Москва, Бийск, Иркутск, Киров – список городов, где сейчас под угрозой разрушения находятся здания с вековой историей, можно еще продолжать. То и дело возникают споры о сносе, реконструкции, реставрации и фактически жестоком обращении с архитектурным наследием. Мы поговорили с заслуженным архитектором России Дмитрием Величкиным и участником общественного движения «Архнадзор» Игорем Шиховым. ДОМ БУЛОШНИКОВА Адрес Большая Никитская 17, строение 1 за последние несколько месяцев узнали не только москвичи. Трехэтажный дом купца Булошникова XIX века постройки решила перестроить одна коммерческая фирма: из нежилого превратить в девятиэтажный ЖК. Волна возмущений поднялась еще осенью. В январе прошли все этапы публичных слушаний. Представители компании «Мэйнэстейт», как и горожане, мнение свое высказали, только в зале было очень шумно и стороны друг друга не услышали. После этого мэр Москвы Сергей Собянин предложил провести дополнительную экспертизу по вопросу сноса этого дома. Хотя о сносе речи и не шло. И это не единственное противоречие. «Одни утверждали, что это исторически ценный объект. Другие доказывали, что после многочисленных реконструкций – это просто новодел на месте бывшего купеческого дома. Одни говорили, что существующее здание снесут. Другие утверждали, что не собираются это делать. Одни считают, что увеличение максимальной высоты до 32 метров нарушит гармонию старинной улицы, другие говорят, что на Большой Никитской уже сегодня достаточно зданий выше этой отметки. И т.д.», - написал Собянин на своем сайте. Архитектор Александр Скокан так прокомментировал РБК возможную стройку: «В Москве уже давно практикуется следующий подход. От подлинного здания оставят фасад и, отступив метров шесть, построят стеклянную коробку, которая будет громоздиться над домом Булошникова. Скорее всего, так и будет. Конечно, это лучше, чем если бы его сломали совсем и на этом месте поставили какую-нибудь дрянь. Это, безусловно, разрушит композицию улицы, и в общем-то это фальшак. Окончательное решение о судьбе дома будет принято после экспертизы. «По заявкам девелоперов принятые ПЗЗ (правила землепользования и застройки, - примечание редактора) то и дело корректируются столичными властями. Причем утверждение предложенных корректив происходит в Москве за закрытыми дверями — в градостроительно-земельной комиссии (ГЗК) столицы. Публичные слушания впоследствии создают организаторам некоторые проблемы по части «управляемой демократии», но… их вердикт не имеет для проекта определяющего значения, закон требует лишь, чтобы они были проведены», - сказано на сайте «Архнадзора». О правовых отношениях власти и общества в архитектурных вопросах мы поговорили с Игорем Шиховым, участником общественного движения «Архнадзор». На каком этапе ситуация с домом Булошникова? До сих пор нет протокола по публичным слушаниям. Окружная комиссия связывает это с тем, что очень большой объем предложений и замечаний пришлось обрабатывать. Создана некая рабочая группа при департаменте культуры Москвы, которая должна обследовать здание и установить его правильный возраст. Потому что в документах Мосгорнаследия он фигурирует как банк тысяча девятисотых годов. Пока у этой рабочей группы было два заседания. Было составлено техническое задание на обследование. Видимо, эта та самая экспертиза, про которую говорил мэр. По мнению некоторых участников, на общественных слушаниях не получилось услышать друг друга. Почему? Действительно было достаточно шумное мероприятие. Во-первых, туда пришли двое политиков решать какие-то свои политические задачи. А во-вторых, комиссия очень быстро закрыла процедуру – сбежала, можно сказать. И поэтому ничего там особенного сказано не было, кроме наиболее адекватного выступления Никиты Шангина. Другие выступления к самой процедуре слушаний уже мало имели отношения. Замечаний после собрания было подано более трех тысяч. Это высказано мнение людей. Именно ради учета и выяснения этого мнения проводятся слушания. Люди однозначно высказались против изменения ПЗЗ. То есть против увеличения параметров застройки, возможной на этом участке. Против того, чтобы вынести этот конкретный участок из зоны охраняемого землепользования. Реакция мэра на это, в общем-то, была адекватной. Здесь суть проблемы в том, что есть участок, который находится в зонах охраны. Поэтому здесь должно быть законодательное ограничение на градостроительную деятельность. Что мы имеем: буферную зону объекта всемирного наследия Московский Кремль, зону строгого регулирования застройки, и, мы имеем прецедент, когда в девяностые годы был искусственно вырезан участок из охранной зоны. А охранная зона – это самое строгое ограничение в градостроительной деятельности. Она не просто дает ограничения на высотность, на плотность застройки, а она дает регламент каждому участку о том, что не может быть произвольного строительства, а оно может быть только в режиме