Елена Афанасьева: Здравствуйте! Это программа «ЗаДело». Я – Елена Афанасьева. И сегодня мы поговорим. А поговорим мы о том, как обнаружить талант в своем ребенке, когда человеку всего несколько дней, недель, месяцев или лет от роду. Что общество делает для того, чтобы помогать людям с такими удивительными возможностями? Как обнаружить талант? Что делают педагоги и родители? И как дальше с этим талантом жить. Не всегда общество умело помогать таким удивительным людям. Давайте посмотрим сюжет из нашей недавней истории. СЮЖЕТ Горечь на губах, Горечь на словах, Я – полынь-трава… И над степью стон. Ветром окружен Тонок стебелек, Переломлен он… Горькая слеза. Голос за кадром: Ника Турбина – самая знаменитая девочка-вундеркинд Советского Союза. По словам родных, Ника с четырех лет просила записывать ее стихи, которые по ночам говорил ей Бог. Ее первый сборник был переведен на 12 языков мира. Под свою опеку девочку взял Евгений Евтушенко. В 10 лет юная поэтесса приняла участие в Международном поэтическом фестивале, где получила главный приз – «Золотого Льва». В семь лет Алексей Султанов дал свой первый концерт, сыграв Моцарта. Мальчику аплодировали стоя. Алексей достиг всемирной славы в 19 лет. График гастролей был расписан на годы вперед. Не все шло гладко, участие в международных конкурсах часто сопровождалось скандалами, но девизом Алексея всегда была цитата из «Алисы в Зазеркалье»: «Нужно бежать со всех ног, чтобы только оставаться на месте. А чтобы куда-то попасть, надо бежать как минимум вдвое быстрее». Надя Рушева родилась в семье художника и балерины. В пять лет девочка начала рисовать сама, без набросков, никогда не используя ластик. Юная художница иллюстрировала сказки для детей, классическую литературу, романы «Война и мир», «Мастер и Маргарита», произведения Пушкина и Байрона. Всего – около 12 тысяч рисунков и 15 персональных выставок. В 80-е страна восхищалась феноменальными способностями Паши Коноплева. В три года он производил в уме сложные вычисления. В семь – перепрыгнул в два класса. В 15 лет поступил в МГУ, в 18 – в аспирантуру. И стал одним из первых специалистов, разработавших программу для советского компьютера. Поэт, музыкант, художник, математик – каждый из этих детей был одарен по-своему. Но есть и то, что их объединяет: все они слишком рано ушли из жизни. Может, это и есть цена детской гениальности? Елена Афанасьева: Ну, не будем пугать родителей такими страшными вопросами. К счастью, отношение и общества меняется. Лидия, как вы открыли в своем сыне дар? И какой это дар? Лидия Кравченко: Он с очень раннего возраста, ну, я говорю, уже в год с небольшим проявлял интерес очень большой к логическим заданиям. Это было самое его любимое вообще занятие. Когда ему был год и месяц, он влюбился в такое пособие – «Квадраты Никитина», где надо складывать квадраты. И вот маленький этот ребенок, вот он три месяца прямо фанател от этой игры. Ну, что, по-моему, для года это очень большой показатель. Причем я его не заставляла. Он просто когда видел, он брал, садился и сидел. Ну, вот так вот проявлялся интерес. А дальше у него проявился интерес к наукам, тоже очень ранний. В четыре года он увидел химические опыты и очень сильно захотел изучать химию. Когда я ему предложила делать опыт, он говорит: «Опыты я уже видел. Я хочу узнать, почему это все происходит. Мне надо узнать, что там внутри». У него был большой интерес (и есть) к физике, в частности к квантовой физике, вот все вот эти суперпозиции. Ну а в шесть лет, так получилось, он познакомился с программированием. И все, и с тех пор он у нас айтишник широкого профиля. Елена Афанасьева: Саша, мама рассказывает, начиная с года. Вряд ли ты помнишь в год. Когда ты помнишь свои первые увлечения чем бы то ни было? Александр Кравченко: Ну, я немного помню химию. Ну, как бы саму химию помню, а немного помню, как я ей увлекался. И очень хорошо помню, как я увлекался программированием. Лидия Кравченко: Когда ему было 10 лет, его пригласили в очень интересный проект – ну, сожалению, не в России. И они разрабатывали искусственный интеллект для того, чтобы анализировать действия лекарств на икринках рыб. То есть придумали первое лекарство, и самый первый шаг – проверять, как оно работает. Расскажи, Саша, что там было. Александр Кравченко: Ну, то есть там пытались сделать лекарство от рака. Не знаю, посмотрю, какой у них прогресс, давно