«Только избыток, сверх того, что нужно населению, может быть предметом торговли». Князь Петр Алексеевич Кропоткин Юрий Алексеев: Программа «ПРАВ!ДА?» в эфире Общественного телевидения России. Здравствуйте! Меня зовут Юрий Алексеев. И вот о чем будем говорить сегодня: За пять лет с момента введения санкций Россия перешла от импортозамещения к экспортной модели развития агропромышленного комплекса и готова продавать иностранцам свою сельхозпродукцию. Экспортный потенциал нашей страны обсуждался на недавно прошедшей международной агровыставке «Зеленая неделя» в Берлине. Правда, немецкие чиновники запретили российским аграриям торговать привезенными продуктами, а потом и вовсе на пару часов закрыли павильон нашей страны, заявляя, что фермеры прибыли с незаконными для Евросоюза деликатесами. Ждут ли российскую продукцию за рубежом? И за счет чего мы можем пробиться на иностранный сельхозрынок? Юрий Алексеев: «В российском сельском хозяйстве за последние несколько лет произошел невероятный подъем», – пишет немецкое издание Tagesspiegel. И правда, теперь наш агропромышленный комплекс думает, как активнее продавать результат вот этого невероятного подъема на экспорт. Задачи государство поставило четкие: к 2025 году Россия должна продавать продовольствия за рубеж на 45 миллиардов долларов. Сейчас продает на 25 миллиардов. Дмитрий Сергеевич, а вот этот рост объемов того, что мы продавали за рубеж (мы говорим о продовольствии), он как-то последовательно рос? Или же что? Я знаю, что вы график принесли, я его попрошу сейчас вывести на экран. Прокомментируйте, как это все происходило. Вот сегодня где-то 25 миллиардов, на 25 миллиардов мы торгуем. Синенькое – это экспорт, да? Красненькое – импорт. Дмитрий Булатов: Да, синенькое – это экспорт. Столбцы, которые повернуты вверх. Красные, длинные столбцы – это импорт. А зелененькие – это сальдо в нашей торговли агропродовольственными продуктами. Юрий Алексеев: Но рост экспорта достаточно последовательно растет? На что можно обратить внимание? Что здесь интересного? Дмитрий Булатов: В целом – да. Как видите, в последние годы он особенно активно растет. Это благодаря тому, что наше Правительство стало уделять внимание вопросам развития экспорта и стало активно поддерживать экспорт. А что касается импорта, то он тоже стал сокращаться благодаря проводимой политике импортозамещения. И вот эти зеленые столбики – это сальдо. К сожалению, они пока повернуты вниз, поскольку импорт у нас все-таки превосходит экспорт. У нас отрицательное сальдо в отдельные годы зашкаливало за 25 миллиардов долларов, а это очень большая величина. Теперь же мы его сократили до 4 миллиардов с небольшим. И хочется надеяться, что в ближайшее время мы все-таки перейдем к такой ситуации, когда сальдо во внешней торговле продовольствием у нас будет положительным. Юрий Алексеев: То есть цель – чтобы доходы от экспорта были больше, чем доходы от импорта? Дмитрий Булатов: Когда экспорт будет превышать импорт. Юрий Алексеев: Андрей Андреевич, а как вы считаете, насколько реальная ситуация? Вот сейчас на 25 миллиардов торгуем, а через пять лет – 45 миллиардов будет. Андрей Сизов: Ну, тут, как я понимаю, последних цифр нет. Юрий Алексеев: Да, до 2017 года здесь. Андрей Сизов: Да. Прошлый год – это 25 миллиардов. Это 2019-й. А позапрошлый год – это 26 миллиардов. Небольшое снижение. Вот те изменения, которые вы видите, и падение импорта – это, конечно, в первую очередь отражение просто девальвации рубля и падения доходов населения. Что мы все, к сожалению, видим. Юрий Алексеев: Ну, запретительные какие-то меры тоже сказались. Андрей Сизов: Ну, основное – девальвация. Не было бы даже так называемых антисанкций, и мы увидели бы такое же, примерно такое же сокращение импорта. Я не думаю, что принципиально мы бы увидели что-то другое. Юрий Алексеев: Ну, что касается роста экспорта на 20 миллиардов – мы сможем увеличить эти цифры за пять лет? Андрей Сизов: Я к этому подхожу. При некотором везении, я думаю, сможем. В чем заключается везение? У нас в двух так называемых Майских указах, подписанных президентом Путиным, там эти ориентиры зафиксированы в долларах. Соответственно, общая сумма экспорта – это произведение объема экспорта на цену. Если говорить по объему экспорта в тоннах, то на самом деле в последние годы он несколько снижается. Но пока везет с ценами, цены несколько выше – и это нивелирует вот это снижение в объемных показателях. Если смотреть на более далекую перспективу, то, я думаю, там мы можем увидеть и более высокие показатели экспорта (в объемных показателях – в тоннах, килограммах и прочем). Но этого будет явно недостаточно для того, чтобы достичь этих 45 миллиардов. Поэтому нужно везение, нужны более высокие мировые цены. Увидим мы более высокие мировые цены, которые падали очень сильно с 2011–2012 года примерно по 2015–2016 годы, потом был небольшой отскок, он и сейчас продолжается, – если мы увидим дальнейший рост, то, я думаю, эти 45 миллиардов вполне достижимы. Юрий Алексеев: Понятна ваша мыль. Андрей Сизов: Если мы не увидим этого дальнейшего роста, то 45 миллиардов, я думаю, будут вполне недостижимыми. Юрий Алексеев: Елена Борисовна, а вы что думаете? Как нам на 20 миллиардов увеличить? Все засеять вообще? Елена Тюрина: Наш экспорт – это не только зерно. Зерно – это сегодня порядка 45% в общем объеме. Юрий Алексеев: Но на первом месте все-таки зерно пока из того, что мы продаем за границу? Елена Тюрина: На первом месте, конечно, зерно и зернобобовые. В этом году мы отмечаем как раз снижение экспорта, но это связано именно с мировыми ценами, с мировой конъюнктурой и с тем, что наша конкурентоспособность на мировом рынке была низкой, именно ценовая. То есть здесь у нас очень активно работает на рынке Франция, которая снижает цены. И мы рынок теряем на самом деле. Здесь достаточно сложная ситуация. Мы сейчас смотрим, будут ли эти объемы (20 миллионов тонн) проданы до конца года. Если будет такая ценовая разница между ценами внутренними и мировыми, то я думаю, что мы даже не сможем этот объем вывести. Но я бы хотела сказать, что у нас есть еще продукты, которые мы экспортируем. Второе место у нас – рыба. Третье место у нас сегодня – подсолнечное масло, которое очень активно растет и пользуется спросом на мировом рынке. Дальше есть сегменты спорные на самом деле. Есть мясо птицы, есть свинина, есть молочная продукция. Да, мы сегодня видим… Юрий Алексеев: Их мы тоже готовы продавать за рубеж? Елена Тюрина: Мы их продаем, мы их продаем. И мы видим по итогам 2019 года увеличение экспорта и по свинине, и по птице, и по молочке. Но мне бы хотелось дополнить. То есть мы посмотрели сальдо баланса в целом по АПК. А если мы смотрим отдельно по отраслям, то ситуация абсолютно другая. Зерно – да, плюс. Масло растительное – плюс. А вот если мы смотрим мясо птицы, то оно у нас сегодня