Елена Афанасьева: Здравствуйте! Это программа «ЗаДело». Я – Елена Афанасьева. И сегодня мы поговорим. А поговорим мы о перспективах найти работу для людей с ограниченными возможностями здоровья. Что такие сотрудники предлагают в качестве своих уникальных услуг? Какие сомнения возникают (и возникают ли) у работодателей? И чем такие сотрудники уникальны и полезны для общества? Давайте посмотрим сюжет. СЮЖЕТ Милана: Это мы обжигаем нашу продукцию, потом расписываем и… Корреспондент: Подготовку здесь делаете? Милана: Да, да. И продаем. Голос за кадром: Милана – подопечная фонда «Единение» – проводит экскурсию по уникальным инклюзивным мастерским «Сундук». Милана: Мы идем сейчас в керамику. Чудный педагог будет вот сейчас. Наташа у нас чудный педагог. Здравствуйте. Голос за кадром: В «Сундуке» работают мастера с особыми потребностями. Юлия Шкурина, директор благотворительного фонда «Единение»: Есть большая специфика даже в градации людей с инвалидностью: есть, например, слабовидящие, неслышащие или ДЦП, которые на колясках. Для них помощь в трудоустройстве – это ты просто создал им среду доступную, и все. Дальше как бы их уже сильно поддерживать, наоборот, не нужно, потому что это будет хуже. А для людей с ментальными нарушениями это категорически отдельная тема, потому что, как правило, 98% всегда должны быть с поддержкой. Есть у нас программы по подготовке к трудоустройству. И после вот такой программы подготовки к трудоустройству у нас есть наши подопечные, которые трудоустроены. Мы находимся на складе готовой продукции. Это изделия, которые мы делаем на продажу. Мы используем разные техники, чтобы все из ребят, в зависимости от того, насколько они могут участвовать в производстве, чтобы каждому найти его операцию или технологию, которую он может делать. Хочу обратить внимание, что трудоустроенные могут быть как в штат, так и по договору самозанятых. Это важно. Потому что, например, трудности… Случилась перемена у нас, например, сезона – весна, осень. У ребят там меняются препараты, потому что 95% на препаратах находятся. И, например, у человека может хватить энергии – неделя – просто собраться, привести себя в порядок и доехать до мастерской. Это максимум, который в этот период он может сделать – просто приехать. Голос за кадром: Сейчас официально трудоустроены 17 человек, из них трое стали сотрудниками фонда. Наталья Панарина: Вот такая вот коняшка у меня получилась. Я, в общем-то, ее сделала за два часа. Вспомнила, так сказать, свою молодость в институте. Голос за кадром: Наташа – педагог керамической мастерской, профессиональный скульптор, закончила монументально-декоративную скульптуру в Строгановке. Так получилось, что оказалась в сложной жизненной ситуации. Наталья Панарина, мастер керамической мастерской «Сундук» проекта фонда «Единение»: Я была связана с такой интересной как бы организацией, «Гармонизация жизни» называется. Это помощь людям, вышедших из ПНД (психоневрологического диспансера). Вот я была, например, после трудного развода, и тоже сама не знала, куда мне пойти, не знала, где мне работать, потому что работу я потеряла. Ну, в общем, была в полном расстройстве, думала: печальная жизнь, куда-то надо себя пристроить. Юлия Шкурина: Мы предложили ей работать именно мастером с нашими подопечными, которые приходят на дневную занятость. И вы даже себе представить не можете, какое изменение произошло в человеке. – Я сделал. Наталья Панарина: Нет, это пятый. – У меня больше, я убираю. Корреспондент: Наташа, а что вы делаете? Вы пишете, что сегодня сделано? Наталья Панарина: Да. Вот сколько шариков сделали, потому что за каждый шарик мы платим по рублю. Вот Эльбрус – плюс 7. Василий – плюс 1. Артем… Артем… Артем где-то здесь был. Зачеркнуто почему-то. Да, зачеркнуто – это то, что уже заплатили. А то, что новое – это то, что еще осталось заплатить. Голос за кадром: Егор с мамой сегодня в «Сундуке» первый раз. Егору двадцать, он закончил школу восьмого вида. В колледж не пошел. Там была всего одна профессия – озеленитель. Занимается в театральной студии. Наталья Митина: Но мы его хотим приучить именно к мастерским, чтобы он делал что-то своими руками. Пение – это пение, это все прекрасно, но не всегда можно этим заработать денег. А мастерские, когда ты что-то создаешь сам, и это продается, то это, конечно, очень большой плюс. Все родители