Я тоже живу
https://otr-online.ru/programmy/zadelo-pogovorim/ya-tozhe-zhivu-85753.html
Елена Афанасьева: Здравствуйте! Это программа «ЗаДело», я Елена Афанасьева, и сегодня мы поговорим.
В моей жизни была ситуация, когда я помогала брату и сестре, выпускникам детского дома, и прилетала в их город, чтобы забрать мальчика, увезти в Москву поступать в институт. Я была ошарашена тем, как выпускник детского дома выходит в большую жизнь, – практически ни с чем, и это касается не только вещей: нет знаний элементарных, которые нужны в этой жизни.
Что делается для того, чтобы ситуация менялась? Та ситуация произошла несколько лет назад. Есть ли какая-то система подготовки тех, кто воспитывался в детском учреждении, к другой, взрослой, самостоятельной жизни? Об этом мы сегодня и поговорим.
Давайте посмотрим сюжет.
СЮЖЕТ
Алена Рассадкина: Меня кинули. Это было перед Новым годом. Я решила, ну, как правило, все подарки там закупают, вот, и я решила тоже купить подруге айфон.
Голос за кадром: Новый год – время исполнения желаний. Именно с таким настроем Алена подошла к выбору подарка для лучшей подруги. Тем более это был первый самостоятельный Новый год Алены после выхода из детского дома: хотелось праздника и чудес.
Алена Рассадкина: Ну потому что она так мечтала о нем, мечтала, вот. И я наткнулась на рекламу, и она... Перешла по ссылке, попалась на вот сайт, где дешевле продают айфоны, чем в самом магазине официальном.
Голос за кадром: За новенький телефон просили ощутимую для Алены сумму, 70 тысяч рублей. Пришлось занимать деньги у знакомых. Большого опыта дарить подарки у Алены не было, да и правильно обращаться со своими деньгами в детском доме не учили: они там были не нужны.
Алена Рассадкина: Я говорю: «Хорошо, давайте, я уже вот сейчас хочу, готова его купить, давайте я вам переведу куда надо». Они мне кидают, там я раз перевожу, два... Потом я... Что-то у меня какая-то суматоха... И потом типа ни этой женщины, ни этого курьера... Я начинала звонить, а они такие: «Не звоните нам».
Голос за кадром: На юге Москвы находится воспитательное учреждение для детей, оставшихся без родителей. Но для Алены это просто дом.
Алена Рассадкина: Попала я сюда в возрасте, 4 года мне тогда было. Как я спросила, мне сказали, что моих родителей лишили родительских прав. Вот тут жила. Было весело, детство у меня было счастливое, не скажу, что я прямо была несчастным ребенком.
Голос за кадром: Сегодня Алена только учится взрослой жизни, многое открывая для себя впервые, и надеется, что это была ее первая и последняя встреча с мошенниками.
Елена Афанасьева: Выпускники детского дома входят в группу самых незащищенных, потому что часто нет простых знаний, даже вот как потратить деньги. Подарить подруге айфон не могут даже те из нас, которые зарабатывают очень прилично. Я вспоминаю, что тот мальчик, которому я помогала, выйдя из детского дома, получая все годы пенсию по потере отца, было где-то около 210 тысяч рублей, тут же 60 с чем-то тысяч в тот момент потратил на последнюю модель айфона. Я была просто шокирована, честно признаться, таким поступком.
Луиза, для вас что было самое неожиданное, когда вы вот покинули стены вашего детского дома?
Луиза Наумова: Как оплачивать «коммуналку». То есть это единственное, чего я не знала.
Елена Афанасьева: То есть никто не научил, как заплатить за жилье?
Луиза Наумова: Нет. Там по каким-то QR-кодам надо что-то отсканировать, чтобы перейти в банк, как-то оплатить... Вот это вот я не знала. Только потом меня учили.
Елена Афанасьева: Вы сказали, что все остальное вы знали. Но, возможно, некоторые ваши друзья не знают других бытовых вещей?
Луиза Наумова: Были случаи не у меня, а у знакомых воспитанников. После выпуска из детского дома некоторые дети не знали, как включить плиту.
Елена Афанасьева: И вот ты выходишь, ты один в этом мире, а как плита включается, не знаешь, например, долги тебе могут прийти, потому что ты не знаешь, как заплатить за это жилье. Я уже не говорю, что потом придут налоги, еще что-то, еще что-то... Есть ли место, куда можно обратиться, в панике позвонить или написать и спросить: «А плита-то как включается?»
Луиза Наумова: Да, можно позвонить своим воспитателям. Да, своим воспитателям либо... Лично мне предлагали... Я уже, если честно, не вспомню, как называется...