находится в отрицательной плоскости, то есть объемы экспорта меньше, чем объемы импорта, по итогам 2019 года на 70 миллионов долларов. По свинине цифры еще больше. Юрий Алексеев: Это дело времени? Просто мы недоросли еще? Пшеницу проще продавать, чем этих коров, свиней и кур выращивать? Елена Тюрина: У нас шел активный процесс импортозамещения, то есть мы замещали увеличением производства свинины и птицы импорт. Мы его уже, в принципе, почти заместили, но импорт у нас есть. Это отдельные сегменты рынка – птица и свинина. То есть это шпик, это мясо механической обвалки. Но у нас растет импорт тушки той же самой из Белоруссии. То есть здесь уже опять ценовая конкуренция. То есть мы интегрированы в мировой рынок, и мы сегодня именно по всем сегментам должны учитывать и ценовую конкуренцию. Если мы говорим сегодня о продовольственном безопасности, то мы должны говорить отдельно о каждом сегменте рынка. То есть мы должны увеличивать экспорт именно по тем сегментам, где мы сегодня импортируем продукцию. Юрий Алексеев: Да, я понял вас. Елена Тюрина: Как я уже сказала, это и молочка, и свинина, и мясо птицы. Юрий Алексеев: Владислав Леонтьевич, ваше мнение. Вы сказали, что поля все засажены. Но тем не менее достаточно серьезная цифра – 20 миллиардов, на которые нужно увеличить прибыль. Владислав Корочкин: Я имел в виду – там, где можно получать высокий урожай зерновых, там все использовано. Это юг. То есть остается не использованной и не введенной в оборот в основном средняя полоса и северные территории. А реально там больших урожаев ждать не стоит. Это первый аспект. Второе. Наверное, все-таки нужно думать об экспорте не только сырья, но и каких-то продуктов с большей маржинальностью, потому что… Юрий Алексеев: Вот! Это интересно, да. Владислав Корочкин: …программа, которая позволит увеличить прибыльность вообще экономики сельского хозяйства – это прежде всего переработанные продукты. То есть нужно делать конечный продукт, который будет востребован в той точке, куда он экспортируется, то есть экспортировать не зерно, а уже какие-то продукты переработки зерна. Юрий Алексеев: А на практике как с этим обстоят дела? Владислав Корочкин: Ну, есть в том числе программа поддержки перерабатывающих отраслей, связанных с сельским хозяйством. Но насколько она будет эффективной? Я пока не могу сказать. С точки зрения того, что было вначале сказано – по поводу того, что наших бедных фермеров в Германии закошмарили на «Зеленой неделе». Я думаю, что для того, чтобы их не кошмарили, надо просто четко соблюдать законодательство той страны, куда вывозишь товары. Если ты трижды нарушил законы страны: отсутствие ветеринарных свидетельств, отсутствие таможенной декларации… В нашей стране их бы очень сильно наказали за такое, а в Америке просто посадили бы. Поэтому это некоторое передергивание, потому что там просто не подготовилась логистическая компания. И наши службы сработали плохо – не обеспечили нужными документами. А немцы сделали все возможное, чтобы демпфировать эту не приятность. Юрий Алексеев: Понятно. Важно, что вы это прокомментировали. Петр Александрович, важный момент затронули. Конечно, сырье продавать проще, нежели переработанную продукцию. А внутри страны сырьевики с переработчиками как-то между собой конфликтуют в борьбе за внешние рынки? Или у каждого свой путь, и каждым этим путем идет? Петр Чекмарев: Во-первых, должен сказать, что для того, чтобы превратить в доллары сырье, нужно иметь эту продукцию, мы должны ее произвести. И я больше склоняюсь к тому, что наравне с долларовыми суммами, о которых мы говорим, конечно, нужно понимать, сколько мы продукцию произведем. Сможем ли мы в два раза к 2024–2025 году увеличить производство продукции в Российской Федерации? Юрий Алексеев: Вы акцент на сырье все-таки делаете? Или делаем акцент на переработанной продукции? Петр Чекмарев: Конечно, один из резервов как раз перехода от сырья на готовую продукцию – резерв увеличения экспорта в долларах, то есть в денежном выражении. Конечно, нужно идти с продуктом, который готов к потреблению. Это, как уже было сказано, и крупы, в частности если переработка зерновых культур, это зернобобовые. То есть это та продукция, которая пользуется спросом на мировых рынках. Нужен объем и нужно качество. Можно привести очень хороший пример – переработчики маслосемян, которые очень сильно рванули. Если лет десять назад у нас не хватало мощностей производства масличных культур, их было в два раза меньше, то сегодня уже по производству масличных культур мы дошли до уровня экспорта – около 3 миллионов тонн. Это тоже прогресс. И сегодня мощностей по переработки масличных культур уже более 20 миллионов. То есть нужно сырье. И наши переработчики готовы экспортировать уже готовую продукцию на мировые рынки. Это масло. Это один хороший пример. Юрий Алексеев: Ну, чтобы далеко не уходить, применительно к этому примеру. Производители масла говорят же: «Вы тем, кто семена продает за границу, повысьте пошлину, чтобы у них не было возможности торговать за границей, а не нам это продавать». Петр Чекмарев: Конечно, есть в этом конфликт интересов, потому что нужно сырье. Юрий Алексеев: Есть риск, что придется за бесценок продавать эти самые семечки, чтобы делать масло. Петр Чекмарев: Ну, тут не за бесценок. Конечно, мировой рынок маслосемян по стоимости выше, чем российский рынок, поэтому у сельхозпроизводителей есть интерес экспортировать за пределы страны. Это вполне понятный интерес. А переработчикам, конечно, интересно загрузить свои мощности, продать и эту маржу взять себе. Поэтому, конечно… Юрий Алексеев: А кто их должен рассудить? Или они сами как-то между собой договорятся? Петр Чекмарев: Рассудит в целом не только рынок, но и меры государственной поддержки. Для того чтобы сельхозпроизводителю был уютно по ценам в нашей стране, конечно, нужны определенные субсидии, чтобы они не были в накладе при реализации своей продукции. Что касается других видов продукции (импорта, экспорта), то должен сказать, что, конечно, высокий импорт продукции в Российскую Федерацию. И для того чтобы сегодня говорить об экспорте, конечно, нужно по многим показателям сделать импортозамещение. Хотя в этом есть серьезный прогресс, но тем не менее нам над собственным рынком, над импортозамещением очень серьезно предстоит поработать. В частности, по овощам у нас, допустим, сегодня возникла ситуация. Как она сложится в 2020 году? Допустим, сегодня в основном на российском рынке китайский чеснок. Где-то 200 тысяч тонн лука и чеснока завозится в Россию. И 80%... Владислав Корочкин: Не только на российском, а практически на всех рынках. Петр Чекмарев: На всех рынках. Елена Тюрина: 45% импорта. Юрий Алексеев: Потому что дешевый? Петр Чекмарев: Как раз аналитика сегодняшней ситуации должна быть сельхозпроизводителям донесена. Это не все сельхозпроизводители