Елена Афанасьева: Здравствуйте. Это программа «ЗаДело». Я Елена Афанасьева, и сегодня мы поговорим. А поговорим мы сегодня о красоте. Что такое красота? Это по-прежнему соответствие параметрам 90-60-90, рост 170, навязанное нам индустрией потребления, блогерами и прочей гламурной красотой, или все-таки что-то другое? Как относится общество к нестандартной красоте? Мы все, когда растем, начинаем комплексовать. Я росла в южном городе, и к старшим классам все мои одноклассницы обладали прекрасными, пышными формами, и только я весила 43 килограмма и была маленькая, худенькая, меня ветер мог снести, наверное, и, естественно, без всяких форм. Я тогда думала, что одна я такая уродина, и только потом узнала, что это классический стандарт для моделей. Откуда эти стандарты взялись? Как они мешают нам жить? Как мы потом тратим огромное количество сил и энергии, чтобы с ними справиться? Об этом мы и будем говорить с нашими прекрасными героями. У каждого из них есть своя история. Светлана: Вот эта злополучная балка, о которую я вообще такой шишак набила, когда не привыкла еще к ней... Поэтому, когда в дом вхожу, приходится наклоняться. Голос за кадром: У Светы рост 198 сантиметров. В ее семье все высокие, папа больше 2 метров, сестры – 1,80 и 1,83, мама 175 сантиметров. Светлана: Вот чтобы лечь в ванну, такого, конечно, не выходит. У меня в родном моем городе папа тоже высокий, он 2,04, и у нас там сделана такая ванна, в которой я могу вытянуть ноги, т. е. это прямо вообще кайфуха, потому что ну можно полулежа ее принять. Либо я ноги сгибаю, либо, если я хочу, предположим, полностью окунуться, то я ноги закидываю на стенку, ха-ха, и полностью окунаю тело. Антресоли, вообще это, так скажем, моя территория, т. е. молодой человек там вообще ничего не хранит, потому что... У меня тут аптечка, например, т. е. я совершенно влегкую беру какую-то нужную мне вещь. Я приезжаю в родной город, на меня как бы смотрят как на седьмое чудо света. То есть люди настолько ограничены, то, что для них это самое яркое событие за день, увидеть высокого человека, начинают тыкать пальцем, начинают снимать на телефон, чего-то переговариваться. Голос за кадром: Много внимания на свету обрушилось сразу после рождения: она родилась без правого предплечья. Из-за этого девочку отказывались принимать в общеобразовательную школу. Светлана: Моей маме сказали, что меня могут взять только в «Г»-класс. «Г»-класс – это класс для умственно отсталых. А когда мама спросила почему, сказали – «Потому что там тоже инвалиды». И меня пришлось отдать, единственная школа, которая меня взяла, – это частная, потому что она была платная. Голос за кадром: Света всегда была выше сверстников, а во 2-м классе почти догнала учительницу. В театральных постановках ей часто доставались роли мальчиков. Светлана: В 4-м классе я выпускалась 1,65, в 5-й класс я пришла 1,75. В 6-м классе у меня был рывок роста, я пришла 1,86... Ну да, т. е. мальчики, они обычно были мне где-то вот тут вот, а все девочки, да, они были обычно по плечо. Мне даже в детской моей карточке был написан диагноз «гигантизм», что совершенно какое-то бредовое, ставить гигантизм, когда у тебя отец больше 2 метров, ну как бы неудивительно то, что девочка растет примерно такой же. Голос за кадром: Обеспокоенные врачи предложили 9-летней Свете пройти гормональную терапию. Светлана: Я очень испугалась и не пошл к эндокринологу, т. е. я прямо заперлась в ванной комнате, сказала: «Я никуда не пойду, пусть я расту сколько угодно, мне по фигу». Но на то время я была еще 1,75–1,80 и еще не понимала, насколько я вырасту. Потом, в подростковом возрасте, я очень много раз жалела то, что я вот не согласилась на гормонотерапию, не осталась в росте 1,80-1,85. Я помню то, что я прямо гуглила, как уменьшить свой рост, я была готова себе обрезать ногу, как бы часть ноги вырезать, часть кости, чтобы мне пришили стопу повыше, чтобы икроножную мышцу, короче, там кости бы вырезали, сделали меня пониже. Когда я уже в старшем возрасте, в 11-м классе я еще набрала вес очень большой, весила 130 килограммов, я еще выглядела вообще на тридцатник. Голос за кадром: От излишнего внимания, недовольства своей внешностью у Светы началась депрессия и она замкнулась в себе. На II курсе института решила сама перестать обращать внимание на свой