не следил за этим. Там делали лекарства и вводили их в среду, в которой жили икринки. А икринок там были тысячи. Вот раз в несколько секунд или минут микроскоп делал фотографию. И надо было по этой фотографии определить, что происходит с икринками. Ну и моя задача была, чтобы добавить искусственные помехи на изображения – ну, то есть грязь, тени. Потому что если их не будет на обучающих данных, то искусственный интеллект сломается, как только увидит грязь или тени. Елена Афанасьева: Понятно. Александр Кравченко: Поэтому я их добавлял, чтобы искусственный интеллект научился их игнорировать. Лидия Кравченко: Ну, это добавлялось, естественно, не вручную. Это добавлялось именно с помощью ввода, потому что там тысячи фотографий, очень много. Елена Афанасьева: Понятно. Александр Кравченко: Тысячи икринок, фотографий там миллионы. Лидия Кравченко: Да. Елена Афанасьева: Лидия, такой вопрос. Смотрите, в нашем сюжете прозвучала фраза из «Алисы в Стране чудес»: «Даже для того, чтобы оставаться на месте, надо очень быстро бежать. А для того, чтобы куда-то продвинуться, надо намного быстрее». А вы не чувствуете, что нужно все время опережающими темпами давать что-то Саше новое, новое, новое? Лидия Кравченко: У нас немножко другая ситуация. Я чувствую, что мне Сашу надо обязательно притормаживать, чтобы Саша, ну, условно говоря, не сошел с ума. Тот темп, который он взял сам, он совершенно… Ну, я давно уже не знаю, что и как он изучает. Он недавно самостоятельно выучил английский язык до такой степени, что он смотрит на нем абсолютно все, он читает на нем документацию, он на нем слушает, разговаривает. И это он сделал самостоятельно. Я никогда бы в жизни не дала бы ему таких… ну, не смогла бы дать это сама. И для того, чтобы как-то вообще разбавить все то, чем он занимается, я ему придумываю совсем другие занятия. Например, в четыре года я его отвела в цирковую студию. И он до сих пор занимается в цирковой студии. Он умеет жонглировать, кататься на моноцикле. Сейчас, вот последние два учебных года он ходит на брейк-данс. Это тоже, в принципе, для того чтобы развиваться физически, как-то отвлекаться. Елена Афанасьева: А что вызывает у вас опасения, что вы ищете, чем разбавить? Вот что-то напрягает? Лидия Кравченко: Слишком глубокая погруженность. Слишком. Елена Афанасьева: А в чем она проявляется? Лидия Кравченко: А в том, что… Вот смотрите. Я говорю, что он увлекался химией. Можете представить – четырехлетний ребенок, он мне говорит: «Повесь мне таблицу Менделеева». Ну, я повесила на стену. Я же думала, что она повисит, и все хорошо. Но он садился с этой таблицей, он сидел с ней, с книгами, что-то там вычислял. И это могло продолжаться часами. Елена Афанасьева: Вас это пугало? Александр Кравченко: Конечно. Потому что… А вдруг он перегреется? И вообще – нормально ли это? Елена Афанасьева: А вы обращались к специалистам, чтобы понять – нормально это или нет? Лидия Кравченко: Ну, мы пытались. По крайней мере, те психологи, к которым мы обращались, не увидели никаких прямо таких сложностей, которые стоило бы действительно серьезно корректировать. Ну, то есть понятное дело, что есть определенные проблемы, но они, скорее, наверное, связаны с возрастом и с темпераментом. Елена Афанасьева: Татьяна, а как часто появляются, вообще какое процентное соотношение талантливых, одаренных, гениальных детей? Татьяна Филиппова: Ну, если говорить… Вы начали говорить о таланте. Хотя, конечно, вот Саша – это как раз примерю… Извини, пожалуйста, Саша, я при тебе. Это не столько талант, а это одаренность, потому что в разных областях. Это не так часто. Но я должна сказать, что я в течение… Я, помимо научной работы, совмещала в 90-е годы, 18 лет работала в Дворце детского творчества. И за 18 лет… Я уже в кулуарах сказала, что из примерно тысячи детей было три одаренных ребенка. И вот здесь я могу из опыта своего и научного, и исследовательского, и педагогического сказать, что одаренность действительно от таланта отличается. Елена Афанасьева: Чем? Татьяна Филиппова: Чем отличается? Разнообразием. Вот именно тем, что одаренность – это интерес в разных областях. Талант проявляется в увлечении и в способности в какой-то одной области, ну, в творческой чаще всего. А одаренность – в разных областях. Вы знаете, Лидия, я с вами совершенно согласна. И немножко можно прокомментировать то, что услышала? Действительно, иногда