об этом мечтают, потому что дети заканчивают колледжи, а работать им негде. И когда создаются такие инклюзивные мастерские, а их можно просто по пальцам пересчитать… Голос за кадром: Сейчас у «Сундука» в России семь филиалов, приглашают к сотрудничеству коллег из других регионов. Елена Афанасьева: Наташа, я правильно понимаю, что вы преподаватель в этой мастерской и наставник? Наталья Панарина: Да, я наставник по керамике. Елена Афанасьева: Но вы также относитесь к людям с ограниченными возможностями здоровья? Наталья Панарина: Да. Я сейчас посещаю ПНД периодически, раз в два месяца. Но у меня нет инвалидности. У меня, к сожалению, только диагноз. Елена Афанасьева: Как вы выбрали для себя именно эту профессию, эту специализацию? Наталья Панарина: Я сначала отучилась в институте на скульптуру. В принципе, я искала работу творческую. И мне всегда интересно было работать именно с людьми, преподавать им мастер-классы, возможно, с детьми или со взрослыми. Ну, я пробовала с детьми, но, к сожалению, у меня не очень хорошо получалось. А как бы со взрослыми, ну, в основном было трудно найти работу. С моими потребностями и возможностями можно было преподавать взрослым на уровне как бы. Елена Афанасьева: А вы свою профессию выбрали до постановки диагноза или уже во время того, как он был поставлен? Наталья Панарина: Ну, скажем так, я профессию выбрала до диагноза. Ну, я где-то на втором курсе института попала в психологическую… в психиатрическую клинику, и там мне поставили диагноз. Но потом я спокойно отлежала там какое-то время и вышла, доучилась в институте, шесть лет училась. Елена Афанасьева: И получается, что именно диагноз мешал вам найти работу? Или что не позволяло? Какие особенности вам не позволяли найти ту работу, которую вам хотелось найти? Наталья Панарина: Я не могу работать на постоянной основе, то есть мне нужен какой-то период времени, чтобы я сидела дома, отдыхала. И поэтому работа два раза в неделю для меня оптимальная. Я могу работать и больше в какие-то моменты жизни, если со мной родители. Они приезжают, мне помогают. Елена Афанасьева: А как вы нашли вот именно организацию, которая помогла вам найти вашу работу? Каким образом происходил поиск работы? Наталья Панарина: После больнички хотела найти себе работу, институт уже закончила. Я ходила вместе с ребятами на курсы по трудоустройству. И как-то раз нам предложили пойти в «Сундук». Ну, я решила обязательно пойти туда вместе с группой. Мне понравилась обстановка, очень дружественная. Ну и само место было располагающее. Елена Афанасьева: Наташа, а вот до того, как вы попали в «Сундук» и искали работу иначе, у вас были уже собеседования какие-то, попытки устроиться? Наталья Панарина: Да, я проработала в институте, но специальность не творческая. И я работала на фабрике воронцовской. Елена Афанасьева: А кем там вы работали? Наталья Панарина: Там керамистом и скульптором работала, но недолго. К сожалению, мне не пошло заниматься… именно формовать, скульптуры лепить. Мне хотелось именно работать с людьми. Елена Афанасьева: Юля, у вас, наверное, не одна Наташа, у вас есть еще подопечные. У них какой опыт отказов от других работодателей при попытках устроиться на работу? Юлия Шкурина: Есть подопечные, которые, как Наташа, проходят курс по подготовке к трудоустройству. И у нас… Елена Афанасьева: Такой курс у вас есть? Или где они проходят? Юлия Шкурина: Да, в фонде. Елена Афанасьева: У вас? Юлия Шкурина: В фонде, да. Елена Афанасьева: И чему вы там учите, на этом курсе? Какие навыки даете? Юлия Шкурина: Некоторые никогда не работали до этого, а некоторые работали и имеют неуспешный опыт работы. Как вот Наташа говорила, что, например, ей комфортнее определенный график. И не все работодатели могут предоставить такой график. И здесь мы нашли уникальную возможность, чтобы Наталья по выходным приезжала с родителями. Это очень, мне кажется, комфортно и самой семье, и нам комфортно. Потому что у нас на самом деле работа в мастерской 24 на 7, поэтому у нас помещение всегда такое живое. Елена Афанасьева: Наташа, вам повезло найти такую работу. А есть ли у вас еще какие-то профессиональные стремления и желания? Наталья Панарина: Ну да. Вместе с моей коллегой Яной мы сейчас разрабатываем новый дизайн-проект на следующий год, на Новый год и, возможно, на ярмарки, на выставки. Елена Афанасьева: Дизайн-проект – это то, что будут ваши подопечные делать? Наталья Панарина: Да, то, что будут подопечные делать. И мы, собственно, в том числе, им помогать. Юлия Шкурина: Я бы добавила, что сейчас идет разработка технологии, чтобы нам всех подопечных разложить по тем частям, которые они смогут сделать. Елена Афанасьева: Николай, вы до вашей травмы не имели ограничений по здоровью и работали? Николай Лукьянов: До 19 лет, да. В 19 лет я получил травму. Ну, до этого учился. Елена Афанасьева: Учились? Николай Лукьянов: Да. Елена Афанасьева: Давайте посмотрим вашу историю. СЮЖЕТ Голос за кадром: Николаю Лукьянову – 41 год. На коляске оказался после травмы шеи, 17 лет назад неудачно нырнул. Николай Лукьянов: До сих пор помню тот момент, когда все тело просто отключается, и ты не понимаешь, что происходит. Начинаешь глотать воздух, а вместо воздуха – вода. И все. Я даже помню, как тук-тук-тук… Мой друг увидел, что меня нет, за мной нырнул. Меня вытащили, откачали. И с этого момента, в общем-то, вот это все и началось. Голос за кадром: Думал, что травма незначительная, как перелом ноги или руки, на пару недель. Но – нет. Чуда не случилось. Началась кропотливая реабилитация. Николай не просто решил восстанавливаться, а пошел в профессиональный спорт – и стал чемпионом мира, Европы, России, паралимпийцем по фехтованию на инвалидных колясках. От чемпионства перешел к собственным социально значимым проектам на благо общества. Два года работал в Московской дорожной автоинспекции. Сейчас занимается с детьми в школе, в проекте «Спортивная продленка». Елена Афанасьева: А вы чему учились? Что за профессию выбрали до травмы? Николай Лукьянов: Техник-механик. С коляской вообще никак не связано. Елена Афанасьева: То есть пришлось полностью переориентироваться профессионально? Николай Лукьянов: В общем, да. Елена Афанасьева: Как эта переориентация происходила? Вы учились чему-то другому либо пробовали разные варианты? Николай Лукьянов: Больше не учился уже. Я старался постоянно чем-то заниматься. После реабилитации это был спорт. А когда я попал в спорт, то… Ну, до этого я еще был очень стеснительный, стеснялся своей коляски, на улицу выходить. Но Елена Борисовна Белкина – это президент Федерации паралимпийского фехтования на тот момент – она меня вытянула из реабилитации, из этой больницы и предложила заниматься спортом. Когда я начал заниматься спортом, сразу же практически выиграл свою первую международную награду. И стали приглашать на телевидение, из газет люди брали интервью. И как-то все это меня раскрепостило. И я стал понимать, что людям интересно со мной общаться, что на улице люди не просто так смотрят, типа: «О, инвалид едет», – а как на нормального человека. У меня жена – красавица. Когда мы с ней вместе, мне кажется, люди даже завидуют как-то, что рядом с мной такая любимая. Елена Афанасьева: Вы сказали, что вас «выцепили». А какой вот совет людям, у которых не нашлось того человека, который «выцепит»? Вот застряли они на стадии реабилитации и так же, как вы, стесняетесь или комплексовали, так же комплексуют. Николай Лукьянов: Как часто говорят – из зоны комфорта надо выйти. Ну, я могу сказать наоборот: я эту зону комфорта для себя создавал все эти годы, чтобы в ней оказаться. Опять же, во многом это любовь к жизни. То есть если ты хочешь жить, если ты любишь жить, если у тебя есть какие-то цели, задачи, стремления, то обязательно будут складываться такие ситуации, когда ты сможешь все это реализовать, когда ты сможешь достичь вот этих вот целей, своих идей, задач. Ну, в принципе, у меня так и случилось. Я пять лет очень много трудился над реабилитацией – с восьми утра до двенадцати вечера. Ну и, видимо, Вселенная как-то поняла, что, наверное, надо дать ему еще один шанс, чтобы он двигался дальше. И как раз появилась Лена Борисовна, которая меня как раз пригласила в спорт. Ну а после спорта уже, знаете, как снежный ком начинает катиться – в хорошем плане. То есть такие хорошие ситуации накатывались, накатывались. Потом меня пригласили… точнее, даже Елена Борисовна попросила провести для детишек мастер-класс в Паралимпийском комитете. Там были детишки с разными нозологиями: ДЦП, синдром Дауна, какие-то умственные отклонения. И мы еще с одной девочкой-фехтовальщицей пришли. Детишки к нам подходили, смотрели наши медали. Оружие мы с собой принесли. Все