рост и начать жить. Света закончила журфак, 4 года назад из Архангельска переехала в Москву. Она профессионально занимается волейболом, и ее пригласили играть в паралимпийскую сборную России. В 2018 году ее команда выиграла Чемпионат мира в Голландии. Света очень радуется, что появилась возможность заказывать обувь через интернет, – у нее 45-й размер ноги. Светлана: Сапоги для фотосъемок. – Ух ты, каблук! Сколько? Светлана: Каблук, по-моему, 17 сантиметров. Голос за кадром: «Кибербогиню», как сама она себя называет, часто приглашают быть фотомоделью. Елена Афанасьева: Скажите, когда... Вы помните миг или историю, когда вас первый раз сильно задело обидное слово, сказанное в ваш адрес? Светлана: М-м-м... Мне кажется, это было от медицинской школьной медсестры. Я тогда жутко комплексовала, что я за лето выросла сразу на 10 сантиметров, это как раз было в 6-м классе. Я с летних каникул вернулась 1,86. И я дико не хотела, чтобы это кто-то заметил, потому что дети обычно не замечают, ну они видят то, что ты вирус, но не думают о цифрах. А медсестра почему-то решила, что это уместно озвучить это перед всем классом. И конечно, многие засмеялись, многие ну не восхитились, это немножко другое, наверное, слово, т. е. были шокированы, наверное, что аж на 10 сантиметров. Елена Афанасьева: А кто был более жесток в этих неосознанных или осознанных репликах, дети, ваши ровесники, или те взрослые, которые, как медсестра, могли что-то себе позволить? Светлана: Мне кажется... Ну, я до сих пор не люблю подростков, потому что подростки – это самые ужасные существа на свете, ха-ха. Как бы я сама была ужасным подростком, потому что до средней школы это была я тем человеком, который дразнил и гнобил других, а потом картина поменялась радикально, наоборот, подростки начали гнобить меня из-за того, что вот я выросла из стандартов и стала больше на себя внимания обращать. Елена Афанасьева: А можно я пожму вашу руку? Светлана: Да, конечно. Елена Афанасьева: Ох ты, крепкое рукопожатие. Это замечательно. А что вот в этой нестандартной вашей красоте вас больше в подростковом возрасте тревожило, рост или рука? Елена Афанасьева: Пока я не выросла, наверное, рука лидировала по количеству комплексов. А когда вот я выросла, рука отошла вообще на второй план. То есть очень многие люди, даже зная меня несколько лет, если я носила протез с косметической оболочкой, который визуально был очень похож на настоящую руку, то некоторые люди годами даже не замечали, что у меня нет руки. Если бы появилась какая-нибудь волшебная фея и предложила мне стать ниже или пришить мне руку человеческую, я бы не задумываясь сказала, что ниже, сантиметров 10, 15, 20 я бы с удовольствием отдала. Елена Афанасьева: Мужчины как реагируют, Светлана? Светлана: Ну, я скажу то, что у меня среди молодых людей не было инвалидов. Более того, 99% из них были всегда ниже меня. Если бы человек встречался со мной только из-за моей особенности, он бы сказал: «Знаешь, меня так возбуждают девушки с протезами», – я бы напряглась, ха-ха. Поэтому я бы не сказала, что мои особенности когда-то становились основополагающим фактором моих отношений. Елена Афанасьева: Кирилл, вы шоумен, стендапер, ведущий. А вы пользуетесь как преимуществом своим тем, что вы не такой, как другие ведущие? Кирилл: Да. Я начинаю свадьбу когда вести, я говорю: «Вы сейчас меня не видите, но слышите мой голос». Елена Афанасьева: Ха-ха. Давайте сейчас посмотрим сюжет про Кирилла, который сняли наши замечательные корреспонденты. Кирилл: Давайте сразу про интригу: я не снимался в «Форт Боярд», я не играл в «Игре престолов», и я ни разу в жизни не писал в писсуар. Голос за кадром: Участник стендап-шоу, ведущий торжеств, актер – все это Кирилл Круглов, и у него ахондроплазия. Кирилл: Да как... Сегодня приехал из Дмитрова, люди в Люберцы добираться долго, 4 часа почти. Антон: Служба еще не началась... Голос за кадром: Антон не выступает перед публикой – он бас в церковном хоре, и у него ахондроплазия. Это генетическое заболевание, при котором не развиваются конечности. Кирилл и Антон – братья-близнецы. Антон: Утром мы на экспрессе приехали в Москву, но, спустившись в метро, наши пути... Голос за кадром: Три года каждые выходные, да и в будни часто, Антон ездит к 8 утра в московский храм из Дмитрова, это 70 