нужно сделать, может быть, не остановку, но во всяком случае… Лидия Кравченко: Передышку. Татьяна Филиппова: Передышку, да. Я делала с одним ребенком именно передышку. Потому что когда ты чувствуешь, что ребенок так много знает, так много помнит… Вы такую фразу сказали: «Как бы не перегрелся». Она действительно отражает материнское такое волнение по поводу того, чтобы сохранить нервную систему прежде всего. И если уж говорить действительно… Мы в кулуарах просто немножко поговорили. Вот точно, что нужно добавить – это не только физическое, но и все-таки прогулки. Елена Афанасьева: Как избежать неправильного, чудовищного вмешательства в психику молодого дарования? Татьяна Филиппова: Это действительно самое трудное и самое важное. Потому что, вы знаете, и талант, и одаренность – они становятся очевидными, действительно, достаточно рано. Ну, в полтора года уж точно ребенок… Ну, есть разные примеры. Одаренность – это еще и очень хорошая память и очень хорошая речь. Это вот то, что сразу очевидно становится. Понимаете? Это когда в два года ребенок рассказывает вообще, ну, наизусть может несколько книг. Наизусть, да-да-да. Елена Афанасьева: А из вашего опыта – были ли случаи, когда родители не прислушивались, не делали вот эту остановку, не делали вот эти вот другие (как это правильно сказать?), наверное, дающие возможность переключать свой талант, другие виды активностей? И были ли в вашей практике такие случаи? Татьяна Филиппова: У меня, знаете, был обратный как раз случай, когда я видела, что девочка Ксюша очень одарена, потому что она и прекрасно… Ну, и речь, и рисунки ее были. Надю Рушеву я вспоминала много раз, общаясь с этой девочкой. И когда я маме говорила, что ребенок одаренный, я видела… Ну, знаете, всегда чувствуется, что человек тебе верит. Ну, то есть она внимательно меня слушала. И поскольку я работала в Дворце детского творчества, я детей видела, когда они уже становились школьниками. И когда эта Ксюша училась в шестом классе, мама ко мне подошла и сказала: «Татьяна Андреевна, как вы это увидели?» Ну, я сказала – как. Потому что к тому моменту она за один год два года музыкальной школы, она прочитала всю библиотеку. То есть, понимаете, действительно, одаренность – это в разных областях, это совершенно очевидно. Я говорю: «А почему вы мне… Я видела, что вы мне как-то не очень верите». Она говорит: «Ну, потому что». Оказалось, что способности высокого уровня были у многих в этой семье. Елена Афанасьева: Поэтому ребенок в семье не выделялся? Татьяна Филиппова: Да. И оказалось, что она не выделялась. Но я-то смотрела, я же видела. Понимаете, когда педагог общается с большим количеством детей, то это становится очевидным. И поэтому вот родителям порой действительно бывает сложно оценить, в чем-то развивать и продолжать, но в чем-то когда-то остановиться. Лидия, вы правы. Елена Афанасьева: Мы вернемся еще к этой теме. Давайте посмотрим сюжет еще об одном талантливом ребенке. Татьяна Филиппова: Давайте, с удовольствием. СЮЖЕТ Дамир Мусаев: Один? Ну, могу рассказать про оганесон, который самый радиоактивный, но так-то его в мире сейчас не существует, потому что его синтезируют на циклотронах, и он за очень малое количество времени просто распадается – там меньше ста миллисекунд. И все, его нет. Голос за кадром: Дамир еще в пять лет знал, кем хочет стать – владельцем атомной электростанции. – В ходе контролируемой цепной ядерной реакции выделяется очень много тепла, которое кипятит воду, а полученный пар своим давлением крутит турбину, вращающую электрогенератор. Дамир Мусаев: Мне 9 лет. Я занимаюсь ядерной физикой, джиу-джитсу, шахматами. Ну, шахматами в последнее время не занимаюсь, но что-то умею играть, и меня приглашают на школьные турниры. Голос за кадром: Столь ранний интерес ребенка к физике родители объяснить не могут. Сейчас Дамир в третьем классе, но может провести урок физики и для старшеклассников. Дамир Мусаев: Просто вот зародилась, не знаю. Я увидел знак радиации – и все, понеслось, поехало. Мне захотелось узнать, что это такое. И пошло-поехало. То есть все как-то вот так вот неожиданно случилось. То есть БН-800… БН-600, БН-800. То есть вот эти вот циферки – 600, 1000, 1200, 440, 220 – это все количество мегаватт, вырабатываемых реактором, то есть максимальная мощность. Сейчас самый мощный реактор – ВВЭР-1200. Сейчас проектируются