Юлия Анисимова: Я могу сказать.
Луиза Наумова: Да-да-да.
Юлия Анисимова, старший куратор-психолог программы «Наставники детям», магистр психологии, клинический психолог: Постинтернатное сопровождение. Когда выпускник выпускается, он заключает договор, соглашение о том, что у него будет куратор, который может за ним присматривать, и в какой-то ситуации он может обратиться и задать вопрос.
Елена Афанасьева: Что самое удивительное вот в вашей практике случалось с выпускниками, которые вышли в большую жизнь?
Юлия Анисимова: Когда мальчик выпустился из центра и через какое-то время звонит своему воспитателю, с которым был в хорошем контакте, и говорит: «Марьиванна, я вот покупаю чай, уже третью пачку, а он несладкий. Вы скажите, какую пачку мне надо купить, чтобы чай был сладкий? Я не люблю несладкий чай». И Марьиванна говорит: «Тебе нужно купить еще сахар». Он говорит: «А! А я думаю, чего в магазине люди на меня так странно смотрят».
Эта история длится давно, когда наши детские дома были казарменного плана, т. е. в одном учреждении, в одном здании дети ели, обучались, жили, вся жизнь проходила там. Были столовые, не было кухонь таких открытых, и поэтому, когда они приходили в столовую, им выдавали порцию еды: первое, второе, третье, чай. И этот чай уже был сладкий, они его пили и были уверены, что такой чай, он в принципе уже и есть.
Сейчас, конечно, все гораздо лучше. Детские дома переоборудуются в ЦССВ, это центры содействия семейному воспитанию, и там как раз есть очень красивые, уютные комнаты для воспитанников и достаточно большие кухни, где дети могут видеть, как готовится еда.
Елена Афанасьева: В каком учреждении вы росли? Что там было?
Луиза Наумова: Я росла в центре «Полярная звезда». Прекрасный центр, меня там на самом деле многому научили.
Елена Афанасьева: Готовить?
Луиза Наумова: Кухня была большая, мы там сами готовили, помогали воспитателям. У нас был отдельный календарь, кто когда дежурит, как бы график дежурств был. Например, в понедельник выделялось по четыре человека: условно говоря, кто-то убирается вместе с воспитателем, кто-то стирает вместе с воспитателем и кто-то готовит вместе с воспитателем. И так мы чередовались каждый день, получается.
Елена Афанасьева: А элементарные такие вещи, как планирование своего времени, планирование бюджета? Есть какая-то подготовка в этом плане? Вот вы вышли, и знаете ли вы, как вам распределить те деньги, которые у вас есть?
Луиза Наумова: Ну, у нас и денег-то особо не было.
Елена Афанасьева: Вы когда вышли из этого учреждения?
Луиза Наумова: В 18 лет.
Елена Афанасьева: В 18 лет. Это было сколько лет назад?
Луиза Наумова: Три-четыре года тому назад.
Елена Афанасьева: Три-четыре года назад, понятно. И откуда вот эти все знания вы брали, как бюджет распределить?
Луиза Наумова: Они были, мне кажется, всегда со мной. Я в 14 лет пошла работать по семейным обстоятельствам...
Елена Афанасьева: Ага.
Луиза Наумова: ...поэтому каких-то вопросов в плане денег у меня не было, как правильно распределить.
Елена Афанасьева: Вы поддерживаете контакт с другими выпускниками?
Луиза Наумова: С некоторыми – да.
Елена Афанасьева: Вот какие у них есть истории? Как они адаптировались или не адаптировались в этой жизни?
Луиза Наумова: Я бы, наверное, сказала, что самая большая проблема у выпускников детских домов – это распределение своего личного времени и распределение денег. Готовить мы можем научиться все, и помочь мы можем с этим, а в распределении каких-то собственных обязанностей и в распределении собственного бюджета, мне кажется, тут должны помогать немножко. Потому что правда очень много случаев, когда дети выходят из детских домов уже взрослые и тратят все денежки, которые ими копились с государства какое-то определенное время.
Елена Афанасьева: К сожалению, я тоже наблюдала такую ситуацию, когда деньги заканчиваются моментально, потому что цену им еще пока...
Луиза Наумова: ...никто не знает.
Елена Афанасьева: Неоткуда взять эту цену, негде понять.
Марина, вы стали наставником Луизы. Когда вы с ней познакомились?
Марина Извекова, волонтер-наставник: Мы познакомились с Луизой прямо перед Новым годом, это было 4 года назад. Это было буквально за три дня до Нового года. Я ждала целый год этого дня, потому что я заранее пришла в благотворительную программу, в волонтерскую программу «Наставники детям», и там как раз подбирали наставника и ребенка. Просто сам процесс отбора шел довольно долго.