километров от столицы. Поет в хорах с 15 лет. Кирилл: Антон – замороченный парень. Он почему-то вот... Ему так нравится, путешествовать, встать в 4 утра и поехать к 8... Я же ведь тоже так работал. Голос за кадром: Брат Антона Кирилл живет в ближайшем Подмосковье, в Люберцах. Дома бывает крайне редко из-за плотного рабочего графика, потому в местном продуктовом он нечастый гость, но для нас все же зашел туда, чтобы показать, каково человеку невысокого роста в наших магазинах. Кирилл: Интереснейше... Я попрошу вас, вы со мной зачем? – А самому, вот как ты здесь встанешь? Кирилл: Я бы попросил. Но здесь я точно не дотянусь никак. Я... Ну, ищем-ищем так глазами... Я здесь еще научился разбираться в людях, кого именно просить. Голос за кадром: Выросли близнецы Кругловы в Дмитрове, воспитала парней одна мама Надежда Николаевна, она по профессии библиотекарь. Ее мальчики прекрасно социализированы: они ходили в обычный детский сад и школу. Еще мама близнецов не ошиблась в их музыкальном слухе – братья закончили класс по скрипке. Надежда Николаевна: Если в семье растут дети, то надо как-то их развивать творчески. Поэтому то, что они пойдут в музыкальную школу, что они ее окончат, это было, наверное, уже предрешено с их рождения. Голос за кадром: Идем к Кириллу в гости. Сейчас он живет один. Кирилл был женат, с супругой они разошлись, но есть ребенок. Кирилл: Да-да, у нас родился Глеб тоже с такой особенностью. Голос за кадром: С Глебом видится на выходных, с бывшей женой в хороших отношениях. Кстати, она у него – высокого роста. Кирилл: Вообще, на вешалку можно так повесить ее, на плечики я имею в виду. – Давай, сдаешься, все? Ха-ха. Кирилл: Ха-ха! Да нет. Сейчас... Сколько раз я повесил... – Давай теперь я. Кирилл: Пожалуйста, будьте столь... Все. Антон: Пятнадцать лет назад я попал под машину, учась в школе в 9-м классе, это в Дмитрове было, и меня положили в Центральный институт травматологии и ортопедии, ЦИТО в Москве. На левой ноге у меня был аппарат Илизарова, на правой у меня была пластина вставлена. Ну, я испытывал, конечно, затруднения физические... Голос за кадром: В Центре травматологии Антону предложили заодно с восстановлением после травмы пройти и этап удлинения с помощью аппарата Илизарова. Антон не нашел смысла в том, чтобы долгие месяцы пребывать в громоздкой конструкции. Так же поступил и Кирилл. Кирилл: У меня была эта мысль, когда мне было лет, наверное, 14–15. Причем у меня такая мысль была, что я вытянусь и пойду в армию. Зачем, вот какой смысл от этого? Ну вот природа создала таким – ну живи ты с этим. Тогда меня как-то тяготила не то чтобы жизнь, а все вот это вот окружение. То есть я все время говорю про восприятие общества, т. е. я-то нормальный, а вот общество не нормальное, вроде как так кажется оно. Елена Афанасьева: Кирилл, эта фраза «я нормальный, общество ненормальное» – это тяжелый вывод из всех лет, вами прожитых в этом обществе? Кирилл: Да нет, я бы не сказал, что прямо общество ненормальное. Просто ну существуют такие люди, которые вроде бы как не очень адекватно реагируют. Мы из Дмитрова, и у нас маленький город, нас все знают, и у нас не возникало ни у кого мысли даже, что вот надо как-то обидеть, оскорбить. Ну, если мы сейчас будем говорить про слово «карлик», да, оно немного обидное, это как... А, матом нельзя, да, у вас... Это как афроамериканца назвать негром: вроде как все понимают, о ком речь, но вроде как это не толерантно, вроде как это неэстетично, неправильно. То же самое у нас: вроде как это слово обозначает типаж, но мы его не применяем в практике. Елена Афанасьева: А как правильно называть? Кирилл: Человек маленького роста. Елена Афанасьева: Человек маленького роста. Кирилл: Да. Очень долго, конечно. В Америке это слово dwarf, это обозначение «гном», т. е. у них нет... То есть dwarf – это именно маленький человек, т. е. никакого обзывательства, никакого оскорбления, это прямо все понимают, о ком речь. В русском языке нет такого прямо емкого слова, надо говорить прямо «человек маленького роста». Елена Афанасьева: Спасибо, Кирилл. Хотела бы поговорить сейчас с Олей. Оля удивительной красоты у нас. Давайте посмотрим, всегда ли Оля понимала, что она красивая. Ольга: Моя имя Ольга, я состоятельная, честная, достаточная, мудрая, умная, веселая, самостоятельная. Но у меня