самые, ну, маломощные реакторы, чтобы питать, например, те же базы в Арктике, например. Ну, там же не нужна такая огромная бандура, которая вырабатывает 1200 мегаватт. Ну, просто негде их использовать. Потому что 1200 мегаватт – это можно питать вот город, маленький такой город можно питать. А там база. Ольга Мусаева: То есть с моим ребенком, ну, вот так получилось. Он сам такой. То есть он плывет по вот этому вот течению, и мы просто его как бы немножко подталкиваем, если ему это нужно. Но насильно, если он не захочет дальше, допустим, заниматься физикой или еще чем-либо, его никто не будет напрягать. Голос за кадром: На занятия по борьбе мальчика привел папа. В этом искусстве мягкость и гибкость важнее силы. В 2023 году Дамир стал чемпионом мира по бразильскому джиу-джитсу. Марат Мусаев: Хотя, наверное, когда я занимался, он появился, он еще маленький был. Но я бросил. И когда он уже подрос чуть-чуть, я уже понял, что надо потихоньку заниматься начинать. И как-то поехало, поехало, сейчас остановиться не можем. Очень тяжело! Но ему нравится. Он мне говорит: «Что, папа? Куда дальше? На какие следующие соревнования будем?» Я говорю: «Да дай хоть мне отдохнуть, если тебе не нужно. Я устаю больше от твоих соревнований, чем ты». Дамир Мусаев: Мое любимое – это джиу-джитсу. Я люблю бороться, отрабатывать, вот это вот все, сложные техники разбирать. То есть что-то не понятно, конечно же. Голос за кадром: Еще Дамир ведет свой блог в Интернете, вместе с родителями он записывает ролики. Сейчас за Дамиром следят более 7 миллионов подписчиков. Но не все дисциплины мальчику даются легко. Дамир Мусаев: «Окружающий мир». Ну, «Окружающий мир», потому что там задания в тетрадке непонятные. Я живу в городе, где световое загрязнение, там вообще никаких звезд не видно, а написано в задании: «Опишите звезды своего ночного неба. Какие они? Нарисуйте карту». А там не видно ничего. Как я нарисую? Ну, я не сделал это задание, говорю учительнице: «Ну, тут нет звезд, не видно». Ольга Мусаева: Насилие над ребенком. Особенно когда вот ему два года, он еще на своем языке не научился разговаривать, а мамочки начинают ему какой-нибудь китайский, английский. Ну, это вот любимые темы. И потом у детей случаются вот эти вот… Потому что, ну, каждой маме хочется, чтобы ее ребенок был особенный в плане одаренности. И я считаю, что над детьми издеваться нельзя. И высасывать из пальца то, чего нет, тоже не стоит. Елена Афанасьева: А у тебя какие уроки любимые? Александр Кравченко: Ну, любимые уроки… Я сейчас на заочном, поэтому как бы я только домашку делаю. Поэтому любимый урок – физкультура, потому что там не задают. Елена Афанасьева: А как заочно физкультура проходит? Александр Кравченко: Никак. Елена Афанасьева: Никак? Александр Кравченко: Поэтому и любимый. Лидия Кравченко: Нет, там какие-то тесты ты проходишь. Александр Кравченко: Ну да, там тесты, но они легкие, раз в год делаю. Елена Афанасьева: То есть ты сейчас занимаешься из дома? Александр Кравченко: Ну да. Лидия Кравченко: В этом году. Елена Афанасьева: В этом году? То есть ты сейчас без коллектива, без одноклассников? Александр Кравченко: Ну да. Елена Афанасьева: Тебе это чем-то мешает? Не хватает общения с приятелями? Александр Кравченко: Да нет, хватает общения. Елена Афанасьева: А где ты общаешься? Александр Кравченко: Ну, в Интернете у меня другие коллективы есть, очень весело. Елена Афанасьева: Понятно. А скажи, сейчас ты пока планируешь кем стать? Программистом? Александр Кравченко: Ну да, программистом. Елена Афанасьева: А есть варианты какие-то, если вдруг не программистом? Кем еще? Александр Кравченко: Ну, если что-то страшное произойдет и я не стану программистом, то буду в переходах, в метро… В принципе, тоже прибыльно. Лидия Кравченко: И про него снимут какой-нибудь страшный сюжет, что типа был вундеркинд, а теперь стоит в переходе. Елена Афанасьева: Ну да, тогда вам большие деньги опять заплатят разные ток-шоу за участие. Давайте посмотрим сюжет про музыканта. СЮЖЕТ Татьяна Гончарова: Ну, мне представить? Или детки сами представятся? Старшенький Сережка. Андрюша. Потом у нас идет Кристинка. И Саша. Голос за кадром: Пес живет в многодетной семье, где все дети играют на музыкальных инструментах. Ну как тут не запоешь? Андрюшу отдали в музыкальную школу, когда заметили, что мальчик постоянно стучит: дома – по стенам, на улице – по столбам. За