И просто встреча сама была удивительна: мы с Юлией вместе пришли в этот детский дом, «Полярная звезда», и внизу, там, где подъезд, мы не успеваем зайти – дверь открывается и на нас просто вываливается Луиза. Я сразу поняла, что это она, я думаю, она сразу поняла, что это я. И соответственно, вот так вот произошло это первое знакомство, т. е. я поняла, что да, в общем-то, мы очень подходим друг другу.
Было удивительно, мне было очень приятно удивительно то, что Луиза подхватывала любую идею, т. е. что бы я ни предложила, «а давай пойдем туда», «давай посмотрим вот это», она подхватывала все, она говорила «да» на все. Вот это было очень классно, прямо вот...
Елена Афанасьева: Это очень приятно, потому что очень часто дети выходят из детского дома очень закрытые, которые даже не подпускают к себе.
А как Луиза помнит эту встречу, как вашими глазами это все было? Вам сказали, что придет Марина, или что?
Луиза Наумова: Да, мне, по-моему, Юлия либо воспитатель рассказала, что мне нашли пару. Хотя я сначала, если честно, не очень хотела, чтобы у меня была пара...
Елена Афанасьева: То есть вы думали, что наставник вам не нужен, вы все знаете сами?
Луиза Наумова: Да, я думала, что наставник мне не нужен, потому что я могла стать сама кому хочешь наставником. Но я, к сожалению, заблуждалась, потому что эта работа... Даже не работа... Это вот волонтер по призванию, вот так вот, вот человек по призванию.
Елена Афанасьева: Вы сказали, вы заблуждались. В какой момент вы поняли, что все сама вы не смогли бы без помощи Марины?
Луиза Наумова: Тогда, когда я вышла из детского дома. Потому что я сначала думала, что этот мир слишком серый и бескрасочный, а он оказался очень даже красочным, и, оказывается, я умею функционировать в этом мире.
Елена Афанасьева: То есть знакомство произошло, когда вы еще заканчивали пребывание в детском доме?
Луиза Наумова: Да, где-то около двух месяцев тогда оставалось, два-три месяца.
Елена Афанасьева: И мир вам раскрасила ваш наставник, либо она помогла увидеть эти краски мира?
Луиза Наумова: Помогла увидеть, да, и раскрасить.
Елена Афанасьева: Вы поступили в университет сразу после выпуска из детского дома или не сразу?
Луиза Наумова: Нет, я училась на тот момент в колледже, у меня был III курс.
Елена Афанасьева: И потом поступили в университет?
Луиза Наумова: Да. В 2023 году я закончила колледж и сама поступила в Московский государственный строительный университет на профессию «Техносферная безопасность». Но, если честно, я не очень туда хотела и, к большому сожалению, сломала ногу, на 1 сентября я не пришла. А потом и вовсе подумала, что я не технарь и у меня есть уже образование техническое, зачем мне еще одно? И тут я подумала, что я, наверное, гуманитарий и мне нужно стать психологом.
Елена Афанасьева: Ага.
Луиза Наумова: Вот. Ну, я отчислилась из университета, и мы с Мариной, я с Мариной, под руководством Марины я готовилась к экзаменам в другой университет, в Московский психолого-педагогический государственный университет. Но туда я не поступила, поступила в Московский педагогический государственный университет на педагога-психолога.
Елена Афанасьева: По моему опыту, и я это прочитала, когда помогала выпускникам детского дома, очень многие выпускники, которые поступают по квотам для выпускников, подавляющее их большинство не заканчивают [университет]. Действительно ли эта тенденция сохраняется, Юлия?
Юлия Анисимова: К сожалению, да. Это из-за того, что не сформирована саморегуляция у ребят. Когда они остаются один на один в нашем мире, то нет воспитателя, который скажет: «Просыпайся, тебе пора». Пять раз будет будить, пять раз подойдет, скажет: «Если не пойдешь, будет (какое-нибудь) наказание небольшое».
Ребенок остается один на один, и если не сформирована саморегуляция, то он не будет приходить вовремя. Он будет считать, что так же, как и когда он проживал в детском доме, как-то там все сложится. Но не складывается. В колледжах, например, достаточно быстро отчисляют учеников, которые не соблюдают правила учебного учреждения.
Елена Афанасьева: Я слышала о том, что часто дети, которые в детском доме все получали, думают, что им и дальше все должны что-то давать, т. е. им все должны. Это присутствует сейчас?