есть плакат с моими качествами, которые мне бы хотелось в себе еще сильнее развить. Этот плакат переписывался уже неоднократно, и тут добавляются по мере моего роста и развития физического, морального и профессионального. Вот так поворачиваешься и думаешь: так, ну я же гениальная, почему я должна грустить? Для меня женщина, она должна быть выразительная. Так как моя внешность и так выразительная, хочется от этого внимание переключить сюда, вот. Поэтому я выделяю брови обязательно, без бровей я чувствую себя некомфортно, вот, и немножко скульптурирование лица я делаю. – А ресницы наклеивала? Ольга: Когда у меня были фотосессии, да, конечно. Наши естественные ресницы, когда клеишь искусственные, они упираются на твои, а когда твоих нет, такое ощущение, как будто у тебя взгляд пьяный, потому что ресницы падают, ха-ха. С помощью такой вот прорисовки межреснички создается видимость, что есть в принципе ресницы. А если подвести сверху, но это чуть попозже, то ощущение, что вообще все как у нормальных людей, ха-ха, и реснички есть. Красота невозможная. Есть вот такие сережки, еще, конечно, есть вот такой вариант. Мне сказали, что под мою прическу нужно акцент делать. Давай вот эти одену, потому что они такие симметричные, добавляют внимания. – У тебя много сережек? Ольга: Да, у меня на самом деле очень много сережек, они все в основном длинные, поэтому у меня в принципе есть на все случаи жизни. Это одни из моих любимых, они мамины, это тоже можем и сюда, кстати. Меня зовут Ольга, мне 32 года, я обладатель заболевания алопеция. Она у меня, конечно же, не с рождения, она с 5 лет диагностирована у меня. Как это произошло, медикаментозно или стрессово, непонятно, т. е. врачи так и не поняли, но списывают, что это стресс у 5-летнего ребенка, вот. Через какое-то время она у меня заросла, это было вот здесь вот. Потом уже, ближе к 13–14 годам, у меня на темечке образовалось... Но тогда тоже я, как бы понимая, что был сильный стресс, у меня тогда умерла бабушка, и моя мама мне из моих волос делали такие подушечки, ха-ха, которые маскировали, вот. И я так как бы... Она меня всегда перед школой причесывала. И уже только, наверное, в классе 9-м уже все, уже было все, уже невозможно было меня никак причесать. Это были адские истерики, вот... Нет чтобы меня сбрить вообще и сказать: «Оля, ты и так прекрасна», – но нет, ха-ха, мы одели мне парик. Он был вот такого, наверное, белого цвета, как вот лист бумаги, вот такого, т. е. можете представить, ха-ха. Уже ближе, так сказать, к моему взрослению осознанному я поехала на Черкизовский рынок и купила себе парик, нормальный девичий, он у меня такой был каре, вот. Очень красиво, у меня даже в паспорте эта фотография. Был момент, когда я шла с молодым человеком, на тот момент у меня был молодой человек в школе, и я шла-шла-шла, и сучок такой раз вот здесь вот. И я такая иду и понимаю: что-то как-то подуло, я не поняла, что произошло. А он просто что-то идет и разговаривает, разговаривает... И в этот момент из подъезда выходит знакомая, и я понимаю, что у меня сейчас есть шанс вернуться за париком быстро, потому что я так повернулась, а он там сзади лежит на асфальте. Я такая фьюх! Он даже не понял, что произошло. А я тогда бегом занималась, между прочим, ну вообще легкой атлетикой. Если бы мне говорили о том, что в этом нет уродства, а как бы определенная своя красота, то стеснение, естественно, отошло бы. Но так как все мои родственники, которые говорили маме, что «Ларисочка, тебе надо лечить Олечку, надо лечить», и врачи как бы: если есть заболевание, соответственно, надо лечить. А один раз я побывала у врача, который нестандартная медицина, и он сказал, что... Он говорит: «Вы это, оставьте ребенка в покое, дети – это дети, они зеркала своих родителей. Если у родителя в голове, что ребенок больной, то ребенок будет больным, неважно чем. А если у родителя есть четкое убеждение, что, даже если он болен, он может с этим спокойно существовать...» Просто мое заболевание аутоиммунное, в моем случае аутоиммунное – это отторжение своей части тела организмом вообще, аутоиммунное считается. У меня есть друг, у которого внучка, у нее отторжение суставной жидкости, ребенок не может ходить, ей 5 лет. В моем случае у меня просто нет волос в таком объеме, как у большинства людей. Но я