понимают. И потом, готовясь к весенне-полевым работам, сегодня нужно более четко понимать, какие культуры нам нужно высевать в Российской Федерации, чтобы, во-первых, сделать импортозамещение там, где будет проблема, потому что по многим продуктам может подскочить цена серьезно. Поэтому над этим нужно поработать – над импортозамещением. И, конечно, как я уже сказал, на рынок идут с хорошим готовым произведенным товаром. Юрий Алексеев: Остановлю вас здесь, чтобы по порядку идти, а то мы запутаемся. Петр Чекмарев: Хорошо. Юрий Алексеев: Андрей Андреевич, возвращаюсь к конфликту сырьевиков и производителей. Этот конфликт правда есть? И производители они объективно в менее выгодной ситуации, если говорить об экспорте продукции? Потому что сырье же проще продавать за границу. Или же нет? Или это же искусственно созданная ситуация? Потому что инфраструктура рассчитана на сырье и так далее. Андрей Сизов: Ну, искусственно созданная… Смотрите. Вы зарплату получаете, Юрий? Зарплату получаете? Юрий Алексеев: Да, естественно. Андрей Сизов: Хотите, наверное, побольше получать? Юрий Алексеев: Всегда. Андрей Сизов: А ваш работодатель хочет платить поменьше. Тут, по-моему, обсуждать нечего. Покупатель хочет купить подешевле, а продавец хочет продать подороже. Так всегда было и так всегда будет. Юрий Алексеев: Ну, если о свободном рынке говорить. Андрей Сизов: У нас вообще… Напомню, это моя любимая история. У нас сейчас любят говорить, какие у нас остались пока не испорченные государством области, где мы реально конкурентоспособные. Называют ритейл, называют сотовую связь (но это уже под вопросом). И все, в общем. На самом деле относительно свободная и во многом конкурентоспособная по мировым меркам отрасль – без дураков, без поддержки – это сельское хозяйство. Растениеводство, в первую очередь зерновое, масличное, оно суперконкурентоспособное, по мировым меркам, и без всякой поддержки. Поэтому влезать туда и говорить… Вот говорят: «Введем пошлины, на зерно квоты введем, на подсолнечник». Ну, это очень простая история. Вы просто берете и забираете деньги у сельхозпроизводителей. Например, вы занимаетесь… Юрий Алексеев: Но это же производители-переработчики говорят: «Давайте так сделаем, чтобы нас, переработчиков, поддержали»? Андрей Сизов: Ну да, поддержать. То есть заберем деньг у этих и отдадим этим. Отнять и поделить. Мы это уже проходили век назад, 90 лет назад – и ничем хорошим это не кончилось. Почему производители должны отдавать свои деньги переработчикам? Я не очень понимаю. Если уж рассуждать серьезно, у кого больше рыночной власти, то у нас, естественно, я думаю, тысячи, десятки тысяч производителей маслосемян и довольно консолидированный рынок производства масла. То есть переработчиков, грубо говоря, пять, и они имеют дело с 10 тысячами производителей. Я упрощаю, но соотношение такое. Юрий Алексеев: Понятно, понятно. Андрей Сизов: Естественно, у переработчиков намного выше рыночная власть, то есть им торговаться и отжимать по цене, естественно, намного-намного-намного проще. Напомню, кроме этого, у нас и так есть пошлина экспортная – 6,25% или 6,5%. Она и так есть. То есть у нас и так постоянная удавка на колхознике висит. У него и так постоянно забирают и отдают этот побор в пользу переработчиков. Почему речь идет о том, что надо ввести еще какие-то дополнительные пошлины? Я не понимаю! По-моему, надо говорить о том, что надо отменить пошлины. Пускай мы будем активно наращивать производство маслосемян, пускай мы больше будем экспортировать. В любом случае у переработчиков всегда будет преимущество – они рядом. Это не потребитель в Китае или в другой стране. Вот и все. Юрий Алексеев: Да, пожалуйста. Елена Тюрина: В общем-то, хотела бы эту тему продолжить. Я абсолютно согласна с Андреем Андреевичем, что нельзя сегодня ограничивать рынок сбыта семян только переработкой. У нас есть еще экспортеры. И в этом году сложилась конкуренция между экспортерами и переработчиками. Мы сегодня видим спрос мирового рынка на семечку. Соответственно, у нас цены более высокие сегодня давали экспортеры, чем переработчики. И переработчики решили ограничить продажи на мировой рынок повышением пошлины. Но я вижу на самом деле другую причину здесь, еще одну причину. У нас рынок зерна и продуктов переработки с очень низким уровнем интеграции. Если мы говорим про мясной рынок, то здесь уже полный цикл интеграции – от выращивания зерна до переработки, экспорта, сбыта. То есть все – упаковка, глубокая переработка отходов. Здесь полный цикл. Юрий Алексеев: «Под ключ». Елена Тюрина: Да. И здесь очень активный рост. А что касается зерна и что касается именно рынка семечки, то здесь нет практически уровня интеграции. То есть крупные переработчики имеют очень ограниченные площади посева семечки, и они заинтересованы, конечно же, в более низкой цене на семечку от сельхозтоваропроизводителя. Я думаю, что здесь, конечно, нужно стимулировать именно возникновение этих связей «производитель – переработчик», то есть учесть опыт Америки, которая так и работает. То есть идет заказ на какой-то определенный объем, производителем устанавливается цена, финансируется посевная. То есть идет активная работа между производителем и переработчиком. Я думаю, что будущее как раз именно в этом сегменте рынка, как раз за таким уровнем интеграции. Иначе будет конфликт интересов, о котором уже говорили коллеги. Юрий Алексеев: Дмитрий Сергеевич… Да-да, пожалуйста. Андрей Сизов: Можно пример просто в абсолютных цифрах? Вот не было бы экспорта и был бы экспорт в этом сезоне. Что у нас? У нас огромный урожай масличных (об этом говорили), 15 миллионов тонн примерно. В результате, когда такой огромный урожай, у нас был огромный провал по ценам. Елена Тюрина: Да. Андрей Сизов: Цены упали в начале сезона в полтора раз. Юрий Алексеев: Ну, классическая история. Андрей Сизов: Да. Потому что маслозаводы что говорят колхознику? «Все, мы закрылись, нам больше не надо». Они сидят, сидят, сидят. Цены упали в полтора раза. Тут я называю конкретные цифры: с 18–19 рублей до 13 рублей здесь килограмм подсолнечника без НДС. После того как появился экспорт, после того как стали закупать экспортеры, после того как вывезли полмиллиона тонн, после этого маслозаводы, естественно, вынуждены были повысить цены. И цена вернулась, сейчас она 19–20 рублей. Не было бы экспорта, то цены бы они так и дальше держали, объясняя тем, что им ничего не нужно, они закрыты. Когда появилась альтернатива в виде экспортного спроса, они зашебуршились – и рынок пошел вверх. Вот конкретный пример за последние месяцы. Юрий Алексеев: Благодарю. Дмитрий Сергеевич, вы можете на пальцах, максимально просто объяснить, как этот экспортный рынок устроен? То есть что за люди? У кого они скупают это сырье, допустим, зерно? Как они это за границу продают? Вот максимально схему какую-то опишите, чтобы