Юлия Анисимова: Да, и в достаточно большом проценте иждивенческая позиция формируется: «Раз у меня нет родителей, раз я ребенок государственный, то мне все должны». Ну и многие, к сожалению, в детстве тоже выживали по этому же принципу. В закрытом социальном учреждении это все усиливается.
Елена Афанасьева: Луиза у нас замечательный положительный пример выхода человека из детского дома, но у большинства выпускников детских домов возникает много проблем. Давайте посмотрим на экран.
СЮЖЕТ
Голос за кадром: Социальное сиротство было и остается проблемой нашего общества. По оценкам экспертов, в России проживает почти 360 тысяч детей-сирот, свыше 30 тысяч из них находятся в детских домах и иных центрах. Количество неустроенных детей заметно сокращается благодаря институту приемных семей, это позитивная тенденция. Подростки, которые все же вынуждены воспитываться и обучаться в специальных учреждениях, после выпуска из них имеют право на ряд социальных льгот: пенсию, помощь в виде одежды и обуви, материальную компенсацию, выплаты при поступлении в учебное заведение и пр.
Во время пребывания в воспитательном учреждении ребята получают помощь от различных специалистов, это социальные педагоги и педагоги-психологи. Например, для педагога-психолога важно понимать, что работа с детьми, лишившимися родителей, безусловно, имеет специфику. Ребенка необходимо поддержать, помочь адаптироваться в новых условиях, справиться с последствиями психологических травм.
Но особую роль в жизни каждого человека в его детские годы играет социально значимый взрослый. В стенах детского дома это не специально назначенные люди – таким человеком может стать тот, к кому ребенок или подросток эмоционально потянется, с кем установится душевная связь.
Елена Афанасьева: Иван, а кто внутри детских учреждений для детей, которые растут без родителей, занимается подготовкой ребят? Кто планирует их время?
Иван Бобровский, начальник отдела психолого-медико-педагогической реабилитации Центра содействия семейному воспитанию «Спутник»: В первую очередь планирует социальный педагог, т. е. это, получается, такой значимый взрослый, который находится с детьми 24/7. Они работают, получается, неделя через неделю, периодически меняются, поэтому у каждого ребенка есть понимание о том, к кому он может с проблемой обратиться. Также есть помощники воспитателя, которые тоже включены в принципе в процесс жизни любого воспитанника. Ну и, конечно, педагог-психолог, который занимается с ребенком.
Елена Афанасьева: Ага. Этого достаточно, на ваш взгляд, либо нужны еще дополнительные какие-то занятия, которые будут помогать детям после выхода из детского дома?
Иван Бобровский: Конечно, необходим еще какой-то дополнительный такой приятный бонус, когда у нас, допустим, есть наставничество. Когда подготавливают наставников каждому ребенку индивидуально, это, конечно, большой бонус для нас, потому что, опять же, есть большой ресурс в принципе у сотрудников детского дома, но второстепенный ресурс тоже очень важен.
Елена Афанасьева: «Второстепенный ресурс» – это что?
Иван Бобровский: Я говорю о том, что не всегда получается как-то сопутствовать интересам ребенка и работать с ним. То есть да, в любом случае социальный педагог значим для ребенка, но это же очень круто, когда появляется другой значимый взрослый из другой организации и тоже помогает ребенку, раскрывает его интересы, они с ним как-то проводят время, досуговую часть, не досуговую... Подготовка к экзаменам – это же тоже очень важно.
Елена Афанасьева: А сколько человек, сколько детей приходится на одного социального педагога, например, на одного психолога?
Иван Бобровский: Примерно 8–9 человек получается семейная группа, это на одного социального педагога, а на педагога-психолога порядка 10–15 детей.
Елена Афанасьева: Теперь у Луизы спросим, как это виделось с ее стороны. У вас был социальный педагог, психолог?
Луиза Наумова: Да, был социальный педагог.
Елена Афанасьева: И сколько вас было у одного педагога?
Луиза Наумова: Я бы не сказала, что было какое-то распределение. Нас просто было 8–9 человек, как говорил ранее Иван, и мы как бы были дети всех воспитателей.
Елена Афанасьева: А их сколько, воспитателей?
Луиза Наумова: По итогу их 6 человек. Они менялись, работали...
Елена Афанасьева: Шесть человек, которые только с восемью-девятью детьми работают, или на большее количество детей?
Луиза Наумова: Именно на 8–9 человек. У нас помещение было квартирного типа, и в этом квартирном типе помещения находились три воспитателя, которые работали с графиком 3/3, как-то так.
Елена Афанасьева: То есть трое взрослых всегда были с вами?
Луиза Наумова: Да-да.
Елена Афанасьева: Как вы оказались в детском доме?