могу ходить, я могу дышать, со мной все в порядке. Поэтому, если у родителя есть это осознание, что с этим можно спокойно жить... Да, это эстетическое заболевание, но оно не фатальное вообще. Здесь важна идеология родителя. Елена Афанасьева: Оля, вот когда вы поняли, что вы прекрасны без парика, и сняли его? Ольга: Ну, так сложилось, что в моей жизни... Это не связано вообще, абсолютно с алопецией, это с моими личными переживаниями связано. У меня был молодой человек, и расставание с ним было крайне тяжелое, я поняла, что мне нужна помощь психотерапевта. И в общем, у нас с ней начался разговор, и где-то через полгода она у меня спросила: «А ты будешь ходить в парике?» Типа: «Что ты имеешь в виду? Конечно, я буду в нем ходить всю жизнь». То есть я с этим на тот момент смирилась окончательно. Но когда она мне стала задавать правильные вопросы, как делают это все квалифицированные правильные психотерапевты, она начала обращать мое внимание, осознание на то, что как бы можно ходить и без парика. Но обществом, моими родными, моими... Ну, мои друзья более лояльны, потому что они меня в принципе принимали такой, какая я есть, всегда, в платочке я ходила в гостях или просто в парике ходила... Но обществом принято, что ты должна быть как все. Светлана: Я всю жизнь хотела быть такой как все, и я не считаю это плохим, потому что у меня субъективный мой взгляд на красоту – это, может быть, какая-нибудь, не знаю, типичная девушка 170 ростом, 39-го размера ноги, блондинка голубоглазая, и в этом нет ничего плохого. Елена Афанасьева: Это сейчас 39-й. В моем детстве за 39-й тебя бы сгнобили – 36-й был, 37-й уже притык. Светлана: Ну, у меня 45-й размер ноги, я бы не сказала то, что я страдаю. Елена Афанасьева: Ну вот и слава богу, что это все сейчас принимают. У меня папа говорил мне: «Стой на море в гальке, чтобы тебе ножку стесывало, не дай бог вырастет большая нога». Как меняются это стандарты общества, об этом мы сегодня и говорим. Но у вас же есть волосы, вы же не совсем... не совсем лысая. Ольга: Да, это правда. Но в тот момент, когда я носила парик, у меня она была полностью без волос... Елена Афанасьева: Ага. То есть волосы стали потом расти? Ольга: Да. Это случилось тоже благодаря терапии, благодаря моей внутренней работе над собой. И в принципе если заниматься и развивать себя, то все возможно. Ну, как мы видим... Елена Афанасьева: Я знаю, что есть женщины очень стильные, которые специально бреются налысо и считают, что им это идет. Ольга: Это очень эпатажно, естественно, конечно. Елена Афанасьева: Да. Ольга: Когда у меня была первая фотосессия, ну я там выгляжу настолько уверенной, наверное, так, как я сейчас себя реально чувствую, нежели когда я фотографировалась, ну это просто небо и земля. Но я прекрасна и в таком образе, и в таком образе. Кирилл: А у меня, кстати, недавно была фотосессия, посвященная 8 Марта, и я искал моделей лысых. Елена Афанасьева: А оказывается, вот вы теперь нашли друг друга, можно работать вместе. Мы, к сожалению, должны Кирилла отпустить, ему нужно работать, он торопится. Спасибо, что вы были с нами сегодня на этой встречи. Кирилл: И вам спасибо, девочки. Вы самые лучшие! Спасибо всем! Елена Афанасьева: Сегодня у нас в гостях прекрасная Диана и ее мама Юля. Давайте посмотрим. Наши корреспонденты сняли сюжет про жизнь Юлии и Дианы. Диана: Это Люцифер, он ящерка породы эублефар. Это особая порода ящериц, которая любит тепло, у них откладываются питательные жиры в их хвосте, и они очень активные ночью. Мне подарила его моя тетя, она у нас ветеринар, на мой день рождения, хотела сделать мне необычный подарок и вот такое чудо-юдо подарила. Голос за кадром: Диане Зубаревой 14 лет. Она родилась с заболеванием витилиго. Диана: У меня есть особенность – витилиго. Это белые пятна, появляющиеся на коже, постепенно заполняя ее полностью. Юлия: Пятна появляются по мере стирания кожи. То есть у нас именно такое витилиго, когда любое ранение оставляет отпечаток. Вот коленками упала маленькая – все, пошли коленки, ребенок растет и пятна растут. Голос за кадром: Первое пятнышко у Дианы появилось в 4 года на ноге. Родители не обратили на него внимания. О заболевании узнали случайно. Юлия: Я отправила фотографию подруге, и она мне пишет: «А что, у Дианы витилиго?» И я: «Что такое витилиго?» – даже не