это им нравилось, они были в восторге. И мне, конечно, тоже понравилось то, что людям нравится тот вид спорта, которым я занимаюсь. После этого я активно начал такие мастер-классы проводить. Елена Афанасьева: Получается, надо выбрать свою сильную сторону? Если у Наташи как раз с детьми не пошло, а лучше со взрослыми, то у Николая с детьми отлично получилось. Николай Лукьянов: Да, мне с детьми очень нравится заниматься. Елена Афанасьева: В сюжете было упоминание, что вы работали в дорожной автоинспекции. Это обычная дорожная автоинспекция или какая-то специализированная? Николай Лукьянов: Да, Московская административная дорожная инспекция, я там работал в отделе рассмотрения жалоб и обращений. Елена Афанасьева: И там была нормальная среда, вы могли приехать на работу? Или вы удаленно работали? Николай Лукьянов: Для меня все сделали. Руководству я очень благодарен, как они со мной обращались, как там все было устроено. То есть я приезжал на работу к семи утра, парковался, звонил – ко мне выходили люди и помогали достать коляску, провожали на четвертый этаж. Ну, там я уже, в принципе, сам все мог делать. Кабинет… Но сложился такой момент, что я пришел на очередной мастер-класс в школу, и там руководство предложило мне вот такой вот проект «Спортивная продленка» вести: «Давай попробуем». Елена Афанасьева: То есть нашли работу, которая больше вам по душе? Николай Лукьянов: Да, однозначно. Я там прямо получаю большое удовольствие. Дети бегают, прыгают, у них есть возможность расслабиться, они пробуют какие-то виды спорта. И я очень надеюсь, что в итоге кто-то из них… Не все, конечно. Кому-то нравится музыка, кому-то – искусство, еще что-то. Но вот если кто-то займется спортом профессионально, я буду очень рад. Елена Афанасьева: Юля, а часто бывает у людей с ограниченными возможностями такое счастье выбора профессии, как повезло Николаю? Юлия Шкурина: Это большая разница – именно категории людей, их ограничения, какие нарушения – ментальные или физические. Потому что если физические, то на самом деле уже есть исследования, что здесь нужно именно максимально среду подготовить, а если ментальные, то здесь именно смотреть о том… о человеке. Елена Афанасьева: А как воспринимают в коллективе людей, которые приходят с какими-то ментальными нарушениями? Может быть, Наташа скажет, как воспринимали до того, как вы стали работать в этой организации, в этом фонде, там, где вы работали керамистом? Наталья Панарина: Ну, там я работала не так долго, и коллектив там был очень маленький. Я не общалась практически ни с кем, кроме как с директором. А вот на работе в «Сундуке» я дружу с каждым ребенком, с каждым человеком из ребят, который с любыми нарушениями. Я просто подхожу к нему и спокойно могу общаться на любые темы. Елена Афанасьева: Прекрасно! Игорь, как относятся к людям с ограниченными возможностями в трудовых коллективах? Игорь Новиков: Людей с особенностями в мире становится с каждым годом все больше и больше. Елена Афанасьева: Становится? Либо они выявлены, и их перестают стесняться, об этом говорят? Игорь Новиков: Становится. Становится в силу разных факторов: и экологических, и стрессовых, пандемия, все что угодно, появление новых технологий. Вы не забывайте, что технологии очень сильно меняют популяционные характеристики. Появился наркоз в 1846 году – и сразу в России после Крымской войны появились десятки тысяч людей без конечностей. То есть это результаты операции, ампутации, да? До этого, как правило, солдаты умирали, и у нас почти не было людей с ампутированными конечностями. Сегодня в мире происходит революция технологий, вспомогательных средств. Вчера человек, который был вынужден находиться годами заложником постельного режима, сегодня может зачастую стать активным участником трудовых процессов. Например, у нас в проекте работала женщина потрясающая, Наталья, с тяжелейшим поражением – полностью было тело парализовано, двигались только веки, гортань. Да, есть специальный прибор, ай-трекер, он надевается на верхнюю часть головы, и с помощью век человека управляет монитором компьютера. То есть, вы понимаете, она… Елена Афанасьева: А что она делала у вас? Какую работу выполняла? Игорь Новиков: Она у нас занималась SMM. Елена Афанасьева: Да что вы?! Игорь Новиков: Продвижением наших партнеров в социальных сетях, да. И еще раз говорю: это полностью