Луиза Наумова: Как я оказалась в детском доме? Я на протяжении 7 лет жила с сестрой. Наши родители умерли, когда мне было 11 лет, и меня под опеку взяла моя сестра. Мы жили 6–7 лет вместе, но, к большому сожалению, по причине того, как я жила в неблагополучной семье, меня изъяли из семьи.
Елена Афанасьева: И сколько вам в этот момент было?
Луиза Наумова: Семнадцать лет мне было. Я была самая старшая в детском доме.
Елена Афанасьева: А вы хотели уйти из неблагополучной семьи и попасть в детский дом или не хотели?
Луиза Наумова: Хотела, я хотела уйти.
Елена Афанасьева: То есть там лучше, чем в неблагополучной семье?
Луиза Наумова: В той семье, в которой я росла, – да, в детском доме было намного лучше.
Елена Афанасьева: Иван, а кто детям в детском доме помогает, например, с постановкой цели, целеполаганием, помогает в их профориентации, в понимании того, что ребенок хочет в жизни?
Иван Бобровский: В первую очередь социальный педагог, потому что он напрямую контактирует с ребенком ежедневно, т. е. они разговаривают, проговаривают, чем он хотел бы заниматься, в какую он хочет пойти профессию в дальнейшем, как он себя видит в будущем. Когда эти цели обговариваются, мы уже примерно выстраиваем работу с ребенком и понимаем, на что стоит сделать упор.
Елена Афанасьева: Есть ли у вас уверенность, что все социальные педагоги с этой задачей справляются?
Иван Бобровский: Конечно же нет, потому что, опять же, все дети разные, кто-то более закрытый, кому-то больше нужно времени на адаптацию. Потому что дети поступают в разном возрасте, нужно тоже давать им время, чтобы они привыкли, как-то вошли во всю эту структуру и хотя бы просто могли полноценно, комфортно себя чувствовать.
Елена Афанасьева: Юлия, у вас какой опыт? Что говорит ваш опыт по поводу этих детей?
Юлия Анисимова: К сожалению, это часто формируется на раннем этапе, когда ребенок переживает определенную травму. Это может быть депривация материнская. Это может быть вторичное сиротство, когда ребенок, например, с детства воспитывался в семье, его взяли в маленьком возрасте, но в подростковом возрасте бывают определенные манифестации заболеваний психиатрических, и родители понимают, что они не справляются, и делается возврат ребенка в ЦССВ. Что происходит? Происходит еще одна травма, которая накладывает свой отпечаток, ребенок может закрыться, ожесточиться.
И бывает так. Я прихожу, вижу ребенка нового, которого еще не знаю, говорю: «Ой, может быть, ему нужен наставник?», и мне говорят: «Нет, он только изъят из семьи, идет разусыновление, и поэтому ему пока нельзя, ему нужно адаптироваться, с ним должны психологи ЦССВ поработать, чтобы потом через какое-то время можно было ему подобрать наставника».
Елена Афанасьева: Ага.
Юлия Анисимова: И если такого рядом нет человека, то ребенок с этой болью так и живет. Да, конечно, есть психологи, но не все дети готовы с ними тоже работать.
Елена Афанасьева: Вы назвали аббревиатуру.
Юлия Анисимова: Ранее детские дома переименовали в центры содействия семейному воспитанию, это как раз государство идет к тому, чтобы эти учреждения были семейного плана. Там даже не группы, как раньше, а квартиры называются: 5-я квартира, 6-я...
Елена Афанасьева: Но при этом шестеро взрослых, которые меняются, и понятно, что вряд ли это напоминает семью...
Юлия Анисимова: Я могу сказать, что где-то шестеро, возможно, где-то четверо. Детей семь-восемь, да, действительно, вот в этой одной квартире проживает. У каждого комната, в каждой по двое детей живут, например. А бывает так, что есть воспитанник, который готовится к экзаменам, ОГЭ или даже ЕГЭ, и тогда руководство принимает решение отдельно его поселить, чтобы он мог нормально заниматься. То есть действительно сейчас вот центры содействия семейному воспитанию очень благоустроены.
Елена Афанасьева: А как, извините, это делается? Может, Иван или вы ответите. Вот есть старый детский дом, здание – его что, реновируют и делают там квартиры? Или это строят совершенно новое здание?
Иван Бобровский: Как правило, пытаются здание привести в порядок, т. е. сделать хороший ремонт, хорошие условия для детей, чтобы было комфортное проживание, чтобы у каждого ребенка, условно говоря, был свой шкафчик, было свое пространство опять же для учебы. Поэтому всегда пытаются благоустроить.
Елена Афанасьева: А чем еще вот этот новый центр отличается от старого детского дома с детскими палатами, я не знаю, как мальчики-девочки... Что еще, кроме условной кухни, там есть?
