртуальный мир уверенно захватывает реальный. И этому очень рады дети, ведь у всех есть гаджеты, и в них так много всего увлекательного! Но жизнь в компьютерной игре или постоянный просмотр роликов в интернете незримо увеличивает пропасть непонимания между родителями и их чадами. Татьяна Филиппова: Оказывается, 14% детей в выходные вообще не гуляют. Ну, это шести- и семилетние дети. А дети трех-четырех лет, все-таки младшие дошкольники, но тоже 9% дошкольников младших в выходные дни вообще не гуляют. Меня эта ситуация не просто удивляет, а она меня действительно шокирует. Голос за кадром: Татьяна Андреевна – кандидат биологических наук, сотрудник Института возрастной физиологии, автор учебников и методической литературы. Несколько лет специалисты института изучают портрет дошкольника от трех до семи лет. В исследовании участвовало более 8 тысяч малышей. Результаты – шок! Татьяна Филиппова: Анонимное анкетирование родителей позволило нам получить удивительные результаты о режиме дня, нагрузке детей. В том числе был вопрос об использовании цифровой среды: «В каком возрасте вы дали ребенку смартфон, ну, какую-то цифровую технику?» К трем годам, ну, три-четыре года – 39% уже использовали цифровую среду, гаджетами пользовались. А вот цифры прошедшего года нас просто, честно говоря, шокировали (я по-другому сказать не могу), потому что 97,4% младших дошкольников имеют уже, соответственно, гаджеты в руках. Голос за кадром: И еще, продолжает Татьяна Филиппова, длительность просмотра видео детьми – до полутора часов в день, а по факту больше. И контент родители зачастую не отслеживают. Татьяна Филиппова: Реальный мир никакая «цифра» заменить не может. И реальные книжки, и реальные пособия, в которых ребенок что-то делает сам, не на планшете пальцем, а сам делает. Причем ведь сейчас есть книги и с дополненной реальностью. То есть «цифра» – это совершенно замечательно, но ею нужно разумно пользоваться. Елена Афанасьева: У вас в семье, Владимир и Елена, есть правила использования электронных устройств? Владимир. Папа отвечает? Хорошо. Владимир Голотюк: Ну, потому что это у меня жесткие правила. Елена Афанасьева: А какие правила у вас? Владимир Голотюк: Ну, я скажу. Я немножко обрадовался, посмотрев сюжет. Я начал давать частично на полтора часа в день… Там есть лимит, который отключается – и все, ребенок больше не может. В воскресенье это полный покой, вообще я стараюсь никаких гаджетов, только мультики можно включать. А так, в принципе, раньше семи лет мы никак. Елена Афанасьева: До семи лет вы не даете телефон или компьютер? Владимир Голотюк: Нет, вообще. Елена Афанасьева: Лена, а старшие дети, у которых в детстве гаджетов не было, они по-другому росли? Или они так же росли, как и те, у которых сейчас есть гаджеты? Елена Голотюк: Конечно, по-другому. Конечно по-другому. Были другие занятия. Мы с ними занимались, вырезали все. Елена Афанасьева: А сейчас не вырезаете? Елена Голотюк: Это те детки, которые уже выросли. Елена Афанасьева: А с младшими? Елена Голотюк: С младшими? Мы стараемся отвлекать их от этих гаджетов. Я понимаю, что они еще в жизни успеют, жизнь вся впереди. Елена Афанасьева: А чем отвлекаете? Елена Голотюк: Рисуем, вместе ходим. Если лето, то куда-то в зоопарк или гулять вместе. Даже вместе с ними выхожу гулять: «Давайте на велосипедах покатаемся». Ну, находится много работы. Дома что-то приготовим. Елена Афанасьева: Анна, а у вас какие правила в семье по поводу электронных устройств? Анна Ухина: У нас есть телефон у старшего ребенка. Когда он пошел в школу, мы ему подарили. У среднего, вот сейчас ему будет семь лет, тоже перед школой как бы мы ему сделали подарок. У них ограничение – час по времени в день. Естественно, они находят какие-то лазейки. И получается, я думаю, побольше, потому что можно в WhatsApp зайти, что-то переписываться, еще что-то. Но в целом у среднего проблем с телефоном нет. У