парализованный человек, который не может за собой следить. Он не может даже этот ай-трекер без посторонней помощи надеть. Тем не менее, полную смену Наталья отрабатывала. Сегодня мы полностью пересмотрели наш подход к реальности. Цифровая реальность дает возможность молодому человеку, прикованному к инвалидному креслу, получить образование, будучи в деревне глухой. Главное, чтобы интернет был и компьютер. И оттуда же работать. У нас многие ребята живут в сельской местности, в экономически депрессивных регионах, где человек условно здоровый работу получить не может. Тем не менее, они получают образование на онлайн-платформах, в дистанционных университетах. И речь идет не о социальной занятости, вот как коллеги рассказывают. Действительно, ведь люди с инвалидностью – это очень сложная группа популяционная. Есть особые подгруппы, которые связаны с эмоциональными расстройствами, ментальными, когнитивными и так далее, и они требуют постоянного внимания. То есть элемент конкуренции, если об экономике труда говорить, он будет всегда. Социальная занятость предполагает, что человеку нужно постоянно помогать. А есть группы, которые требуют помощи на старте, то есть это кандидаты с низкими стартами и возможностями. Но если эти возможности предоставить, то в дальнейшем кандидаты становятся вполне конкурентным работникам. Елена Афанасьева: Понятно. Ну, насколько я смотрю, раньше проблемы, особенно когда это было еще достаточно закрытое советское общество, скрывали. У нас вообще казалось, что инвалидов нет. Я помню, когда я первый раз попала за границу еще в советское время и увидела, какое количество в музеях, на улицах людей, я подумала: почему у них столько инвалидов? А потом я поняла, что просто наши не могут выехать, не могут спуститься со своего пятого этажа в хрущевке, не могут попасть в театр или в музей. И так же с работой. Ведь были артели какие-то инвалидов, что широко, в общем, не рассказывалось. Но сейчас мы можем об этом говорить и можем обсуждать проблему, как общество к этому относится, как работодатели относятся, как коллеги. Давайте посмотрим еще один сюжет. СЮЖЕТ Корреспондент: Здравствуйте, Надежда. Маша. Надежда Паферова: Здравствуйте. Взаимно. Корреспондент: Я знаю, что ваше кафе славится не только мексиканской кухней. Я знаю, что здесь еще работают люди, особенные люди, которые не очень хорошо слышат. Это правда? Надежда Паферова, руководитель инклюзивного кафе: Да, мы уже три года работаем с ребятами слабослышащими. Вот сейчас у нас прекрасная девочка стоит на кассе, зовут Марина. Есть еще две барышни. Идея, в принципе, лежала на поверхности. Мексиканской кухни в Калининграде на тот момент не было вообще, и мы с мужем решили открыть вот такой мексиканский фастфуд. Благодаря фонду «Наше будущее», который мне дал беспроцентный заем, мы смогли реализовать эту мечту мою. Корреспондент: Что посоветуешь? Марина: Самое популярное блюдо – это буррито. В составе: фасоль, кукуруза, помидор, огурец, фарш курицы или с ветчиной. Если вы любите рыбу, то есть с тунцом. Корреспондент: Так, мне тогда с креветкой. А оператору нашему – буррито. Голос за кадром: Слабослышащие люди – это те, которые либо родились глухими, либо оглохли в процессе перенесенных заболеваний, и им сделали операцию по вживлению звуковых имплантов. Процесс адаптации у таких людей очень долгий и сложный. После полной тишины на них лавиной обрушиваются все звуки одновременно, первые три-четыре года слабослышащие учатся их различать. Лучше всего воспринимаются женские голоса, хуже – мужские. У глухих от рождения часто атрофируются голосовые связки, поэтому их учат еще и разговаривать. Корреспондент: Марина, расскажи, пожалуйста, как ты нашла эту работу. Марина: Несколько месяцев назад мне знакомые сказали, что здесь кафе, где работают слабослышащие. Мы с мамой пришли на собеседование, я решила попробовать. И вот мне понравилось, все получилось. И я стала работать. Надежда Паферова: Вот то, что они не закрылись в себе, не замкнулись, а справляются с этой своей ситуацией и выходят в люди, учатся людей слышать – это очень сильно на самом деле. Особенность общения со слабослышащими ребятами в том, что надо говорить небыстро, надо говорить четко и негромко. От того, что вы кричите, они лучше от этого не слышат. Голос за кадром: В потоке слов слабослышащие люди распознают не все, поэтому