Иван Бобровский: Во-первых, при входе в семейную группу у всех есть гардеробная основная, получается, где приходят, раздеваются, оставляя свою верхнюю одежду. Дальше, получается, идет холл, т. е. там небольшое пространство для какого-то досугового времяпрепровождения, телевизор, диванчики. Далее, получается, идет кухня и уже разветвление по комнатам и по уборным. Как правило, у нас проживают дети от одного до трех человек в одной комнате, либо это мальчики, либо это девочки.
Елена Афанасьева: Сколько вас жило в одной комнате?
Луиза Наумова: Я жила одна.
Елена Афанасьева: Одна. Вот так повезло.
Иван Бобровский: Чаще всего, да, когда дети старше, они уже, как правило, одни в комнате, потому что понятно, что ребенок уже взрослый, ему как-то тоже хочется такие свои личные границы выстраивать, тоже свою зону комфорта выдерживать.
Елена Афанасьева: А с точки зрения педагога отношение, что отличает новые учреждения от старых детских домов?
Иван Бобровский: Как правило, если не ошибаюсь, старые учреждения были закрытого типа. В нашем же случае работа в центре содействия семейному воспитанию «Спутник», у нас организация открытого типа, т. е. у нас нет такого, что ребенок пришел, вот все, он проживает в организации и больше никуда не выходит. У нас опять же речь больше про семью, у нас вот именно про семейный тип устройства. Опять же, ребенок проживает в организации, учится в разных школах, в обычных школах, тоже ходит на всякие досуговые мероприятия, т. е. максимально включен.
Елена Афанасьева: Юлия, а как вы своими словами объясните разницу как человек, наблюдающий это с другой стороны системы?
Юлия Анисимова: Вообще, разница, я считаю, колоссальная.
Дело в том, что были проведены исследования, которые показали, что даже нормотипичные дети, т. е. дети, которые родились без каких-либо нарушений, проживая вот в этом казарменного плана учреждениях, через какое-то время начинались тоже у них нарушения. Почему? Потому что это в принципе не свойственно человеку, жить в одном пространстве, вот эти огромные, длинные коридоры, куда-то там вот идти, где-то классы, где-то тут же ты живешь... Жили раньше по 20 человек, кровати стояли, 20 воспитанников-мальчиков, так же, например, 20 воспитанниц-девочек... Это, конечно, очень сильно влияло на будущее развитие детей. Поэтому это, конечно, прямо очень большая разница.
И представляете, дети ходят в разные школы, и они общаются с другими детьми, семейными, и там и дружба завязывается, и они видят другую модель поведения этих детей. Они слышат рассказы про семьи, кто там куда ходил, у кого есть братья, сестры, и это тоже очень помогает ребенку анализировать, да, что «я тоже хочу вот так».
Бывает так, что выпускники, после того как покидают учреждение, да, конечно, они иногда приходят в гости, но многие мне говорили: «Я бы не хотел, чтобы знали люди, что я из детского дома, – я хочу формировать круг знакомых семейных».
Елена Афанасьева: Мы уже подходили к теме тех самых наставников, которым Марина стала для Луизы. Давайте посмотрим сюжет и обсудим эту тему.
СЮЖЕТ
Голос за кадром: Около 40 тысяч детей в России проживают в детских домах. Каждому из них нужен близкий, значимый взрослый. Особенно такой друг нужен подросткам, которых редко забирают в приемные семьи.
В детских домах почти не бывает опыта личного общения наедине: все взрослые приходят не к конкретному ребенку, а в группу. Старшего человека, который будет приходить именно к тебе и интересоваться, говорить только с тобой, у многих сирот просто нет. А если тобой лично окружающий мир не интересуется, довольно непросто обнаружить в себе обратный интерес к миру.
Наставник – это не опекун: это взрослый волонтер, который приходит к ребенку в трудной жизненной ситуации хотя бы один раз в неделю минимум в течение одного года.
Мария, наставник: Естественно, ответственность, которую ты несешь, вот встречаться каждую неделю, она есть. Но, мне кажется, если ты в принципе ответственный человек по жизни, да, во всех других сферах, то тебе это не составляет какого-то большого труда.
Александра, наставник: И даже если в какую-то встречу мы встретились и никуда не сходили в музей, а просто мы поболтали, посмеялись, провели время и нам было классно, это вот и есть настоящая дружба.
Голос за кадром: Возможно, вы могли бы стать этим другом. «Наставники детям» – программа профессионального, организованного наставничества для детей и подростков, которые оказывают системную, длительную поддержку в трудной жизненной ситуации. Все, что нужно, – заполнить анкету, пройти тренинг и интервью с психологом программы.