несколько месяцев учебы он освоил и начал играть программу последних классов. Андрей Гончаров: Я, да, хочу стать композитором, дирижером, музыкантом, ну да, пианистом, профессором Московской консерватории имени Чайковского. И еще я хочу быть настройщиком. Голос за кадром: У Андрея абсолютный музыкальный слух и невероятная память. Страна узнала о мальчике после его выступления в передаче об удивительных людях России. Одиннадцатилетний пианист поразил своей игрой. Мнение зрителей и жюри было едино – гений. Татьяна Гончарова: Знаете, когда мы встречаемся где-то, и там: «Вот, это наш вундеркинд. Ты знаешь, это вундеркинд». Я уже набралась наглости и говорю: «Не материтесь при детях». Я прошу, потому что…Ну не знаю, для меня «вундеркинд» – это вообще как оскорбительно уже звучит. Андрей Гончаров: Я гением себя не считаю. Я считаю, что я маловат. Голос за кадром: Юный пианист может один раз услышать композицию и сразу без заучивания ее повторить. А Большой концерт Мендельсона Андрей запомнил за два дня – и за фортепиано, и за оркестр. Эту музыку Андрей написал в восемь лет. Сейчас у него написано более двадцати произведений, и их признают феноменальными для его возраста. Что же будет дальше? Корреспондент: А ты когда играешь, ты с инструментом становишься единым целым? Или ты разделяешь себя и инструмент? Андрей Гончаров: Единым целым. Это я точно говорю. Вот. Елена Афанасьева: Даня, у вас музыкальная семья? Татьяна Гончарова: Нет, разные. Елена Афанасьева: Вы играть умеете? Татьяна Гончарова: Нет, вообще ни грамма, ни грамма. Для меня это все… Вот я сейчас слушаю Сашу. Для меня это просто все из какого-то другого вообще мира, измерения. Елена Афанасьева: А что случилось? Появился инструмент? Или откуда? В какой момент проявился в ребенке дар? Татьяна Гончарова: Все началось именно уже с музыкальной школы. До этого мы занимались немножко другими, скажем так, проблемами, ходили немножко не по тем кабинетам, искали. Ну, мы видели странности. Елена Афанасьева: Я правильно понимаю, что гениальность вызывала какие-то опасения? Почему вы по кабинетам ходили? Татьяна Гончарова: Ну, потому что мы до сих пор не считаем и не видим никакой гениальности. Точнее, мы стараемся… Скажем так, мы, родители, люди приземленные, да. Мы стараемся оценивать, ну, как-то в какой-то общественности, в социуме. Мы наблюдаем. У нас есть с чем сравнить – четверо детей. Елена Афанасьева: И как сравнение? У других детей есть музыкальные способности тоже? Татьяна Гончарова: Да, они есть, музыкальные способности. Ну, наверное, не такие сильные, не настолько большие. Елена Афанасьева: То есть у всех детей есть способности? Татьяна Гончарова: Да. Ну, как отмечают педагоги. Елена Афанасьева: Но вот такие настолько уникальные – у одного? Татьяна Гончарова: Да, да. Ну, он проявлял себя с раннего детства. Но это нам уже потом, когда нам стали задавать вопросы: «Ну, как-то же он проявлял это все?» Елена Афанасьева: А как проявлял, как вы говорите, с раннего детства? Татьяна Гончарова: В сюжете сказали, действительно. Он и сейчас стучит, выстукивает все подряд. Он с легкостью брал любой инструмент, любые железки на улице, на горке. Он может сыграть на чем угодно. Он слышит звук в любом деревянном… Неважно, стаканы. Ну, вот все. Сначала эти стучания, например, – это же не просто постоял и постучал. Он уходил в какое-то как будто состояние выстукивания часами. Елена Афанасьева: Транс? Татьяна Гончарова: Да. И нас это пугало. Ну, мы же понимали, что это не совсем, ну, стандартно. Ну не должно быть так, потому что… Ты ребенка привлекаешь к себе, а он не реагирует на тебя. Ему это не интересно, что сейчас хочет сказать даже мама. Я уж не говорю о другом взрослом. И, в общем-то, мы на это стали обращать внимание, пытались понять. Елена Афанасьева: Вы ходили по кабинетам, как вы сказали, со странностями. И что вам говорили? Татьяна Гончарова: Ну, нам сказали, что с учетом, что у него в определенный момент стал откат в речи, он сначала говорил, а потом речь ушла… Елена Афанасьева: То есть он замолчал? Татьяна Гончарова: Ну, он стал, скажем так, очень простыми предложениями говорить, односложными. Елена Афанасьева: А это в каком возрасте случилось? Татьяна Гончарова: Ну, где-то в районе четырех с половиной. Елена Афанасьева: Судя по тому, что Татьяна активно кивает головой, то это типичная ситуация для таких детей? Татьяна