им очень важно понимать контекст разговора. Например, если человек работает в кафе, и посетитель сказал фразу, где присутствует слово «кофе», – значит, спросили либо о наличии, либо о сортах, либо о цене на кофе. Проведя подобный анализ, слабослышащий сотрудник дает необходимый ответ. Надежда Паферова: Очень часто приходят, в основном молодежь, и начинают с девчонками слабослышащими разговаривать как раз по поводу имплантов: «А что это у тебя? А болит у тебя голова, не болит? А как ты слышишь? А как это работает?» Девчонки с удовольствием это все рассказывают, объясняют, показывают. И таким образом идет двойная социализация: и инвалида мы вырываем из его круга общения, выводим в большой мир, и обычным людям мы рассказываем о том, что вот есть еще и такая категория ребят, которые живут от нас на расстоянии вытянутой руки. То есть я считаю, что это идет положительный такой момент и для одной, и для другой стороны. Елена Афанасьева: Ну просто замечательный сюжет! Игорь, какие сомнения и страхи возникают у людей, когда они не готовы пригласить на свое производство, на свое предприятие людей с ограниченными возможностями по здоровью? Игорь Ананьев: Я работаю со взрослыми людьми, которые имеют ментальные особенности развития. А если говорить медицинским языком, то это люди, имеющие умственную осталось умеренной и легкой степени, ДЦП, синдром Дауна, и большая группа людей у нас с расстройством аутистического спектра. Вообще, у работодателей присутствует огромное количество мифов. Им кажется, что… Однажды мы пришли трудоустраивать наших ребят на один из хлебозаводов, и они говорят: «Ну как умственно отсталые? Да вы что? У нас же ножи». Вот у них отношение к таким людям, что им ничего нельзя доверять. Я с полным основанием говорю, что люди с ментальными особенностями развития – это лучшие сотрудники на любом предприятии, где присутствует ручной труд. Елена Афанасьева: Почему? Игорь Ананьев: Объясню. Во-первых, они очень лояльны к работодателю. Мы трудоустроили порядка 80 человек на открытом рынке труда. У нас на нашем предприятии сейчас работают 120 таких человек. И плюс 80 человек, которых мы устроили на открытом рынке труда. И в современной жизни, когда идет огромная текучка кадров, когда приходит такой человек и остается на работе навсегда, это очень важно. Почему? Потому что человек с ментальными особенностями, для него самое главное – испытать чувство успеха. И как только он испытывает чувство успеха, как только мы помогаем ему, приводим его на работу, на новое рабочее место – он испытывает там чувство успеха, ему хорошо, комфортно. Понятно, коллектив обязательно надо подготовить, коллективу нужно узнать, что за человек. Кстати, коллектив. Мы видим, что для коллектива это очень хорошо, потому что коллектив начинает сплачиваться, когда необходимо за кем-то ухаживать, кому-то помогать. И люди помогают. Вот эта взаимная помощь, стремление помочь, она сплачивает коллектив. Это во-первых, раз сказал. Второе – наши ребята действуют четко по алгоритму. Один из работодателей мне говорит: «Чем хороши ваши ребята? Вот когда я беру молодежь, им задачу ставлю – нужно сделать вот так. Прихожу, а они делают все наоборот. И они мне объясняют: «Ну что, вы не видите? Ну, так же лучше. Я упростил, лучше сделал, чем мне говорили». Работодатель говорит: «Мне не надо делать лучше, делайте строго по инструкции». Вот нашим ребятам, им в голову не придет сделать что-то иначе, они действуют жестко по инструкции. Объяснили вот так – они будут делать четко, вот прямо так, как им сказали. Дальше. Мы работали с одним из ритейлов, и я говорю: «А знаете, в чем недостаток у наших ребят? Вот они работают четко по инструкции, они работают по алгоритмам». Многим ребятам с такими нарушениями, им нельзя сразу давать два-три алгоритма: «Подойди к столу, возьми красную ручку, принеси туда и захвати блокнот». Елена Афанасьева: Однозадачные, один алгоритм. Игорь Ананьев: Один алгоритм. И вот я говорю: «Вы знаете, наши ребята действуют… Вот они алгоритм выполнили, а потом бегут и вам говорят: «А что дальше делать?» Они говорят: «О, а наши-то работники, они задачу выполнили – и сразу спрятались. И нужно их искать, чтобы дать следующую задачу. Так ваши – прекрасные работники». Дальше. Они умеют… Ну, не все, конечно, там они разнородные. Нельзя сказать, что… Ну, большинство людей, особенно