Владимир, наставник: Я, единственное, указал, что я не переношу прямой агрессии, мне не нравятся агрессивные люди, да. А так мне, в общем-то, было без разницы, я никаких ожиданий с собой не принес.
Мария: И кураторы на нас тоже смотрят, потому что есть такое правило, что кураторы могут отказать тебе стать наставником без объяснения причин, и также ты можешь тоже отказаться, т. е. сказать, что «возможно, мне не очень это подходит».
Елена Афанасьева: Ну вот я понимаю, что, наверное, я помогла тем детям, которым помогала, еще тем, что нашла им социально важного... как произносится правильно... социально значимого взрослого. В чем значимость вот такого взрослого вообще для молодых людей, для подростков?
Юлия Анисимова: Если говорить про детей из детского дома, то у этих детей ничего нет своего: любую игрушку, любую вещь может кто-то взять, и они даже сами об этом говорят. И конечно, у них нет того важного, главного человека, который бы был с ними постоянно, регулярно на связи.
Иногда у них складываются хорошие отношения с воспитателем, но воспитатель может уволиться, воспитателя могут перевести в другой корпус, например, на работу, и ребенок опять остается без вот какой-то поддержки, внешней опоры. И когда мы его знакомим с наставником, он получает личного друга, это ни с чем не сравнимо. То есть ребенок знает, что у него есть человек, который к нему регулярно приходит, они встречаются, они куда-то ходят, он благодаря ему узнает новые моменты, новые события, новые навыки развиваются.
Елена Афанасьева: А что случается с ребенком, подростком, если в его жизни нет социально значимого взрослого?
Юлия Анисимова: Ему неоткуда черпать информацию, ему не от чего учиться, потому что его окружают такие же, по сути, ребята, которые сами ничего еще не знают, не умеют. И ребенок растет всегда рядом с человеком, который больше его знает, ему есть куда стремиться, вот это самое главное.
Ну и наставник – это в первую очередь друг, старший друг, как Марина, который поддержит и общаться будет на одном уровне, не с позиции сверху, как воспитатель, и это тоже правильная позиция, они по-другому не должны общаться с детьми, дети должны знать, но наставник – это старший друг, который общается наравне.
Елена Афанасьева: Марина, как вы стали наставником? Что вас сподвигло?
Марина Извекова: Я работала в международной компании, где в принципе благотворительность любая, она была в базе, и у нас была программа наставничества внутри компании. Для меня это было идеей: а почему я не могу это перенести точно так же из компании в другое направление? Я подумала о том, что мне нужно это в благотворительность направить и вовне компании, потому что у меня уже много знаний, я уже многому обучена, я уже обладаю, скажем так, теми компетенциями, которые я могу дать дальше ребенку.
Я просто случайно узнала про эту программу, я подумала о том, что да, действительно, вот именно индивидуальное внимание, именно когда ты берешь ребенка и только ему уделяешь внимание, это очень-очень важно, т. е. это и есть тот самый элемент, когда ты точечно создаешь какую-то благотворительность.
Елена Афанасьева: Юлия, какие основные розовые очки у тех, кто, им кажется, готов помогать детям в таких ситуациях?
Юлия Анисимова: Будущие кандидаты не до конца понимают тот путь, который ребенок прошел, перед тем как его поместили в детский дом, какие травмы, как они могут реагировать на какие-то простые совершенно вещи. Например, наставник хочет взять ребенка за плечи, дружеская такая поддержка, а ребенок может съежиться. И мы вот учим очень тщательно, чтобы максимально экологичное было общение с ребенком, потому что вы не знаете, что было до вас в его жизни. Возможно, его трогали только тогда, когда хотели причинить боль.
Елена Афанасьева: А у вас какие все-таки были очки до того, как вы нашли эту программу?
Марина Извекова: У меня были очки того, что каждый ребенок хочет развиваться, хочет куда-то идти, т. е. такой целенаправленный, активный, и что ему нужна вот как раз такая поддержка, для того чтобы кто-то мог рядом давать профессиональные знания, раскрывать мир, показывать, в какую сторону идти, что нужно именно с позиции активности; что ребенок тот, на другой стороне, что он активный, что ему это надо. А на самом деле мы увидели...
То есть я не только в этой программе участвовала, я и в другие детские дома ездила, с тренингами меня приглашали, – я видела, что на самом деле не это нужно. Ребенку нужно точечное, персональное внимание. Вот это, то, что один человек приехал, что-то там повещал, рассказал, «спасибо, до свидания», они пошли заниматься своими делами. Тепла им не хватает, как и любому из нас.