регенерации исторической среды. Конфликт в том, что застройщик пытается изменить правила игры. Он пытается, не имея здесь регламента установленного, установить собственный регламент. Как сохранить памятники архитектуры? Какие должны быть инициативы от местной власти и нас с вами? Здесь вопрос не сохранения отдельных памятников, а вопрос сохранения всей исторической среды. Среды, в которой эти памятники и придуманы. Вот для этого и существуют охранные зоны. Не хватает экспертной проработки градостроительных решений об исторической части до того, как застройщик выходит со своими предложениями. Одним из таких инструментов могло быть придание статуса исторического поселения, которое тоже строго определяет предмет охраны. Это может быть Камер-Коллежский вал – граница Москвы на конец XVIII века, или Московская окружная железная дорога – граница города на начало XX века. О конфликте современной застройки и сохранении исторической среды города мы поговорили с заслуженным архитектором России Дмитрием Величкиным. У российской архитектуры сегодня есть единый стиль? Каким бы словом вы его назвали? Да нет никакого стиля сейчас. Стиль технологий и коммерции. А почему так получилось? Когда был перелом, после которого Россия потеряла свое архитектурное направление? Это связано с тем, что, во-первых, появились новые технологии проектирования. Во-вторых, это то, что социальный заказ сейчас больше рассчитан на коммерческую составляющую, чем на создание архитектурного образа. В-третьих, архитекторов, как таковых, отстранили от управления процессом проектирования. Уже полтора года действует распоряжение о том, что архитектор не обязан подписывать акт приемки-сдачи здания. Упразднили паспорта на строения, где есть архитектор-автор, придали ему несколько другие функции. То есть теперь архитектура – это не искусство? Можно по-разному отвечать на этот вопрос, но архитектура – это более сложная категория, чем то, что пытаются у нас, в Москве, в частности, выдать за нее, потому что большие объемы, в которых строятся дома или комплексы, это все среднего уровня. Технически может быть и грамотные вещи, но эстетически нет. Но ничего с этим не поделаешь, потому что наша жизнь показывает, что новое производство, новые технологии начинают размножаться… Ну я уж не говорю про политические составляющие. Там отдельная история. Почему у нас перестраивают старые здания на новый лад, а не создают прежний архитектурный облик? Не умеют или это не нужно? Каждому времени своя эстетика. Почему не нужно? И художественные мастера у нас еще сохранились. У нас есть школа архитектурная, которая эти традиции еще сохраняет. Но, когда сегодня вы у народа спрашиваете, что такое архитектура, люди говорят: какие-то здания, что-то строят. А по сути, не очень люди разбираются в этом. Мне трудно ответить на этот вопрос, потому что в Москве, которая вся такая разноликая: от конструктивизма, барокко, классики и Бог знает чего; народ к этому относится так – есть где жить, есть теплый сортир – отлично! Все остальное не так важно. Типовая застройка – это хорошо или плохо? С одной стороны, нужно расселить многомиллионное население, а с другой – дома все одинаковые. Типовая застройка, которая появилась у нас в конце пятидесятых – начале шестидесятых годов, - это государственная программа по удовлетворению нужд населения в жилье. Потому что до этого жили в бараках, жили в коммунальных квартирах, и до сих пор живут. Необходимо было людям предоставить комфортность проживания. Поэтому появились эти дома. Конечно, квартиры там даже в 35-40 метров, по сравнению с коммуналкой, безусловно рай. А что касается типологии, она так устроена, что невозможно каждый дом индивидуально проектировать, потому что это очень дорого. Поэтому какая-то унификация произошла. Другое дело, когда есть какая-то ячейка, или дом состоящий из ячеек в среде, которая уже сформировалась, то мне кажется, идти путем реновации, которая затевается московским правительством, не очень правильно. Правильнее проводить реконструкцию этих домов и не всегда нужно увеличение площади. Потому что все это за собой тянет кучу всяких вещей, например, инфраструктурных: увеличиваются мощности, увеличиваются дороги, не хватает парковок и так далее. Это очень сложная проблема и мне кажется, не самый правильный путь решения ее с помощью реновации. Городская реклама, киоски – магазины шаговой доступности мешают пространству российского города найти себя? Реклама, как довесок к любой цивилизованной жизни всегда была. Во все времена, кроме советского, потому что тогда рекламировали только на торцах домов и не всегда какую-то важную продукцию. Я считаю, что должно быть уместное размещение этого. Что касается киосков, во всех крупных городах Европы есть рынки: в Риме, Милане. В Лондоне есть целая улица, которая занята под рынок. Это нормально, просто к этому нужно относиться цивилизованно. Что включает в себя понятие «креативный кластер»? Оно характерно только для Москвы и Петербурга? Я не люблю слово «креативный». Есть уместные вещи, есть неуместные. А креатив подразумевает какую-то мудреную идею или еще что-то. Это особенно свойственно молодым людям, которые за креатив принимают все, как им кажется, новые возможности, новые перспективы. Но, если говорить о среде, она ведь не только из креатива состоит. Она состоит из людей прежде всего. И люди сами формируют взгляды на архитектуру. Может ли архитектор отказаться от проекта по этическим соображениям? Ответ – да! Может и таких примеров немало. Я знаю очень уважаемых архитекторов, которые сумели найти в себе мужество отказаться от авторства. Каким должно быть развитие российских городов в соответствии с изменением их потребностей, экономики, демографии и так далее? Если речь идет о небольших городах, то жители этих городов должны быть заняты чем-то, у них должна быть интересная работа, которая удовлетворяет все их потребности. И все благополучие города должно быть построено на том, что жителям, которые там живут, должно быть комфортно. Ну это и сохранение среды, истории. Потому что у нас варварски относятся к истории. Начиная от северных областей, южных – сносят что-то, ломают или не обращают внимания, как разрушаются храмы или какие-то памятники архитектуры прошлого и позапрошлого веков. Речь идет о том, что нужно создать условия, при которых людям и комфортно жить, и комфортно работать, и комфортно сохранять свою историю. Какую ценность представляет собой дом Булошникова? Фото Лейла Мустафаева Дом Булошникова, несмотря на его трудную судьбу и все реконструкции в девяностые годы, является памятником среды. Это одна из прославленных улиц Москвы, в которой есть определенный ритм и масштаб застройки, к которому все привыкли. И нарушение этого масштаба в центре города просто не допустимо. Нельзя реконструировать этот дом в том аспекте, в котором предлагается. В стране есть политика развития туризма, в Москве, как в городе с большой историей, туристам прежде всего показывают старые улицы. Не противоречит ли это попыткам застроить исторический центр современными домами? Это противоречит. Я считаю, что в пределах Земляного вала или Бульварного кольца нужно все заморозить. Нужно отреставрировать все, привести в порядок, навести определенный регламент эксплуатации зданий – и там ничего не трогать, потому что это наша история. ЧТО ЕЩЕ ТЕРЯЕТ РОССИЯ БОРОВСК, Калужская область Небольшой городок основан в 1358 году. Это колыбель старообрядчества. В одном из типичных домов XIX века с простым каменным низом и резным деревянным верхом находится музей-квартира Циолковского. Купеческие дома и современные здания украшают росписи Владимира Овчинникова, местного художника. Это сценки из городской жизни прошлого и фантазии, соединяющие исторических и литературных персонажей. За почти семьсот лет в городе были пожары. Деревянный Боровск не сохранился. А вот более поздние дома и церкви стоят до сих пор. Но осенью 2018 года кое-что уничтожили – а кое-что спас общественный бунт. Три дома отстоять не удалось. А всего под снос должны были пойти больше дюжины домов XIX века. На месте одного из них администрация планировала построить стоянку. Сейчас в городе действует мораторий на снос исторических зданий. Его срок истекает уже этой весной. БИЙСК, Алтайский край Бийск – ворота Горного Алтая. Основан Петром Первым. В советское время рядом со старым возвели новый город с типовой застройкой. В старой части сохранилась не вся история. Но городу повезло с жителями – они сами ее восстанавливают и берегут. Сейчас неравнодушные пытаются спасти от разрушения целый комплекс домов, которые из-за нехватки денег в бюджете могут разрушиться – без возможности восстановления. Здание местного краеведческого музея – бывший купеческий особняк – своим сегодняшним видом показывает плачевное отношение к истории городской, да и всероссийской. Мэр города хочет разрешить ситуацию, но не знает, как, признается он в этом честно. Программа «Большая страна» посвятила выпуск проблеме Бийска. И оказалось, что спасти город можно, и здесь это может получиться даже быстрее, чем в других регионах с подобной ситуацией – потому что власть и жители заодно. А практические советы им дали в эфире. Вологодская область Под угрозой уничтожения не только городские объекты прошлого, но и старые дома, храмы и другие постройки в сельской местности. О том, как в Вологодской области разрушаются церкви, рассказал корреспондент ОТР Максим Волков. Один их храмов – памятник архитектуры федерального значения. И деньги на реконструкцию нашлись. А с мастерами не повезло. Сделали только хуже. Другая церковь, что на небольшом искусственно созданном островке, страдает не только от постоянных приливов воды, которые размывают фундамент, а еще и от рук людей: рисуют на стенах, разбирают на кирпичики, да и еще много как портят двухсотлетний храм.