с расстройствами аутического спектра, они любят работать по заданному алгоритму, они любят делать однотонные, однотипные операции. Они на работе клеят этикетки, там работают. Вот наши ребята выполняют совершенно четкие производственные задачи. У нас огромное количество заказчиков. Иногда нам приходится даже отказывать нашим заказчикам, потому что у нас просто завал. Елена Афанасьева: Игорь, скажите, а есть ли какие-то рекомендации для систематизации (вот нам Игорь рассказал, в чем хороши люди с ментальными особенностями), что при таких-то особенностях здоровья и развития люди наиболее оптимально могут работать в такой-то сфере, а при других – в иной? Есть ли таблица какая-то, условно говоря? Игорь Новиков: Вы знаете, есть разные попытки составить такие таблицы обобщенные, но это очень такая аморфная, обобщенная информация. Я скажу честно: в каждой компании, даже в одной отрасли… Например, возьмем торговлю, торговые сети, туда разные люди с инвалидностью приходят на четыре часа (и с ментальными особенностями, и без, с разными ограничениями) и пытаются понять себя в разных процессах. Елена Афанасьева: Смогут, не смогут. Игорь Новиков: Смогут, не смогут. И мы фиксируем. Человек с данными выраженными ограничениями выполняет такую-то операцию таким-то образом – ему подходит, не подходит. И мы формируем подобного рода матрицу. На другом предприятия нужно будет делать заново. Конечно, через какое-то время мы накопим достаточно информации, чтобы таким опытом делиться. А что касается… Вот Игорь сказал, я не могу об этом не рассказать. У нас в одном дне, в рамках этой экскурсии, был мальчик с расстройством аутистического спектра. Его поставили разбирать специи. Вы представляете – в магазине специи, они все перевернуты. Это самый нелюбимый отдел сотрудников. И надо все разложить. Мы его оторвать не могли! Это была как игра. Он разобрал все эти пачечки по артикулам, по датам, по ценам. И он это сделал настолько четко! Елена Афанасьева: И получил удовольствие от этого. Игорь Новиков: Он получил удовольствие. И директор, когда за ним наблюдала, она настолько удивилась, говорит: «Я его готова сегодня прямо уже забирать». Елена Афанасьева: Взяла на работу? Игорь Новиков: Ну, он еще студент. Но он потом придет. Ну, это же экскурсия была, попробовать. Да, конечно же. Мама поняла, что ее сын справится с этой задачей. Мама обрадовалась, потому что она получила некую уверенность, что ребенок ее будет интегрирован экономически целесообразно. И, конечно же, данная перспектива… В следующем году он закончит обучение, и я надеюсь… По крайней мере, он уже знает, и родители знают, что есть место, где он может быть приложим, ну, с точки зрения себя как работника. Елена Афанасьева: Знаете, что мне хотелось узнать? Понятно, жизнь Наташу и Николая вытолкала в эту тему. Игорь, а вас как жизнь привела к этой теме? Игорь Новиков: Я работал в университете, это был юридический факультет. Приходили абитуриенты, и я читал такую, знаете, заряжающую речь: «Приходите к нам! Вы станете потрясающими юристами. У вас будет классная профессия, будущее, карьера». И к нам приходили родители, приводили своих ребят с инвалидностью. И в один прекрасный момент я понял, что, в общем-то, я вру, бессовестно вру, потому что я заранее знаю, что вот эта девочка с ДЦП никаким выдающимся юристом не станет, при всех ее талантах. Елена Афанасьева: Почему? Игорь Новиков: Потому что организация работы частной юридической фирмы очень сложная. Она не будет… не может себе в нынешних экономических условиях позволить полноценно интегрировать человека с серьезными ограничениями. Мы должны понимать, что среди людей с инвалидностью есть те, про которых вы никогда не узнаете, что у них есть инвалидность, никаких ограничений к труду. Я говорю именно про ярко выраженные. В лучшем случае можно работать клерком в суде, делопроизводителем и так далее. А среди них были поистине талантливые ребята. И на фоне всех этих мыслей, будучи уже, наверное, человеком достаточно зрелым, я понял, что нужно попытаться изменить ситуацию. Если с социальной занятостью у нас в стране потихоньку дела налаживались, то вот что касается высокоинтеллектуальных профессий – например, графический дизайнер или разработчик motion-роликов, юрист – такого практически не было. Нам помогла дистанционная занятость, нам помог ковид, потому что до