поняла. Зашла в интернет, ну и все прочла. Поняла, что это не лечится, и нужно было ребенку объяснить, что ему жить с этим всю жизнь. Но так как ребенок маленький, я решила сразу ей об этом ничего не рассказывать, а стала прямо акцент делать на пятна, говорить, как они ей идут, каждое пятнышко замечать новое, я прямо акцентировала: «У тебя новое пятнышко вот здесь вот, классно!» Мама для ребенка, особенно для маленького, – это же первый Бог: ты не скроешь свое разочарование или то, что тебе что-то в нем не нравится, он это сразу заметит. И ребенок в себе замкнется, будет считать, что что-то маме в нем не нравится, это же самое страшное, мне кажется, для ребенка. Ну, в общем, я очень быстро полюбила все пятна и близких заставила полюбить, потому что все-таки сопротивление было со стороны бабушек, т. е. пытались чем-то лечить, чем-то намазать. Я говорила: «Ребенка больше не привезу в гости, если еще раз она выйдет и скажет, что бабушка ее чем-то мазала, пыталась вылечить». Врачам сразу решила не показывать однозначно, мы не были ни у одного дерматолога. У нас даже в медицинской карте нет записи, что у нас есть витилиго. Голос за кадром: Мама Юля стала устраивать для дочери фотосессии, на которые приглашала людей с витилиго, чтобы показать Диане: она такая не одна. Диана: Она возила меня на фотосессии, тем самым говоря мне, что ничего страшного, ты все равно и с этим красивая. Юлия: Получается так, что я по хештегу #витилиго заходила к тем людям, которые подписаны на витилиго, и уже просматривала их фотографии, искала людей с витилиго, ну вот у них на руках пятнышки или что-то такое. Вот так находила, писала им: «Вот у меня у ребенка то же самое, давайте как-то встретимся, вы поддержите Диану». Отзывались. С Армении мальчик приезжал, с Дианой поснимались, классные съемки были; с Украины тоже девочка Маша была с витилиго. После этих съемок я поняла, что даже моя дочь больше поддерживает этих людей своим позитивом вот этим. Они видят, что ребенок не парится на эту тему, ну то есть все здорово, она еще такая добрая, веселая. Голос за кадром: Мама Юля завела для дочери страничку в соцсетях, на которой стала выкладывать снимки с фотосессий. Нестандартная красота Дианы привлекла много подписчиков, посыпались лайки и комментарии. Диана: Обычно люди пишут приятные комментарии, «Очень красиво», «Вау, какая красивая девочка!». Но иногда люди пишут и личные сообщения, они спрашивают, можно ли как-то вылечиться от этого. Юлия: Были мамочки, которые писали: «Вы плохая мать, вы не лечите ребенка, он у вас уже как жираф, а я своего лечу, и моя от этого страдает», – не от того, что лечит, хотя, я думаю, и от того, что лечат, она страдает, потому что многие девочки писали мне, как жгут их лазером. Она говорит: «Вы знаете, у меня такое ощущение, что тетя меня уже ненавидит, она прямо со всей силы включает этот лазер на всю мощность», – т. е. у ребенка такие ощущения, ему реально больно. Диана: Меня спрашивали иногда: «Что это за пятна на тебе?» Я говорила, что это моя особенность, это пятнышки. Люди понимали меня и говорили: «Вау, как классно!» – и общались со мной. Я положительно отношусь к этому, ведь это часть меня, как можно не любить? Юлия: Стали нас замечать крутые фотографы, т. е. Виноградов нас пригласил, он сделал фотосессию, и его фотография первое место заняла в Нью-Йорке, в Конгресс-холле мы висели. Голос за кадром: Несмотря на большое количество приглашений от фотографов, о карьере фотомодели Диана не мечтает. Диана: Я хотела стать либо пекарем, либо в детском саду работать... Ну, какую-то пользу приносить, например, с детьми сидеть или в пекарне вкусняшки всякие готовить, чтобы люди потом кушали. Елена Афанасьева: Я хочу сказать, что ты вообще невероятная красавица и очень талантливая модель, правда же? Юлия: О да. Елена Афанасьева: Потрясающие фотографии. И тебе очень повезло с мамой. Юлия, я хочу сказать, что вы волшебная мама, я совершенно преклоняюсь перед вами. Вы говорите, что вы даже бабушкам сказали, что не будете привозить... Они пытались лечить? Юлия: Да, даже барсучьим жиром пытались... Елена Афанасьева: Барсучьим жиром? А как вам удалось убедить родственников? Мне кажется, это самое тяжелое. Юлия: Мама мне потом призналась, что неделю она уснуть не могла, плакала по ночам. Сказала мне: «Ты такая