было понятно. Это же не чиновники, понятное дело, торгуют, когда мы говорим: «Россия – лидер». Россия состоит из каких-то частных компаний. Дмитрий Булатов: Давайте сначала разберемся со структурой нашего экспорта. Юрий Алексеев: Только максимально просто, чтобы было понятно. Дмитрий Булатов: В нашем экспорте 17–18% составляет рыба. Остальное – этот продукция сельского хозяйства и пищевой промышленности. И вот эта продукция делится примерно в соотношении 50 на 50. В нашем экспорте составляет примерно 41% продукция сельского хозяйства, а 41% – продукция пищевой промышленности. Юрий Алексеев: Пока ясно. Дмитрий Булатов: Ну, год от года эта цифра меняется, но в целом так. Что и куда мы продаем? Давайте разберемся. В прошлом и позапрошлом году у нас 20% экспортируемой продукции АПК пошло в страны ближнего зарубежья, а 80% – страны дальнего зарубежья. Ну, вроде бы все логично, все правильно. И вот если здесь вернуться к структуре, то окажется, что ситуация прямо противоположная. Страны СНГ, наши ближайшие соседи, они закупают у нас в основном продукцию пищевой промышленности. Это связи, сложившиеся еще с советских времен. Так сложилось исторически. А страны дальнего зарубежья – в основном сельхозпродукция. И о чем сейчас говорили мои коллеги? Нас видят прежде всего как экспортеров сырья, а добавленный продукт они хотят создавать там. Юрий Алексеев: Ну конечно, рынки всегда защищают себя от иноземцев. Дмитрий Булатов: Да, там их цепочки. Мы же заинтересованы продавать в основном продукцию переработанную, чтобы добавленная стоимость создавалась здесь. Поэтому необходимо принимать стимулирующие меры для экспорта именно переработанной продукции. Более того, не просто переработанной, а продукции с высокой степенью переработки. В свое время мы с помощью наших коллег из других отраслевых союзов составили перечень продукции с высокой степенью переработки, то есть тех товаров, которые прошли больше четырех технологических переделов. Думается, что этот список (а там более 50 позиций) должен быть официально оформлен и эти товары должны получить приоритет поддержку в системе наших мер поддержки экспорта продукции АПК. Юрий Алексеев: А если к сырью вернуться, то как сырьем торгуют? Дмитрий Булатов: Что вы имеете в виду? Юрий Алексеев: Кто участники этого рынка с нашей стороны, которые с иностранными партнерами взаимодействуют? Дмитрий Булатов: Я думаю, мои коллеги… Юрий Алексеев: Да-да-да, пожалуйста. А потом вам дам слово. Петр Чекмарев: Сегодня самым ущемленным в рынке являются сельхозпроизводители. У сельхозпроизводителей всегда можно отыграть определенные суммы, доходность и так далее. Это те, кто перерабатывают, те, кто торгуют. Юрий Алексеев: Это какие-то фермеры торгуют? Петр Чекмарев: Это мелкие фермеры, частные лица. Кого только нет сегодня во время уборочных работ, чтобы скупить за бесценок зерно. Юрий Алексеев: А крупные компании вот эти крохи постепенно по всей скупают. Петр Чекмарев: Поэтому должна быть очень серьезная кооперация сельхозпроизводителей с переработчиками. То есть они в кооперации должны работать, а далее прибыль распределять между переработчиками и сельхозпроизводителями. Иначе у нас всегда будет такой сложный рынок для сельхозпроизводителей. Интерес с каждым годом все снижается и снижается, потому что цены не растут на сырье, на сельхозпродукцию, а цены на энергоносители и другие ресурсы ежегодно растут. Юрий Алексеев: Да, понятно. Елена Борисовна, вы помогите разобраться с тем, как это все устроено. Елена Тюрина: Я бы хотела сказать именно о торговле. Я хотела бы сказать, что если мы говорим про рынок зерна и масличных, то фермеры у нас уже крупные. Если мы раньше говорили, что тысяча гектар у фермера – это хорошо, то теперь фермер – это уже 10–20 тысяч гектар. То есть это уже достаточно серьезные объемы. Это первое. И естественно… Юрий Алексеев: А мелкие фермеры конкуренцию не выдерживают? Елена Тюрина: Мелкие фермеры ушли в другие сегменты рынка – они ушли в молочку, они ушли в сыры, они ушли в мясо фермерское, в яйцо. То есть это немножко уже… То есть мелкий фермер ушел с зернового рынка. Это уже другой бизнес. Это бизнес, который требует серьезной техники, серьезных инвестиций в удобрения. Соответственно, фермер заключает прямые договора с переработчиками и с экспортерами. И здесь как раз конкуренция переработчиков и экспортеров, как мы отмечали, на рынке масличных. А дальше схема устроена как? Переработчик имеет пул поставщиков, экспортер имеет пул поставщиков зерна и семечки. Они договариваются уже о цене, естественно, ориентируясь на внутреннюю российскую цену и на цену мирового рынка. Дальше экспортер устанавливает цену, предложение на мировом рынке, учитывая свою рентабельность. Кстати, это соотношение цены внутренней на зерно, цены экспортной и цены мирового рынка сегодня является очень важным индикатором для оценки перспектив экспорта. То есть мы видели падение экспорта в конце прошлого сезона, в начале этого сезона. Это было связано с тем, что цены внутренние и цены экспортные были выше цен биржевых, особенно французской биржи MATIF, где формируется цена как раз на европейскую пшеницу. Разница в цене составляла 15–20%. Это реально много. И при такой разнице в цене, конечно, экспорт упал резко. Потом цены стали выравниваться – и экспорт начинает расти. То есть здесь на самом деле этапы: закупка, хранение, логистика до пункта перевалки. А их сегодня больше… Это отдельная тема для разговора на самом деле, то есть как идет перевалка зерна, кто собственники, какие объемы сегодня реально могут экспортировать компании. Владислав Корочкин: Площадки. Елена Тюрина: А? Владислав Корочкин: Площадки, да-да-да. То есть логистика такая. Юрий Алексеев: Я бы этой темы все-таки коснулся, потому что это очень интересная история с перевалкой. Елена Тюрина: Ну, эта тема… Владислав Корочкин: 100 миллионов потеряли в этом году только за счет «обеления» рынка. Елена Тюрина: Да. Владислав Корочкин: Долларов. Юрий Алексеев: Я прошу развить эту мысль. Насколько я знаю, цена за тонну этой перевалки в странах европейских либо в Америке – условно, 2–3 доллара или евро, а у нас 20 долларов одно время было. Елена Тюрина: Нет, ну немножко… Владислав Корочкин: Мы просто только что, вот буквально пару часов назад общались с экспортерами и производителями зерна. Вот они рассказывали о тех проблемах, которые были в прошедшие два сезона. Юрий Алексеев: Обозначьте. Что это за проблемы? Одно дело – продать, а другое дело – доставить это зерно. Владислав Корочкин: Во-первых, это то, что связано с хартией. Боролись за «обеление» рынка. В принципе, этого добились. Но это вызвало дополнительные издержки и, соответственно, рост себестоимости производства и экспорта зерна, которые оцениваются примерно в 100 миллионов долларов – столько в этом году страна потеряла на экспорте за счет снижения