Филиппова: На самом деле очень понятно, что вас это удивило. При том, что у вас есть и другие дети, это удивило, да, и в какой-то степени насторожило. Ну да, может быть и такое. То есть увлеченность чем-то очень сильная, она может сказаться на том, что, может быть, что называется, молодеет какая-то функция, в том числе и речь. Елена Афанасьева: А страдают немного другие. Татьяна Филиппова: Да, да, да. Татьяна Гончарова: На самом деле у нас сначала функция молодела, а потом благодаря музыке, в общем-то, мы видим сегодняшнего Андрея. Только благодаря музыке. Потому что как только он поступил в музыкальную школу, у нас просто за год произошли ну метаморфозы. Елена Афанасьева: То есть наконец-то нашлось правильное место, где направили в нужное русло? Татьяна Филиппова: Он реализовался. Татьяна Гончарова: Да, он стал абсолютно вменяемым, адекватным ребенком, у которого пошла речь. Пусть не так еще, конечно, как сверстники, может выражать свои мысли, но это уже, конечно, кардинальная разница. Елена Афанасьева: А сколько ему сейчас лет? Татьяна Гончарова: Сейчас ему уже двенадцать. Елена Афанасьева: Двенадцать? То есть музыка – это главное увлечение. А все остальные предметы школьные, общение со сверстниками на каком уровне у него? Татьяна Гончарова: Вы знаете, он в принципе очень общительный. Ну, у него есть опыт. Он в семье, где не набраться опыта – ну, это сложно. Остальные уроки и все остальное? Понимаете, как я поняла в определенный момент… Во-первых, он у нас тоже на семейной форме образования был до пятого класса. Вот в этом году он пошел в общеобразовательную школу, но… Елена Афанасьева: В обычную? Татьяна Гончарова: Да. Но на очень индивидуальных условиях, скажем так. Елена Афанасьева: На каких? Татьяна Гончарова: По возможности. Может он посещать – посещает. Не может – не посещает. Ну, с учетом… Елена Афанасьева: А почему вы в семье решили, что нужно все-таки в общеобразовательную школу, в коллектив? Татьяна Гончарова: Ну, коллектива ему хватало и до этого, абсолютно. Ну, мы знали, что мы идем на эти условия. Наверное, если бы мы шли просто в общеобразовательную школу и попали бы в поток стандартных условий, конечно, никогда бы мы на это не пошли. Елена Афанасьева: А ему хватало общения? Вы имеете в виду семью, общение с детьми? Татьяна Гончарова: Ну, музыкальная школа. Елена Афанасьева: Ну и, конечно, вопрос напрашивается: как реагируют братья и сестра, которые, может быть, не столь одарены, не становятся участниками таких крупных мероприятий, где выступает Андрей? Александр Кравченко: И собака. Елена Афанасьева: Собака поет, мы уже увидели. Татьяна Филиппова: Он включается, да. Татьяна Гончарова: Вы знаете, мы стараемся построить так наш быт и нашу жизнь, как такой, скажем, цельный организм. И каждый знает, что у него свое место, оно достойное. У нас ни на кого нет никакого давления. Каждый идет по своему внутреннему желанию и делает то, что он хочет делать. Поэтому именно, наверное, поэтому, в общем-то, они… Каждый на своем месте, и мы просто за ними наблюдаем как родители. Елена Афанасьева: Вы сказали, что вот он в детстве как будто в транс падал, Андрей. А сейчас, когда он с инструментом и с музыкой, то это тоже состояние транса? Татьяна Гончарова: Вы знаете, на определенном этапе (как раз когда мы слушали, ну, я слушала) у нас тоже было очень много моментов, когда нас это пугало. Даже несмотря на то, что он тогда был уже в музыкальной школе. Я уже боялась: а нужно ли это вообще все? Потому что получилось так, что у него открылся доступ к разной музыке, он это стал поглощать. И вот тогда у нас был очень сложный период, потому что, как он говорил… ну, не говорил, это были это слезы ночами, рыдания. Вот в определенный момент, я говорю, он лез на стены, потому что он слышит – и у него дикая потребность это реализовать, это сыграть и услышать это еще раз. Как он говорит: «Я пока не сыграю, меня это мучает. Помогите мне». И вот тогда мы столкнулись в первый раз с некой такой сложной системой музыкального образования, когда все прописано по методичкам. А тут ребенок приходит, и он не хочет сейчас играть, там, «Курочку». Он слышит что-то, и ему необходимо это выплеснуть, иначе… Он же начинает физически болеть от этого. Татьяна Филиппова: Природа ничего не дает бесплатно, просто так. Всегда приходится расплачиваться. Елена Афанасьева: Ой, пугаете вы… Татьяна Филиппова: Нет-нет-нет. Расплачиваться нервной системой. Да-да-да. Нет, поэтому очень важно родителям, прежде всего родителям сохранить это, не дать нервной системе разрушиться. Да-да-да. То есть чувствовать ребенка. Елена Афанасьева: А как? Татьяна Филиппова: Ну как? Вот Татьяна совершенно правильно… Лидия Кравченко: Пока есть возможность влиять, то как-то… Елена Афанасьева: Если ребенок не может успокоиться, пока не выплеснет это, то что же? Его хватать и тащить: «На, пойди в снежки поиграй»? Татьяна Филиппова: Нет, именно дать возможность проиграть это. Именно так. Татьяна Гончарова: Совершенно верно. Татьяна Филиппова: Именно так. Понимаете? И здесь, конечно… Ну, музыкальные школы разные есть. Но в любом случае это одно из самых важных… Я просто думала, потому что я понимала, о чем будет разговор. Важно не только увидеть, а важно сохранить одаренность, дать ей возможность реализоваться. Елена Афанасьева: Здесь, вероятно, вопрос Наставника с большой буквы. Найдет ли такой ребенок наставника, который сможет его почувствовать и профессионально дальше продвигать, не «Курочку» заставлять играть, а видеть и работать? Татьяна Филиппова: Это тоже. Но вот этот момент, когда нужно было… Действительно, я вам сочувствую, потому что это было, конечно, непросто очень понять, в чем он должен реализоваться, в чем он может реализоваться. Но наставник – да, конечно. Но, насколько мы видели из сюжета, то есть он на слух любое произведение играет. Это, конечно, просто вот одаренность. Елена Афанасьева: То есть наставника под стать таланту ребенка нет сейчас? Татьяна Гончарова: Ну нет, есть. Татьяна Филиппова: Есть, конечно. Татьяна Гончарова: На самом деле мы нашли, мы добились. Он замечательный! Я не люблю слово «педагог». Вот именно наставник, который его просто поддерживает, который делится с ним своими знаниями. Ну, понимаете, вот наконец-то… Елена Афанасьева: Саша, а у тебя есть наставник в программировании? Лидия Кравченко: Мы столкнулись с тем, что… Ну, вы сами знаете, что сейчас полно всяких курсов. Но все это либо очень начального уровня, то есть предназначено именно для тех, кто только начинает, либо это что-то уже из высшей школы, то есть это институт и так далее, либо это «курсы, после которых вы обязательно станете программистом». Елена Афанасьева: «И будете зарабатывать не меньше, чем…» Лидия Кравченко: Да. Но на самом деле все это достаточно низкого уровня. И самое интересное, что уровень преподавателей там (для меня это не сразу стало очевидно) не сильно выше тех, кто там учится. Я даже знаю истории, когда преподаватель проходит тот же самый курс, но на несколько уроков вперед, а потом преподает тем, кто… Елена Афанасьева: Но существуют же школы, где есть специальные классы, которые сосредоточены на детях. Александр Кравченко: Но в них еще нужно попасть. Елена Афанасьева: А что, ты не попадешь? Александр Кравченко: Это еще до школы было. Лидия Кравченко: Нет, смотрите, там немножко такая ситуация. Сейчас практически все школы и все классы IT сосредоточены на олимпиадном программировании. А это совсем другое. Знаете, это все равно, что на фортепиано бесконечно играть гаммы и арпеджио. Это, конечно, прекрасно развивает технику и в целом… Татьяна Гончарова: Как в методичках. Лидия Кравченко: Да. Но это не то, с чем ты пойдешь выступать. Елена Афанасьева: Хочу вернуться к Андрею. Вот то, что Лидия рассказывала, как она останавливала, уводила в сторону, предлагала другие активности. Удается ли вам как-то отвлечь Андрея от музыки, вот те самые снежки или спорт, прогулки? Татьяна Гончарова: Ой, вы знаете, конечно, конечно, конечно, мы стараемся. Мы стараемся все-таки, знаете, воспитать в них какие-то совершенно, скажем, семейные радости, мелочи – играть, гулять. Мы это все стараемся… Елена Афанасьева: А играть во что? Татьяна Гончарова: С детьми, с детьми. Елена Афанасьева: Просто? Татьяна Гончарова: Вообще я считаю, что задача… Я могу, конечно, ошибаться, но вообще задача, мне кажется, взрослого, педагогов – в общем-то, научить детей играть. И чем дольше они будут играть, тем они… Елена Афанасьева: Играть не на музыкальном инструменте, а играть друг с другом? Татьяна Гончарова: Нет-нет, ролевые, сюжетно-ролевые игры, неважно. Оживлять неодушевленные предметы, в конце концов. И чем дольше они будут это делать, тем они органичнее войдут во взрослую жизнь. Елена Афанасьева: Татьяна, а Андрей