сильная». Елена Афанасьева: Что сказал ваш муж, когда вы... ? Юлия: Ну, может быть, пару раз сказал: «Может быть, к дерматологу все-таки сходим?» Я сказала: «Нет, я не хочу, чтобы ребенок услышал, что он чем-то болен. Обязательно, говорю, дерматолог выпишет какую-нибудь мазь, естественно, она не помогает, но он все равно выпишет. Елена Афанасьева: Процесс запустится уже. Юлия: Да, и ребенок будет считать, что «надо намазаться, а вдруг все пройдет». Елена Афанасьева: Дианочка, а если вот кто-то, кому-то не так повезло с мамой, как тебе, лечат вот этим лазером, ищут врачей, детей других мучают, что бы ты этим детям сказала сейчас? Диана: Чтобы они сильно к этому, ну как, не придирались. Чтобы они не считали, что это все неправильно, что это все не так. Им надо самих себя полюбить и как-то заставить своих родителей поверить в то, что они особенные, они не такие как все и с этим можно жить и не беспокоиться. Юлия: Они уже, может, приняли себя, а все это терпят, только лишь бы мама была спокойна. Светлана: Мне кажется, просто очень многим мамам трудно поверить, что болезнь их ребенка неизлечимая, поэтому, наверное, ведут к врачам. Ну это очень сильно, то, что вы сразу поняли, что это вещь, с которой реально, постоянно нужно будет жить, ее лечить не нужно. Юлия: И про Майкла Джексона. В детстве нам говорили, что он так хочет стать белым, и его перешивают, ну то есть тоже было очень как-то, не понимала, как это. А на самом деле у него было витилиго, почему-то до нас это не доносили. Елена Афанасьева: А вы часто обращаете внимание, когда вы идете вместе с Дианой, что люди как-то, может быть, ну не так, как бы вам хотелось, смотрят на Диану? Юлия: Если ребенок сам в себе уверен, то никто и не будет на это внимание обращать. Ну то есть уверенный человек – он уверенный человек, в нем никто не рассматривает изъяны, я не знаю что. Елена Афанасьева: Я думаю, Диана с мамой сделали столько для людей с витилиго, чтобы они себя полюбили и приняли... У тебя есть кукла, ты ее прячешь. А чем эта Барби отличается от других? Диана: Это из коллекции, которую у нас, например, не выпускают в России. Елена Афанасьева: Откуда она у тебя, раз ее в России нет? Диана: Нам ее подарили девочки из Америки. Елена Афанасьева: Света, а вам хотелось бы в детстве иметь Барби с бионической рукой? Светлана: У меня была совершенно стандартная Барби, вот эта вот блондинка с красивой фигурой, которая была моим идеалом красоты и до сих пор им остается, я вообще фанатка Барби. А сейчас у меня есть Барби, которую я купила в прошлом году, искала ее очень долго, она как раз была одной из первых запущенных Барби, которые пытались максимально быть адаптированы под разные типы фигуры и под разный рост. И так получилось, что первая пятерка Барби, которая была выпущена необычными, высокая Барби была кудрявая с рыжими волосами. Поэтому я очень долго... Елена Афанасьева: Просто это вы. Светлана: Да. У меня после того, как она появилась, появился гадкий план отпилить ей руку и сделать бионический протез. Елена Афанасьева: У нас еще в гостях Лейла. Давайте посмотрим сюжет про Лейлу. Александра Севиян: Прямо вот в этой только части, под глазками. Лейла: А как лучше будет? Александра Севиян: Ну смотри, у нас, получается, сверху идет такое бледненькое, а можно чуть-чуть зайти даже вот сюда сверху... Лейла: Ага, давай. Александра Севиян, визажист: Чуть-чуть положить, и я чуть-чуть предлагаю их немножко вытянуть. Основная вещь у нас идет – это акцент, конечно, на тон кожи, на то, чтобы подчеркнуть индивидуальность девушки, никаким образом не перегрузить образ. Но сегодня у нас был такой сказочный образ, поэтому мы, конечно же, акцентировали внимание на ее индивидуальность, на то, что девушка не просто брюнетка или блондинка, а она имеет красивый тон кожи, красивый взгляд, она необычная, и, соответственно, макияж такой тоже необычный. Лейла: Меня зовут Лейла, мне 28 лет, я альбиноска. Я начинающая модель, это у меня образ современного эльфа, так скажем. Этот образ мне придумал фотограф. Я хочу показать, насколько люди могут быть красивые, если даже они необычные. Голос за кадром: Лейла по образованию – учитель истории и английского языка. Родилась и выросла в селе Камышлов Самарской области. Переехала в Москву несколько лет назад вместе с мужем. Ее мечта – стать