конкурентоспособности, в том числе на мировых рынках. Второе – это, конечно, то, что вы сказали – цена перевалки. Это порт. Это документы. Это административные барьеры, которые требуются для экспорта практически каждой тонны сельскохозяйственной продукции, в частности зерна, и которые, в принципе, в большинстве случаев импортерам не нужны. Юрий Алексеев: Морской путь – это основной путь доставки? Владислав Корочкин: Ну, это основной путь, конечно. Петр Чекмарев: Самый дешевый. Владислав Корочкин: Простой корабля у стенки – одни сутки стоят 50–100 тысяч долларов. Иногда у нас их держат по несколько дней. То есть логистика, которая тоже поднимает стоимость экспортируемых товаров. С этим тоже нужно как-то бороться. Соответственно, тут многое можно сделать. Конечно, Зерновой союз и другие организации приложили массу сил, чтобы демпфировать эту тему, связанную с «обелением» рынка, когда всех загнали… Там разорилось достаточно много мелких производителей, к сожалению. Юрий Алексеев: Да, Елена Борисовна. Елена Тюрина: Хотелось бы еще добавит именно по этой теме. Юрий Алексеев: Помогите разобраться. Какая инфраструктура? Организована ли она в этих портах? Елена Тюрина: Смотрите. Сейчас идет очень активный процесс вытеснения мелких трейдеров с рынка. Если раньше мы говорили о том, что уходят мелкие производители зерна, то сейчас, оценивая экспорт по компаниям, именно итоги 2019 года, мы понимаем, что экспортеров пшеницы стало меньше на 85 компаний. Если раньше это было 300 компаний, то сегодня это где-то 210–215 компаний. Причем доля первых двадцати компаний составляет около 75%. И эти компании сегодня владеют основными отгрузочными терминалами. Они сегодня заинтересованы как раз в том, чтобы загрузить свои объемы, именно свои терминалы. И не пускают. Грубо говоря, не пускают мелких производителей на свои мощности по отгрузке. И это на самом деле достаточно… Андрей, вы сможете продолжить, у вас другое мнение. Андрей Сизов: Да, я могу продолжить. Ну, конечно, «не пускают» – это сильно сказано. Учитывая, что у нас… Елена Тюрина: Ну не то что не пускают, но… Андрей Сизов: Давайте конкретно про инфраструктуру. Елена Тюрина: Я хотела тоже продолжить конкретно. Юрий Алексеев: Сейчас-сейчас, секунду! Елена Борисовна закончит, а потом вам слово. Елена Тюрина: Да-да-да. Вот этот процесс, с одной стороны, хорош. Почему? Потому что у нас останутся крупные экспортеры, которые смогут формировать товарные партии «Панамаксов» на 60 тысяч тонн отгрузки, то есть именно востребованные объемы. Но у нас есть еще другие страны и другие компании, которые закупают партии по 2–3 тысяч тонн. И здесь уже нужны отгрузки другие, то есть «река – море». То есть мы не должны идти четко по пути укрупнения экспортеров, а оставлять определенный сегмент рынка все-таки небольшим компаниям. Юрий Алексеев: Андрей Андреевич, договорим про инфраструктуру. Как это устроено? Насколько эти терминалы современные? Что было 10–15 лет назад? Андрей Сизов: Ну, естественно, терминалы растут. Конкретно: 10 лет назад пропускная способность была 35 миллионов тонн, именно российских терминалов, а сейчас она примерно 53 миллиона тонн в год. Юрий Алексеев: Это терминалы, предназначенные именно для того, чтобы сырье грузить, не готовую продукцию? Елена Тюрина: Зерно. Андрей Сизов: Вообще мне не нравится слово «сырье», скажу я вам честно. Вы так говорите: сырье, сырье, сырье… А потом начинается: «У нас сырьевой экспорт. Это плохо. Давайте как-нибудь на всякий случай…» Мы можем это называть «продукт» – продукт производства, передела семян, труда, земли, удобрений. Юрий Алексеев: Ну, зерно – сырье, а мука – это продукт переработки. Андрей Сизов: Не согласен. С тем, что зерно – сырье, не согласен. Можем к этому отдельно вернуться. Давайте с инфраструктурой закончим. Было 35, а сейчас примерно 55. Общий экспорт именно зерна – то, что будет переваливаться через терминалы – это 41–42 миллиона тонн. Часть еще уйдет железной дорогой, уйдет через Прибалтику. То есть меньше 40 там будет. Терминалов уже более чем достаточно. И ставки они в этом сезоне… Кстати, вы правильно назвали цифры, порядок цифр: 2–3 доллара – это Мексиканский залив, 3–4 евро – это Франция. У нас было в начале этого сезона 22–25 долларов за тонну. Но сейчас ставки упали в два раза. Рынок работает, еще раз напоминаю. Упали до 10 долларов за тонну, такие ставки вы можете получать. То есть этот вопрос понемногу решается. Государство туда не вмешивается вообще с регулированием. Вопрос решается. То есть все довольно просто. Думаю, и дальше, если у нас не будет квотирования экспорта, если у нас не будет ограничений, будет и больше, потому что инвесторы до сих пор верят в дальнейшее увеличение производства, в дальнейшее увеличение экспорта, в то, что они смогут на этом заработать. И они будут строить терминалы. Если им не будут мешать, я думаю, мы увидим новые терминалы. Немного возвращаюсь к сырью, потому что эту тему мы полпрограммы обсуждали, к относительно дешевой продукции. Одно не мешает другому. И это важно понимать. И большинство стран, которые вывозят переработанную продукцию, они вывозят и простую продукцию, скажем так. Бразилия – один из крупнейших экспортеров мяса – она же и один из крупнейших экспортеров кукурузы и сои. Одно другому не мешает. Это важный момент. Более того, в мире все-таки в первую очередь торгуется продукция подешевле. Если посмотреть именно в деньгах и убрать оттуда табак и алкоголь, то огромная, основная масса – это именно зерно, масличные, мясо. Но это не готовая продукция. Готовая продукция – это очень небольшая доля. Юрий Алексеев: Елена Борисовна вам хочет возразить. Елена Тюрина: Очень маленькое дополнение, очень маленькое. Значит, средняя стоимость единицы продукции экспортируемой из России, именно по 2019 году, составляет 376 долларов за килограмм. Для сравнения… Андрей Сизов: Может, за тонну все-таки? Елена Тюрина: Ой, за тонну. Для сравнения… То есть у нас растет стоимость единицы продукции. Но это очень важный индикатор. Почему? Потому что, для сравнения, стоимость единицы продукции экспорта из Штатов составляет 1 300 долларов за тонну, из Канады – около 1 000, и дальше 600–700 в среднем по странам. Если показатель меньше, чем 500 долларов за тонну, то мы говорим, что это сырьевой экспорт. Если больше, чем 500 долларов за тонну, то тогда мы говорим, что это все-таки… Юрий Алексеев: Вы не согласны с таким тезисом? Коротко просто прокомментируйте, пожалуйста. Андрей Сизов: Конкретный пример. Франция – крупный экспортер зерна и крупнейший экспортер алкоголя. Елена Тюрина: В этом году, поправлю. Андрей Сизов: Берем корабль «Панамакс», 60 тонн пшеницы. Там будет средняя цена за тонну… не знаю, 200 евро за тонну примерно. И на этот же корабль ставим ящик Chateau Petrus – и у вас средняя цена сразу становится, не знаю, больше 1 000 евро за тонну. Юрий Алексеев: Логично. Андрей Сизов: О чем нам это говорит? По-моему, это нам ни о чем не говорит. Поэтому это совершенно искусственный показатель, который любят наши чиновники, чтобы то есть о том, что у нас слишком дешевы экспорт, надо его повышать. На мой взгляд, это ни о чем не говорит. И сравнивать нас надо не со Штатами, не с Канадой. Можно на Люксембург посмотреть – там, думаю, средняя будет за 5 тысяч долларов за тонну. Надо сравнивать нас с Бразилией, если уж очень хочется, и с другими странами. Елена Тюрина: 650 долларов за тонну – Бразилия. Андрей Сизов: С кем мы можем сравнивать? Это, я думаю, Бразилия и развивающиеся и не очень богатые страны, но с большим аграрным потенциалом. Юрий Алексеев: И активно торгующие. Андрей Сизов: И активно торгующие, совершенно верно. Юрий Алексеев: Владислав Леонтьевич, вам вопрос. Вот смотрите – комментарий производителя зерна из Алтайского края. Он говорит: «До ближайших портов из Алтайского края: 3 500 километров до Петербурга, до Владивостока 6 200 километров, до Новороссийска – 4 200. Нам нужно выходить к Тихому океану, но контейнеры в Джакарту (Индонезия) из-за высокой провозной платы мы грузим через Санкт-Петербург, а не через Владивосток – что противоречит здравому смыслу». Ну, это мы к теме РЖД переходим. А как в других странах – ну, Соединенные Штаты, Канада, которые тоже немаленькие, – такие проблемы решаются? Вот расстояния, доставка продукции. Владислав Корочкин: Честно говоря, я не занимаюсь экспортом зерна, поэтому не большой специалист во всей этой логистической инфраструктуре. Думаю, что там они решаются выгодностью транспортировки в том или другом направлении. Юрий Алексеев: Дмитрий Сергеевич, поможете разобраться? Андрей Сизов: Слушайте, зачем на экспорт поставлять? Все-таки я не пойму. Зачем почти из середины России поставлять его непременно на экспорт? У нас все-таки российский рынок, 150 миллионов потребителей, животноводство активно растет. Там у него вообще Китай есть. И Алтай поставляет в Китай зерно, муку. Юрий Алексеев: До Китая-то ему тоже несколько тысяч километров, надо как-то доставить. Андрей Сизов: Активно оттуда пошел экспорт в Китай, ну, частично в Монголию – зерно, мука (как раз продукт переработки, столь любимой нами). И масличные очень активно туда пошли. Сельхозпроизводители – они совсем не дураки. Они, естественно, понимают: «Зачем нам выращивать это зерно?» Потому что, действительно, у него спрос в первую очередь генерируется по портам, Азово-Черноморский бассейн. «Мы займемся чем-то другим». И они занялись. У нас Сибирь в последние несколько лет стала крупнейшим производителем рапса. Она поняла, что это выгоднее, это более понятно. И на это в том числе экспортный спрос со стороны Китая. Этот процесс активно пошел. Государство оттуда ушло с интервенциями, которые дезориентировали рынок, – и процесс пошел совершенно нормально. Юрий Алексеев: Дмитрий Сергеевич, согласны, что такой проблемы нет, а производитель в каждом регионе найдет свой рынок? Дмитрий Булатов: Вы знаете, я хотел бы в нашей дискуссии вернуться немножечко назад и чуть пополемизировать с моими коллегами. Что касается вопроса: стоит ли нам брать общую стоимость экспорта, делить на общий объем и получать какие-то показатели? В американской статистике агропродовольственный экспорт делится на три категории: сырье… Простите меня, Андрей Андреевич. Просто имеется в виду… Они не называют это сырьем. Юрий Алексеев: Проехали. Дальше? Дмитрий Булатов: Это сельскохозяйственная продукция. Дальше – частично переработанная продукция и полностью переработанная. Хотелось бы узнать мнение моих коллег. Как вы думаете, может быть, и нам в нашей статистике перейти к такой методологии? Петр Чекмарев: Конечно. Юрий Алексеев: Я боюсь, мы закопаемся в какой-то теории узкого круга лиц. Андрей Сизов: Надо бы о производителях подумать. Петр Чекмарев: Нет, не закопаемся. Я хотел бы сказать еще об одной проблеме, которая сегодня существует в экспорте. Стоит вопрос качества продукции, которую мы должны реализовать на мировые рынки. Дальше – санитарное состояние, карантинные объекты и так далее. Это для того, чтобы обезопасить нашу продукцию. Юрий Алексеев: Не зарегулируем ли мы таким образом? Андрей Сизов: Зарегулируем. Владислав Корочкин: Уже зарегулировали давным-давно! Петр Чекмарев: Зарегулировали. Но вопрос в том, что… Я не про регулирование говорю. Я говорю, что вопрос объемов и потребности в качественном зерне и другой продукции сегодня будет стоять. Поэтому нам нужно сегодня уделить больше внимания на сельхозпроизводителей, чтобы они могли произвести качественную продукцию, без карантинных объектов и других фитосанитарных мер, которые необходимы. Юрий Алексеев: Ну а на практике-то как? Чиновники, проверяющие органы – они же вроде как с этими мыслями проверяют, регулируют, вводят сертификаты и так далее. Владислав Корочкин: На практике, если цена хорошая, то качество продукции всех устраивает, которую производят наши производители. Вопросов нет. А то, что они переплачивают намного больше, чем их коллеги за рубежом за подтверждение псевдокачества – это факт, о котором говорят практически все. Петр Чекмарев: Я ни в коем случае не говорю о барьерах. Я говорю о дальнейшей проблеме, которая у нас будет возникать. Тот объем зерна, который мы сегодня реализуем, да, он сегодня соответствует. Если дальше увеличивать производство зерна, допустим, до 150–200 миллионов тонн, то дальше стоит вопрос: какого качества оно будет? Как этого достичь? Владислав Корочкин: Это о другом, наверное, идет речь. Какое зерно мы экспортируем? Петр Чекмарев: Я об этом и хотел сказать. Юрий Алексеев: Владислав Леонтьевич, по поводу зарегулированности, помогите с этим разобраться. Сколько надо бумажек собрать, чтобы продать? Владислав Корочкин: Кормовое или все-таки фуражное зерно в основном мы вывозим? Или пищевое? Насколько я понимаю, в основном фуражное. Елена Тюрина: Четвертый класс. Андрей Сизов: Нет, у нас хорошее качество. Давайте, пользуясь случаем, еще раз скажу: российское зерно прекрасное! Юрий Алексеев: Мы с этим разобрались. Я хочу про зарегулированность. Андрей Сизов: Я часто слышу, что у нас плохое зерно. У нас прекрасное зерно по соотношению цены и качества. Юрий Алексеев: Вы мне про зарегулированность скажите, потому что вы рьяно сказали, что там просто невероятные вещи творятся. Андрей Сизов: Зарегулированность однозначно есть. Конкретный пример. О чем говорил Владислав? О конкретном получении фитосанитарных сертификатов. Во многих случаях они в принципе не нужны покупателю, но если у вас его нет, то вы зерно не сможете вывезти. А это что? Это время. Это деньги, деньги, деньги… Более того, сейчас говорится: «А давайте мы вообще будем всю цепочку, когда зерно каждый раз переходит от кого-то к кому-то, мы везде будем в духе «Меркурия» все это документировать и проверять без конца на