ковида работодатели особо и не хотели связываться с дистанционными работниками, а во время ковида все поменялось. Сегодня мы понимаем, что многие ребята из регионов могут обучиться действительно интересной профессии, требующей и творческих, и интеллектуальных способностей, и реализоваться уже полноценно. Елена Афанасьева: Игорь, а вас как жизнь привела к этой теме? Игорь Ананьев: Понимаете, люди с ментальными особенностями развития, им в школе уделяется огромное внимание: у них психологи, у них тьюторы, у них сопровождение. И когда человек оканчивает школу, он становится запертым в четырех стенах, у него практически жизнь обрывается. Ну, там колледж есть, да, он заканчивает. Ну ладно, колледж заканчивает – и все. И однажды пришел к нам замечательный мальчик, Коля, с мамой. И мы сидим, собеседуем, я говорю: «Прекрасный мальчишка, давайте, мы его берем, он замечательный». И мама начинает рыдать, плачет навзрыд. Я говорю: «Наталья, почему вы плачете? В чем проблема?» Она говорит: «Знаете что? Вот буквально неделю назад Коля закончил колледж. Мы сидим с бабушкой, смотрим на этот диплом, рыдаем и понимаем: а что дальше? А дальше у человека нет будущего». И вот это стремление дать человеку будущее. Елена Афанасьева: Как вам кажется, именно общество, отношение общества к этой теме меняется? Игорь Ананьев: Кардинально. Елена Афанасьева: В чем? Игорь Ананьев: Объясню. Я начал заниматься вот именно этим бизнесом, социальным бизнесом, в девятнадцатом году. В девятнадцатом году я боялся в продвижении своих услуг – бизнес-услуг, услуг по ручным работам – говорить, что у нас люди с интеллектуальными нарушениями. Елена Афанасьева: То есть еще даже в девятнадцатом боялись? Игорь Ананьев: Я в девятнадцатом боялся это говорить. Елена Афанасьева: Не говоря уже о том, что раньше. Игорь Ананьев: Я обратился к исследованиям. В семнадцатом году еще, по исследованиям, 25% людей относились положительно к людям с интеллектуальными особенностями, а 75% – отрицательно. Сегодня люди меняются. Молодежь – так вообще. Есть такая фраза, они говорят… сейчас скажу: «В мою карму это зачтется». Елена Афанасьева: А что случилось? Почему за какие-то четыре года или… с семнадцатого, за шесть лет все-таки так поменялось отношение общества к теме? Как вам кажется, что помогло так изменить ситуацию в обществе? Игорь Новиков: Факторов несколько. Во-первых, действительно есть определенные элементы государственной политики, которые влияют на общество, по крайней мере в мегаполисах. Во-вторых, это активные мероприятия со стороны крупного российского бизнеса. Нужно понимать, что невозможно реализовать повсеместно дело инклюзии, вовлечение людей с особенностями в те или иные сферы без участия всех заинтересованных сторон, не только государства, но и крупного бизнеса. Посмотрите, какие сейчас программы создаются по всей стране. Бизнес активно уходит от элементарной благотворительности: «Вот мы вам сейчас понастроим здесь каких-то песочниц, чего-нибудь, просто вот – и отстаньте от нас. Вот вам деньги, и не лезьте». Нет, бизнес говорит не так: «Я хочу понять, как полноценно и социально-разумно интегрировать людей». Проводятся исследования. И это очень важно. Но главное, мне кажется, появляется в обществе, в новом поколении (я вот смотрю по своим студентам), появляется интерес. Мои ребята, второкурсники, они задают вопрос: «Вот вы занимаетесь людьми с инвалидностью. А почему? А что вы делаете? А можно прийти и посмотреть?» Они смотрят видео. И они просвещаются по своей инициативе. Первый вопрос, который мне задают: «А как правильно говорить – инвалид или человек с инвалидностью?» Ну, то есть я вижу, что появляется инициатива у молодежи, которой раньше (а я преподаю 15 лет), раньше ее не было. Елена Афанасьева: Очень хорошо, что общество меняет свое отношение, причем меняет, как мы поняли, достаточно стремительно. За несколько лет мы видим очень позитивные результаты. И очень надеемся, что этот процесс продолжится, а наш разговор поможет тем, кто не обращал внимания на эту тему, обратить внимание и понять, что люди с ограниченными возможностями здоровья ограничены в чем-то одном, но совершенно свободны, открыты и талантливы во всех остальных сферах. Я – Елена Афанасьева. Это программа «ЗаДело». Пишите нам, предлагайте свои темы для обсуждения, и мы обязательно встретимся в этой студии и поговорим.