старшего уже есть, потому что больше друзей ему пишут, звонят. Соответственно, он умеет читать. Младший и средний еще не умеют. И это проблема, это большая проблема. Точнее – как? Когда начались все обучающие программы на планшете, ребенок у нас родился старший, первый, и мы ставили ему то с едой какой-то, когда кушает. Почему нет? Английский поучить, да? Тогда это все было в новинку. И через какое-то время я заметила просто дикие истерики, ребенок просто неуправляемый. И я поняла, с чем это связано. И планшет, который был только новенький, только пленочку сняли с него, мы просто убрали далеко и надолго. Он до сих пор лежит уже 10 лет у нас наверху в шкафу. Елена Афанасьева: Наверное, должна быть какая-то золотая середина. Анна Ухина: Которой очень сложно достичь. Елена Афанасьева: Потому что очевидно, что эти дети будут жить в мире полном этих устройств. Если их сильно ограничить, они выпадут из своего социума. Да? Елена машет. Елена Рождественская: Совершенно верно. Мы говорим пока об этой теме в режиме запретов и угроз, потенциальных угроз либо реальных угроз. А ведь здесь есть и преимущество. И поэтому, разумеется, речь о балансе. Ведь на самом деле тот, кто в цифровом отношении грамотен, в нужное время, в нужном возрасте, в нужной ситуации он приобретает преимущество. И, соответственно, ребенок, которому до 10–12 лет из благих побуждений не дают гаджета, он будет проигрывать перед сверстниками. И в социальной иерархии он потеряет. Поэтому… А что делать? Вот этот интерес к этим гаджетам, нужно облечь этот интерес в какие-то творческие занятия. Ведь можно сделать маленький мультик, да? Можно выстроить маленькую фермочку и насытить это пространство растениями. То есть масса игр, которые развивают пространственное воображение, воспитывают эстетический вкус и так далее. Но тогда это работа. Тогда это не просто контроль и запрет, но это работа родителя по выстраиванию этого контента, с которым ребенок встречается в гаджете. Поэтому, конечно же, мы этого минуть не можем. Наша завтрашняя реальность – это дополненная реальность мультивселенных. Мы к этому еще не готовы, а они уже будут в это вовлечены. Елена Афанасьева: Они уже в это вовлечены. Елена Рождественская: Да. И, соответственно, если мы их ограничиваем в наборе этих компетенций на этом уровне, они заведомо в проигрыше. А потом, вот этот аларм, который прозвучал… Ну, я понимаю, свежий воздух, отсутствие… Мы, конечно, можем проветрить квартиру, но прогулки это не заменит, вообще движение это не заменит. Но, даже выпуская ребенка, опять же, в пресловутый двор, вы уверены, что он найдет развивающую его социальную игру? Анна Ухина: Это такая тонкая грань – не потерять контакт со своим ребенком. Потому что ты ему можешь запретить, а он приходит и говорит: «А у меня все друзья вот эту игру обсуждают». А ты говоришь: «Ну, милый мой, извини». И он… Елена Афанасьева: А вот очень интересный вопрос, давайте его адресуем Елена. А вот если ребенок говорит, что все играют, а родители считают, что это либо не та игра, либо у них есть жесткий лимит по времени, то как быть? Елена Рождественская: Обсуждать. Обсуждать игру. Обсуждать режим. Обсуждать те бонусы, которые ты приобретешь, если ты не потратишь это время впустую. Либо напротив – некоторые вещи и не стоит. «Рановато еще, дорогой». – «А почему рановато?» – «В нашей семье мы так считаем». И вот почему мы так считаем – это опять предмет для обсуждения. То есть – говорим и работаем. Владимир Голотюк: Диалог. Елена Афанасьева: Замечательный разговор! Я думаю, мы все пришли к какому-то общему выводу. Конечно, большинство родителей хотят для детей счастья, хотят, чтобы в семье все было хорошо и ребенок дальше нашел свой путь. Для этого важно слышать себя, слышать ребенка, уметь разговаривать. Я – Елена Афанасьева. Пишите нам, предлагайте свои темы для обсуждения. А мы встретимся в этой студии и обязательно поговорим.