профессиональной фотомоделью, участвовать в показах мод и сниматься в фильмах. Лейла: В 2014 году известный фотограф Эва Милконская в Казани, мы поехали в Марий Эл, в марийские леса, там есть Морской Глаз, и именно там была у нас фотосессия. Там еще был мальчик-альбинос, рыжий мальчик и рыжая девочка, вот у нас такая была фотография. Голос за кадром: Эту фотографию напечатали в американском журнале, и она облетела весь мир. В жизни Лейлы был период, когда она тонировала волосы, наращивала реснички и красила брови, хотела найти свою индивидуальность и сама того не осознавая подгоняла внешность под общепринятые стандарты. Перестала краситься только год назад, когда все больше и больше фотографов стали интересоваться ее внешностью альбиноски. Александра Королева, фотограф: Она мне показалась очень необычной, красивой, и мне захотелось ее поснимать. Мне кажется, появилась такая потребность в принципе в жизни, чтобы не стесняться тех же самых каких-то фигур, лиц, показывать, что все люди разные, и не вычислять какого-то, что вот эти параметры идеальны, они должны быть на показах, а какие-то отходят от нормы и они некрасивы. Мне кажется, из-за потребности, что людей много, они разные, нужно всех их показать. Елена Афанасьева: Я думаю, вы все заметили, что когда Лейла красилась, наращивала ресницы, она была как все, да? Лейла, а когда вы поняли, что вы вот такая, как есть, гораздо прекраснее, чем если у вас будут темные брови и ресницы? Лейла: Ну, на самом деле я приняла себя не так давно. То есть в 2014 году не помню уже как известный фотограф в Казани Эва Милконская позвала меня на фотосессию. После того как я выложила эти фотографии и прочитала комментарии, я поняла, что надо сниматься, это здорово, что я такая необычная. Потом я завела, получается, страницу «ВКонтакте» и начала выкладывать фотографии, которые у меня были с фотосессий, и все начали меня приглашать, так скажем, на фотосессии, и я захотела стать моделью-альбиноской. Елена Афанасьева: Вы росли в деревне, да? Как односельчане реагировали на вашу такую красоту? Лейла: Ну, не было такого, чтобы какой-то вот среди подростков буллинг или как-то меня выделяли или, наоборот, восхваляли как-то, ну не было. Я была обычным ребенком. Я вот у мамы спрашивала, она говорила: «Ну ты всегда у нас была красивым светлым ребенком». И все думали то, что со временем я потемнею, потому что у нас по материнской линии, у меня есть сестра троюродная, она сейчас снова русая, получается. У меня родители русые тоже. Но я не потемнела, у меня такие же брови, такие же ресницы, такой же цвет волос белый. Елена Афанасьева: А вы сейчас рады, что вы не потемнели? Лейла: Я очень рада на самом деле, потому что я всю жизнь искала свою уникальность. Я хотела вот выделяться, наверное, смотрела также на необычных людей и вот задумывалась: они вот этим отличаются, я тоже хотела вот этим именно отличаться. Елена Афанасьева: Вокруг альбиносов очень много мистических легенд... Лейла: Да, ха-ха. Елена Афанасьева: Из древности... Почему именно вашу особенность так выделяли в легендах, в мифах? Лейла: Насколько я знаю, в Африке до сих пор гоняются за альбиносами и думают то, что они могут излечить от какой-то болезни. Альбиносов в Африке прямо строго охраняют, потому что отрезают палец, руку или еще что-то. Ну это миф, надеюсь, ха-ха. Елена Афанасьева: Да, будем надеяться. Девочки, а у вас вот ваши особенности, они притягивают мужчин или, наоборот, мешают вам в отношениях? Лейла: В 2019 году я вышла замуж. Муж брюнет, мы как кофе с молоком, ха-ха. Ольга: Есть очень разные мужчины, у которых абсолютно отсутствует чувство такта. Но в то же время у меня был молодой человек, его не оттолкнул тот факт, что у меня парик, нет, вообще нет. И сейчас, когда я уже хожу с 2017 года без парика, очень много привлекаю к себе внимания, я уже, так сказать, выборочно отношусь, кому свое внимание дарить. Елена Афанасьева: Что есть красота? И почему ее обожествляют люди? Сосуд она, в котором пустота, Или огонь, мерцающий в сосуде? – строки Николая Заболоцкого, написанные еще в 1950-е гг., мне кажется, должен помнить каждый. И мы, люди, живущие в этом мире, должны видеть красоту в каждом из нас. Я, Елена Афанасьева, прощаюсь с вами до следующего выпуска. До свидания. Спасибо всем гостям. – Спасибо! – Спасибо!