каждом этапе». Представьте – на каждом этапе. Юрий Алексеев: Как ЕГАИС какой-то? Андрей Сизов: Ну, это скорее «Меркурий», из этой серии. Это бесконечный рост, рост, рост издержек. На каждом этапе вы платите, платите, платите. А потом придем к тому, что наше зерно будет полностью неконкурентоспособным на мировом рынке. Мы к этому идем. О чем я говорил? Пример инфраструктуры. Не мешает государство, бизнес сам строит порты – и вопрос решается! Ставки упали в два раза. Ваш сельхозпроизводитель из Алтая? Говорят: «В Алтае ситуация – ужас, караул! У нас слишком много зерна. Не знаем, что делать». Ушло государство, перестало там закупать. Алтайцы поняли, и Сибирь поняла, что надо заняться чем-то другим. И они занялись. Они занялись тем же самым выращиванием масличных и сами его прекрасно экспортируют. Поэтому вектор должен быть. Не давайте что-то еще зарегулируем, как сейчас, а давайте подумаем, где нам можно поменьше регулировать, где нам можно дать больше свободы и повысить таким образом конкурентоспособность нашего сельского хозяйства. Это то, о чем я уже раньше говорил. Владислав Корочкин: Безопасность – безусловно, это святое, как говорится. Мы начинали вначале с «Зеленой недели». Никакой проблемы не было заранее подготовить те документы, которые требуются. Кстати, фитосанитарный сертификат выдается… Юрий Алексеев: Это немцы именно требовали, не мы? Владислав Корочкин: Да. И они требовали вполне законно, то есть абсолютно законно. И то, что наши вынуждены были привезти в чемоданах, без всяких документах, без ветеринарных сопроводительных документов, без таможенной декларации – это нонсенс и позор стране, извините. Это нонсенс и позор стране. А с точки зрения фитосанитарного сертификата, то он нужен, и он выдается бесплатно. Проблема в другом. Проблема в том, что получить бесплатный фитосанитарный сертификат с экспортера, поставщика или производителя – это требует кучу дополнительных действий, за которые берут деньги. Андрей Сизов: Естественно. Все же «бесплатно». Владислав Корочкин: Понимаете? В других странах этого нет, просто нет. Юрий Алексеев: Елена Борисовна. Елена Тюрина: Хотела бы как раз продолжить. Мы сегодня идем во многом по западной модели и финансирования, и поддержки, и регулирования. Юрий Алексеев: Коллеги говорят, что таких бумажек в таком количестве там нет. Елена Тюрина: Я думаю, что как раз есть смысл перенять просто опыт оформления этих документов. Но я бы хотела вот что сказать… Владислав Корочкин: Реальный, не формальный. Елена Тюрина: Реальный. Нет, реальный опыт оформления документов. Владислав Корочкин: Потому что у них реально… Елена Тюрина: У нас берут самые длительные практики, самые затратные практики. Это наш опыт уже показывает. Юрий Алексеев: Любопытно! Елена Тюрина: Я бы хотела вот что сказать. Мы говорим очень много о зерне, да? Зерно – это 40–42% нашего экспорта. К 2024 году, исходя из Стратегии развития рынка зерна, которая разработана Минсельхозом, мы должны будем экспортировать зерна на 11,5 миллиарда долларов. То есть в пересчете на текущие цены это около 60 миллионов тонн. То есть это на 20 миллионов тонн… ну, чуть меньше, на 16 миллионов тонн больше, чем мы имеем. Мы видим, что у нас растут мощности по перевалке. Мы видим, что у нас нет проблем с железнодорожной логистикой, у нас растет парк. То есть нам нужно решить проблему с оформлением зерна на экспорт, с сертификацией – и мы этот объем продадим. Но я бы хотела сказать, что это не только экономика. Почему? Потому что очень во многом объем продаж, объем экспорта зерна в страны, особенно азиатские, зависит от политических отношений. И сегодня есть понимание, что надо увеличивать объемы экспорта зерна. И мы должны четко оценить наш потенциал по продажам в странах – основных потребителях зерна, на наших целевых рынках, и понять, с кем мы конкурируем. На самом деле я была удивлена, когда делала одну оценку и поняла, что мы конкурируем сегодня с Румынией. То есть Румыния на отдельных рынках стран Северной Африки занимает лидирующие позиции. И сегодня мы очень серьезно конкурируем с Украиной также. То есть у нас есть новые страны, с которыми нам надо конкурировать. И нам нужно четко понять свою долю и вести переговоры. Вот с Ираном велись долгие переговоры на самом деле по поставкам зерна. Они шли несколько лет. Но сегодня мы видим увеличение экспорта зерна именно в эту страну. Если мы говорим о том, что мы хотим увеличить экспорт, мы должны оценивать не только экономические меры поддержки, но и понимать, что какие-то политические моменты тоже необходимо продвигать с целью увеличения экспорта зерна. Юрий Алексеев: Коль мы этой темы коснулись, выскажите свое мнение. Сейчас вводят… Ну, он был уже, но тем не менее отправляют новых атташе, именно специалистов по агропромышленному комплексу в различные страны, которые наши потенциальны партнеры. Петр Александрович, насколько это вообще оправдано и эффективно? Был же опыт. И что? Какой результат? Петр Чекмарев: Во-первых, торгпреды должны работать лучше, которые сегодня есть почти во всех странах мира, которые должны заниматься этой темой. Юрий Алексеев: А им в помощь еще и атташе по АПК отправляют. Петр Чекмарев: В помощь атташе. Поэтому те торгпреды, которые там работают, они должны разобраться в ситуации нашего российского аграрного рынка и активнее продвигать нашу продукцию. Конечно, может быть, в перспективе мы должны увеличить производство и экспорт продукции в два раза… Еще раз повторяю: 45 миллиардов – это в ценах. А в физическом объеме? Мы говорим сегодня, что до 60 миллионов тонн должны увеличить экспорт зерна и так далее. Поэтому, конечно, атташе где-то нужны, а где-то, может быть, их и не нужно. Просто нужно усилить работу торгпредов. Юрий Алексеев: Да, Елена Борисовна. 25 человек в этом году должны отправить. И в следующем еще 25. Елена Тюрина: На самом деле это модель, которую уже много лет используют Штаты. У них есть атташе по сельскому хозяйству во всех посольствах крупных стран – потенциальных потребителей. Основная цель этих атташе – это общение с аналитиками, с участниками рынка, сбор информации о ситуации на рынке и составление отчетов в USDA. То есть это аналитическая компания, вернее, аналитическое агентство при Министерстве сельского хозяйства – FAS USDA. Он знаком нам всем. Мы используем эту информацию по мировому рынку обязательно. То есть этот FAS USDA обладает огромной численностью, огромными ресурсами по обработке поступающей информации. И сегодня весь мир на самом деле (что скрывать?) ориентируется на прогнозы, которые дает FAS USDA, по мировому рынку. Если дальше эта идея по атташе в сельском хозяйстве будет продолжена и мы получим такой же результат, то это будет отлично. Но пока… Вот у меня был некоторый опыт работы с торгпредами, то есть мне нужно было получить от них какую-то информацию. На самом деле, кроме