понимает, что он выше по уровню одаренности своих братьев и сестры, своих ровесников? Он это осознает? Татьяна Гончарова: Нет. Елена Афанасьева: Нет? Татьяна Гончарова: Он совершенно не осознает, вот вообще. Он ни с кем себя не сравнивает. Если он ходит на концерты… Ну, нам приходится участвовать в каких-то конкурсах. Он ходит для нового репертуара, для возможности поиграть за новым роялем, возможности познакомиться, сыграть с оркестром. И он совершенно себя ни с кем не сравнивает и даже вводит в некий… Вот недавно прошел один очень известный музыкальный конкурс среди детей. Вводит в шок, потому что, по большому счету, его воспринимают конкурентом, а он – ни сном ни духом – идет и всех поздравляет, жмет руки: «Привет!» А я-то как взрослая умею считывать реакцию и мам, и детей. Елена Афанасьева: А вас пугает, что это дальше будет ему мешать, что вот такая ревнивая, завистливая в чем-то реакция окружающих вокруг него? Татьяна Гончарова: Ну, меня это и сейчас пугает, поэтому… Елена Афанасьева: Татьяна. Татьяна Филиппова: Это тоже одна из проблем, да, зависть. Причем, знаете, с чем бывает сталкиваешься? Ваша задача – сохранить это, развивать, поддерживать, но и оградить от той зависти, которая будет присутствовать. Елена Афанасьева: А взаимоотношения со сверстниками, с противоположным полом у талантливого ребенка иное, нежели чем у обычного? Татьяна Филиппова: Это может быть индивидуально. Потому что может быть, грубо говоря, ребенок… ну, человек интроверт, а может быть экстраверт. И если говорить вот как раз о том, что учительница была авторитарная и все время его сажала, как говорится, на место, а одноклассники воспринимали как палочку-выручалочку. Елена Афанасьева: Татьяна, какой вы видите жизнь вашего сына? Татьяна Гончарова: Вы знаете, он очень уверенно нам внушил, что в любом случае он будет с музыкой. И больше он тяготеет к оркестровой музыке. Возможно, дирижером. Елена Афанасьева: То есть вы не видите варианта, где музыки нет, а надо искать другую профессию? Татьяна Гончарова: Вы знаете, ну, у нас нет выхода видеть другое. Мы видим и слышим. Он даже, например, степень болевых ощущений… Например: «Тебе было больно? А как тебе больно?» – там, ударился или еще что-то. Он это определяет: форте, меццо-форте. Елена Афанасьева: То есть не по шкале от 10 до 0? Татьяна Гончарова: Нет. У него абсолютно… Понимаете, вот все в быту у нас вокруг музыки. Елена Афанасьева: А что должно сделать общество, чтобы помочь таким детям? Татьяна Гончарова: Любому ребенку общество должно дать возможность быть ребенком и реализоваться, не давя сверху какими-то, я не знаю, стереотипами. Ну, в общем-то, есть дети, которым, наверное, методические пособия тесны, и давать возможность этим детям немножко переступить через эти пособия. Вот с чем мы сталкиваемся. Елена Афанасьева: Лидия, а вам как кажется? Лидия Кравченко: Идет постоянно оценка вот этого соответствия возрасту, методике, еще чему-то. Ну, то есть я понимаю, что в массе своей, да, когда мы говорим о массовом образовании, конечно, так проще. Но когда ребенок, вот он пришел в школу, умея читать не то что бегло, а просто как взрослый человек, а его учили – ну, в буквальном смысле – читать по слогам. Это правда. Я думала, что на самом деле это в моем детстве уже было пережитком. Ну вот. И мне кажется, это не совсем адекватно. Ну, понятное дело, что массовое образование не может подстроиться под каждого. Это с одной стороны. А с другой стороны, хотелось бы. Елена Афанасьева: Саша, а тебе какая-то помощь от общества нужна? Александр Кравченко: Ну, мне кажется, люди должны больше закрывать глаза на возраст, а лучше вообще его не знать. Поэтому у меня в GitHub он и не написан. Я просто программист, который выпускает проекты. И довольно хорошие, кстати. Елена Афанасьева: Ну что ж, мы сегодня говорили о талантливых юных и программистах, и музыкантах. Есть талантливые художники, спортсмены, артисты цирка – кого только нет. И несмотря на то, что Саша говорит, чтобы на возраст не обращали внимания, мы, взрослые, все-таки, наверное, скажем, что это юные дарования. И главное – помочь им вырасти и сохранить их психику, сохранить их душевное здоровье, чтобы они жили для счастья, а не мучились от своего дара. Я – Елена Афанасьева. Это программа «ЗаДело». Пишите нам, предлагайте свои темы для обсуждения. Мы встретимся в этой студии и обязательно поговорим.