Елена Афанасьева: Луиза, а вам зачем старший друг в виде Марины?
Луиза Наумова: Как это зачем? В самых легких каких-нибудь примерах: в том же самом обучении в колледже, в университете, по оплате чего-либо, в покупке разных всяких курсов, особенно если ты жертва маркетинга...
Елена Афанасьева: Нужен умный взрослый, который скажет «стоп», понятно.
Луиза Наумова: Да. Ну и, естественно, это не только об этом, но еще о каких-то внутренних чувствах. Конечно, как сказала ранее Марина, каждому хочется тепла, любви.
Елена Афанасьева: Юлия, с какими мотивациями приходят взрослые люди в наставники?
Юлия Анисимова: Основная мотивация, вот за свой период работы в нашей организации я слышала, что сами наставники когда были в подростковом возрасте или младше, у них не было такого значимого взрослого. Возможно, родители были холодные... И они столкнулись с какой-то ситуацией, где им не к кому было обратиться. И они уже стали достаточно успешными, зрелыми личностями, и они приходят именно с тем, что «я хочу стать этим человеком, потому что я знаю, как это важно ребенку».
Елена Афанасьева: Как часто бывает отказ от дружбы? Случается ли он вообще? Вот вы создали пару, а они отказались дружить.
Юлия Анисимова: Безусловно. Но наставник этого не должен делать точно. У нас есть четкие критерии, что дружить с ребенком и участвовать в нашей программе нужно не менее года, встречаться регулярно не менее двух часов в неделю, желательно и больше, потому что ребята в будни учатся в основном, а суббота или воскресенье – это как раз время для встречи с наставником, куда-то сходить, на какой-то мастер-класс. Вот это обязательно.
Если мы понимаем, что наставник в ближайшее время хочет переехать или у него происходит обновление в семье, мы мягко говорим, что сейчас не время.
Елена Афанасьева: То есть причины отказа могут быть, если человек переезжает, если у него в семье меняется как-то жизненная ситуация, дети появляются или развод, например, да?
Юлия Анисимова: Да.
Елена Афанасьева: Какие причины бывают, по которым вы можете отказать человеку от наставничества?
Юлия Анисимова: Не та мотивация. Человек пришел заполнить какую-то свою пустоту. Но вот если я говорила про наставников, которые, например, в подростковом возрасте в свое время испытывали недостаток такого общения, то есть люди, которые приходят, скажем, им психолог сказал заняться благотворительностью. И это большой вопрос, т. е. таких кандидатов мы более внимательно смотрим. Мы смотрим их на тренинге, на диагностике.
Елена Афанасьева: А какой, условно говоря, процент тех, кто, посетив ваши тренинги, сняв розовые очки, говорит: «Спасибо, извините, это не мое», – уходят из программы, не становятся наставником?
Юлия Анисимова: Бывает, что 2–3%, и мы благодарны людям.
Елена Афанасьева: Какие формулируют они причины, почему они не готовы или уходят?
Юлия Анисимова: Они раньше думали, что дети вот такие, а оказалось, они такие, и они принимают взвешенное решение, что «нет, я, наверное, не готов общаться вот так регулярно». Вот эту вот глубокую привязанность формировать с ребенком – это достаточно сложно.
Елена Афанасьева: Сколько вы в последнюю неделю вместе провели очно и на созвонах?
Марина Извекова: Мы когда готовились прийти сюда, мы как раз списывались. Я говорю: «Так, Луиза, в чем ты пойдешь?» Она мне присылает фото, я говорю: «Так-так-так, прекрасно! А я вот в этом хочу». – «Отлично!» Взаимообмен.
Елена Афанасьева: То есть у вас все совпадает. Ох, если бы родителей и детей подбирали также по психологическому тестированию!..
Луиза говорила, что сама хочет стать наставником. Есть ли мысль эта сейчас стать наставником для кого-то?
Луиза Наумова: Сейчас, на данный момент – думаю, нет. Прямо вот...
Елена Афанасьева: Тоже розовые очки сняла и поняла, что не готова?
Луиза Наумова: Да-да-да, к сожалению, да. На данный момент я не доросла до того уровня, чтобы кому-то помогать.
Елена Афанасьева: Какое глубокое осознание.
Ну что ж, я думаю, что мы очень рады тому, что система начинает меняться, что появилось это замечательное волонтерское движение наставников. И может быть, кто-то из вас, уважаемые наши зрители, тоже захочет стать другом для тех многих людей, которые выходят во взрослую жизнь совсем одни. Давайте им все вместе помогать!
Я Елена Афанасьева. Пишите нам, предлагайте свои темы для обсуждения: мы встретимся в этой студии и обязательно поговорим.