какой-то статистики, которая есть в открытых источниках, мы от них ничего не получали. Нам нужна информация о рынке. Нам нужно покупать, что покупают в этой стране, каково качества. Если это курица, то что это – с головой, лапы? Если это свинина, то что это – на кости или без кости? Если молоко, то какой жирности? То есть нам нужны такие точечные моменты, информация, чтобы мы могли увеличивать экспорт именно в эти страны. Если это будет так, то это будет идеально. Но еще раз говорю: конечно, идеальная модель работы атташе по сельскому хозяйству – это создание структуры, аналогичной… Владислав Корочкин: Елена Борисовна, а можно вопрос в связи с этим? А кто готовит этих атташе сейчас? Елена Тюрина: МГИМО. Там создана кафедра, отдельная кафедра. Владислав Корочкин: То есть они понимают рынок? Елена Тюрина: На факультете экономики, по-моему, у них кафедра именно по атташе. То есть они должны быть со знанием языка. У них должны быть основные задания. Но основное – это, конечно, сбор информации по рынку. Юрий Алексеев: Но пока их как-то очень немного. Цифра называется – 50. Елена Тюрина: 50 человек должно быть, да. Юрий Алексеев: 25 в этом году, 25 – в следующем. Андрей Андреевич, вы не раз говорили сегодня, что главное – чтобы государство не мешало, предприниматели сами разберутся. По поводу этих атташе по АПК. Андрей Сизов: Если они будут выполнять свои функции, собирать информацию, делать такие же репорты, как делает USDA, такие же отчеты, то… Ну, посмотрим. При этом, естественно, стоит помнить о том, что… Юрий Алексеев: Но в некоторых же странах атташе уже есть. Насколько они там эффективно работают? Андрей Сизов: Слушайте, я не бюрократ и не хочу это оценивать. Просто мне кажется, что надо все-таки помнить о том, что… Мы говорим, что американская система – да, это здорово. Но все-таки американский аграрный экспорт – это, боюсь ошибиться, но далеко за 100 миллиардов долларов по факту. То есть в четыре раза больше, чем наш. Так что давайте посмотрим на выхлоп от этих атташе. Может, они действительно… Я говорил, что государство… Ну, если они будут собирать информацию, если они будут давать хорошие отчеты, если они будут помогать с продвижением, и это будет все эффективно, с точки зрения затрат… Юрий Алексеев: То предприниматели и чиновники начнут делать общее дело. Андрей Сизов: Да, это как раз именно то, что должно делать государство – договариваться с другими властями (о чем вы говорили), открывать рынки, договариваться с ветеринарными службами других стран, с фитосанитарными службами других стран. Это как раз оно и должно делать. И на самом деле… ну, плохо или хорошо, но на самом деле оно делает в последнее время, я думаю, в продолжение этого второго Майского указа. Открываются новые рынки, службы ездят туда-сюда. И там какой-то прогресс есть. Мне кажется, однозначно можно поставить хорошую оценку. Юрий Алексеев: Дмитрий Сергеевич, а есть понимание, куда отправлять этих атташе? В какие регионы, в какие страны? Дмитрий Булатов: Вы знаете, 50 человек – это достаточно много. В иностранной сельскохозяйственной службе Минсельхоза США аппарат сельхозатташе действительно разветвлен, их несколько десятков в нескольких десятках стран. Что касается нас, то речь, наверное, должна идти не только о количестве, но и о функциях этих атташе. Ведь до недавнего времени наши сельхозпредставители, наши сельхозатташе чем занимались? Использовали опыт стран пребывания и доносили его до своих коллег у нас в России. В каких странах они были? США, в передовых европейских странах. Их всего было несколько человек. Сейчас же вопрос ставится по-другому. Эти сельхозатташе должны, как уже говорилось, оценивать продовольственную ситуацию в данных странах, чтобы мы имели свое представление. Юрий Алексеев: Ну, Елена Борисовна уже сказала. Важная миссия Дмитрий Булатов: И второе, о чем говорил Андрей Андреевич, самое важное – заниматься продвижением нашей продукции на рынки этих стран. И 50 стран – это, скажем прямо, не так уж и много. Юрий Алексеев: А что это за страны, Елена Борисовна? Елена Тюрина: Ну, насколько я понимаю, это основные целевые наши рынки сбыта, которые, в принципе, понятны уже всем участникам. Это прежде всего, конечно, Китай. Это Юго-Восточная Азия. Это страны Северной Африки, страны Ближнего Востока, Индия. То есть сегодня уже понятна география экспорта. И как раз именно в этих странах они… Ну, в Европе должно быть еще несколько представителей. Я думаю, в Германии и во Франции, конечно, должны быть. Это основные сельхозстраны. Хотелось бы вот что добавить. Очень бы хотелось, чтобы эта информация была доступна участникам рынка, потому что это на самом деле больной вопрос. Мы очень часто не имеем информации о том, что происходит в сельском хозяйстве. То есть основная функция Минсельхоза – это информирование участников рынка о том, что происходит на рынке (сколько посеяно, сколько убрано), причем оперативно. На сегодняшний день в открытых источниках нет информации о севе озимых культур на территории России по регионам. Юрий Алексеев: Надеюсь, вас услышат. Елена Тюрина: Есть план сева яровых, который был озвучен на совещании на этой неделе, опять же в целом по России. Все сделали фотографии тут же со слайда, который демонстрировал представитель Минсельхоз. Юрий Алексеев: Инсайд, инсайд. Елена Тюрина: Потому что нет этих источников. А мы должны понимать, что происходит на рынке. То есть мы должны оперативно реагировать в своей аналитике и информировать. Нам приходится информировать рынок о том, что происходит. Юрий Алексеев: Владислав Леонтьевич, время подходит к концу, к сожалению. Вам, вероятно, последний вопрос. Как эту золотую середину найти? Нам же постоянно объясняют: «Сначала вы внутренний рынок наполните, а потом излишки будете продавать за границей». Но мы сегодня выяснили, что лидеры по экспорту – они же и лидерами по импорту очень часто оказываются. Как золотую середину найти конкретно для нашей страны? Владислав Корочкин: Ну, сложный вопрос. Мне кажется, ее слишком напряженно искать не нужно. Это то, что мы говорили. Если мы будем открывать рынки, внешние рынки и будем много производить на территории Российской Федерации, то вот эта золотая середина сформируется автоматически. Юрий Алексеев: Друзья, спасибо всем. Получается, что, несмотря на трудности, все-таки есть основания полагать, что ситуация с ростом экспорта продуктов агропромышленного комплекса и дальше будет меняться к лучшему. А главное – мне кажется, все-таки окончательно для себя решить, что мы готовы играть по правилам мировых рынков продовольствия, готовы играть по-взрослому и отступать не намерены. Вот как только это понимание придет, может быть, тогда и обороты будем наращивать быстрее. Это была программа «ПРАВ!ДА?». Смотрите нас по будням на Общественном телевидении России. Меня зовут Юрий Алексеев. Правда у каждого своя.